Пирс Энтони - Жгучая ложь
– Пустяки, мне не впервой, – пробормотал я. Все тело отчаянно болело, но возвращение чувствительности само по себе являлось признаком выздоровления. А боль – явление временное. Она пройдет, как только завершится исцеление.
– Тебя принес конь, – продолжала женщина. – Ты где-то получил страшные ожоги и был при смерти.
– Ну конечно, – припомнил я, – эти проклятые стрекозлы едва не изжарили меня.
– Но теперь, вижу, дело идет на поправку, а потому скажу тебе кое-что. Гости у меня бывают нечасто, и я не привыкла разводить церемонии. Зовут меня Панихида, живу я одна – и меня это вполне устраивает. Поэтому чем скорее ты выздоровеешь и отправишься своей дорогой, тем лучше для нас обоих. Твой конь никуда не делся – пасется на лугу, рядом с домом.
Итак, эта мужчина предпочитала одиночество хорошей компании. Дело хозяйское – навязываться я не собирался. О нас, варварах, и о варварской манере обращаться с женщинами ходит множество слухов, но, как правило, их распускаем мы сами в рекламных целях. В действительности варвары предпочитают иметь дело с теми женщинами, которым они по вкусу, тем паче что женщин таких более чем достаточно.
– Меня зовут Джордан, – представился я. – Вообще-то я путешествую в поисках приключений, но сейчас выполняю одно важное поручение. Все мои болячки заживут очень быстро, так что я у тебя не задержусь. Спасибо, что позаботилась обо мне. Тебе, наверное, пришлось повозиться – насколько мне помнится, я был весь в грязи.
– Это уж точно, – подтвердила Панихида. – Песок прямо въелся в твою плоть. Уж я мыла-мыла, еле отмыла. Поначалу-то я вообще приняла тебя за мертвеца, но потом приметила, что ты вроде дышишь. Раны и ожоги я обработала бальзамом, и он подействовал быстрее, чем можно было ожидать. Но досталось тебе основательно – ты часом не в драконье логово залез? Впрочем, – продолжила она, не дожидаясь ответа, – парень ты крепкий. В наши дни такой мужчина редкость.
– Варвар как варвар, – с улыбкой отозвался я, – широк в костях, да умишко не ахти... – Тут я слукавил – в тот момент, благодаря продолжавшемуся воздействию белой лианы, с умом у меня все было в порядке. – К счастью, Пука не бросил меня в беде.
– Твоего коня зовут Пука? Он случайно не...
– Так оно и есть. Это пука, конь-призрак. С чего бы иначе ему таскать такие тяжеленные цепи?
– Вот это да! Ты приручил коня-призрака?
– Ну... не совсем так. Мы с ним подружились. Панихида залилась смехом, и должен сказать, ей это очень шло.
– Ладно, так или иначе, он тебе верен. Ему ведь ничего не стоило бросить тебя помирать в лесу. Но сейчас он пасется, а... – Она бросила взгляд в сторону очага:
– А ты случайно не хочешь подкрепиться?
– Еще как хочу. Просто с голоду умираю.
– Да, вижу, ты и вправду поправляешься очень быстро. Хороший аппетит – верный признак выздоровления, – Да, – согласился я, – у меня всегда так. Чем тяжелее рана, тем больше потом есть хочется.
Панихида снова рассмеялась, – видно сочла мое признание шуткой, – потом зачерпнула из горшка на очаге половник какой-то темной, как ее волосы, размазни, плеснула в деревянную плошку и протянула мне. Как ни странно, кашица оказалась вкусной и весьма питательной. Я сразу почувствовал прилив сил.
– У меня во дворе растет порточник, – сказала Панихида, протягивая мне коричневый джинсы. – Сама-то я предпочитаю платья, но тебе это будет в самый раз.
– Спасибо, – ответил я, вставая с папоротниковой постели и натягивая джинсы. Они оказались почти впору.
– Удивительно, – промолвила она, разглядывая меня без малейшего стеснения. Должен сказать, что в ее поведении не было и намека на дурацкую стыдливость, свойственную многим цивилизованным женщинам, хотя во всем остальном она казалась вполне цивилизованной – не мне чета. – На твоей коже и рубцов-то, почитай, не осталось. После таких страшных ожогов...
Я пожал плечами:
– Все было не так ужасно, как выглядело. Больше грязи, чем крови.
Можно было, конечно, рассказать об особенностях моего таланта, но мне казалось это бессмысленным, поскольку я все равно собирался уходить. Да и слушал я ее без особого внимания, ибо размышлял о смысле жизни, сущности бытия, природе магии и прочих высоких материях, насчет которых никогда не задумывался ни прежде, ни потом. До чего я тогда додумался, сказать не могу, потому как нынешнего моего ума для этого явно недостаточно.
