Пирс Энтони - Дракон на пьедестале
– Отдайте семена Зоре! – приказала Айрин. – С ней ничего не случится. – Айрин очень хотелось в это верить.
Семена передали Зоре. Ну, подумала Айрин, сейчас станет полегче. Теперь королева поняла, почему Симург так раздобрилась и решила подарить ведьме Ксантиппе столь драгоценные семена. Сомнения, распря, война в одной дряхлой и злобной руке – да они просто разорвут Ксантиппу на клочки!
Значит, так: семена в надежном месте, дорога знакома – скоро они достигнут мест, где потерялась Айви, и начнут поиски. Если повезет...
НЕ ПОВЕЗЛО. ПИФОН ЛЕЖАЛ ПОСРЕДИ ДОРОГИ. В бою с менадами змей заработал множество синяков и царапин, но все-таки выжил. Завидев отряд, чудовище подняло громадную голову и раскрыло пасть.
– Выходит, мы все еще во владениях Парнаса, – пробормотал Ксантье.
Айрин выбрала семечко змеедушки и бросила его на землю: – Расти!
Змеедушка быстро взошла, но одновременно нечто странное начало происходить у Айрин на голове. Она дотронулась до волос и обнаружила там, в волосах, РАСТЕНИЯ! Когда на вершине Парнаса она и Ксантье с Гранди собирали семена с ее одежды, эти остались незамеченными и теперь, услыхав команду, начали расти. Королева знала – надо направить внимание на семечко, и только после этого оно взойдет, – вот, кстати, поэтому и лежал тихо-мирно целый узел с семенами. Но семечко, попавшее на тело волшебницы, могло взойти само по себе, хотя и медленнее, нежели то, которым оказывалось особое внимание. И вот теперь на голове у королевы расцвел настоящий сад.
Но худшее ждало впереди. НА ГРУДИ ТОЖЕ ЧТО-ТО ЗАШЕВЕЛИЛОСЬ. Очевидно, когда дождь с дерева пролился на Айрин, семена попали и в это укромное место. Айрин чувствовала, как оно разрастается и ветвится. Сунула руку в декольте и стала ловить растение.
– Ну и местечко! – пискнул оттуда насмешливый голос