Однако сейчас, вспоминая все произошедшее в доме Панихиды, я должен признать, что в определенном смысле вел себя не так уж умно. Что поделаешь, многие великие мыслители проявляют наивность, граничащую с глупостью, когда дело касается практических сторон жизни.
– Вот уж не думала, что ты так быстро встанешь на ноги, – сказала моя собеседница. – А можно поинтересоваться, в чем заключается твое важной поручение?
– Ну, – рассеянно отозвался я, – для тебя в этом нет ничего интересного. Мне просто нужно найти один объект и доставить его в замок Ругна.
– В замок Ругна? – переспросила Панихида. В голосе ее звучала явная заинтересованность, но тогда я не обратил на это внимания. – А что, он еще не развалился? В нем до сих пор живут?
– Развалиться не развалился, но старый кроль Громден умирает. Возникла проблема с наследованием престола, поэтому я...
– Король умирает? – На сей раз в голосе Панихиды звучала неподдельная тревога.
– Да. А на освобождающийся престол претендуют два волшебника – Инь и Ян. Поэтому я...
– Инь и Ян? Но ведь они...
– Они не могут прийти к согласию, – закончил я. Чтобы выяснить, чья магия сильнее, было решено провести состязание. Поэтому я...
– Начинаю понимать. Ты работаешь на них.
– Ну... можно сказать и так. Я должен выполнить задание, и если мне это удастся, королем станет Инь. Ян с помощью своих чар всячески мне мешает. Преуспеет он – ему и сидеть на троне. Ладно, не буду утомлять тебя подробностями. Спасибо за угощение. Я, пожалуй, пойду.
– Погоди. А этот... объект, о котором ты говорил. Что он собой представляет?
– Если б я знал. Инь снабдил меня специальным заклятием, которое должно привести куда следует, но я еще не пускал его в ход. По некоторым моим прикидкам, объект должен находиться где-то поблизости отсюда, потому как путь мой предопределен, и...
– Присядь, Джордан, – ласково проворковала Панихида, – позволь мне рассказать тебе одну интересную историю. Хочешь вина?
– О, большое спасибо.
Ни один варвар не откажется от вина, да еще в сочетании с возможностью услышать интересную историю из уст красивой женщины.
Панихида принялась смешивать в чашке какие-то жидкости. Мне бы удивиться – ведь всякий знает, что вино представляет собой сок винных кувшинок. Их них его получают, в них его и хранят. Рассказывают, будто в Обыкновении вино добывают из какого-то града, но в такое трудно поверить. Сказали бы еще – из дождя!
Панихида подала мне чашу. Я отпил глоток – мне понравилось. Правда, напиток слегка горчил, но варвары народ непривередливый.
– Знаешь ли ты, что у короля Громдена есть ребенок, дочь? – поинтересовалась красавица.
– Да, конечно. Он рассказывал.
– А что еще он рассказывал?
– Ничего особенного. Вроде бы он совершил какую-то ошибку, за которую теперь расплачивается одиночеством. А жена с дочкой от него ушли. – Я рыгнул, поскольку вино пузырилось у меня в желудке.
– Ну это далеко не вся история, – заметила Панихида.
Только сейчас я начал кое о чем догадываться:
– Ты часом не...
Панихида смерила меня взглядом, помолчала, а затем продолжила, так, будто и не слышала моего вопроса:
– Король Громден очень любил свою дочурку, и не удивительно, ведь она была весьма хороша собой. В конце концов королева, его жена, начала завидовать вниманию, какое Громден уделял девочке, и из зависти наслала на нее проклятие. Принцесса не могла оставаться в замке Ругна, ибо в ее присутствии эти стены должны были рухнуть. Вместе с крышей, башнями и всем прочим. Король был опечален, но не мог допустить разрушения столицы Ксанфа и вынужден был отослать дочку. Кроме того, он рассердился, а поэтому следом зз дочерью выставил из замка и жену. Однако та не осталась в долгу и на прощание прокляла самого короля. Ничего другого она толком не умела, но по части проклятий ей не было равных, именно в умении проклинать заключался ее талант. Второе проклятие королевы заставило короля начисто забыть о первом! Бедняга принялся разыскивать свою дочь, поскольку не помнил, что сам удалил ее из замка, и не знал, что случится, ежели она вернется. Наконец ему удалось разыскать ее – но она-то все помнила. Конечно, принцесса отказалась возвращаться в замок, а король решительно не мог понять, в чем дело, ибо всякий раз, когда она рассказывала ему о проклятии, он тут же все начисто забывал. Умело состряпанное проклятие невозможно свести на нет, рассказав о его природе, – оно действует, покуда не будет отклято или не износится от времени. Проклятия же, извергаемые оголтелыми извергами, а королева родом из этого племени, не изнашиваются никогда. Поскольку Громден не унимался и уговаривал дочь вернуться, она вынуждена была солгать ему, будто не хочет возвращаться в старый унылый замок и предпочитает жить в одиночестве. Это было жестоко, но увы, необходимо.
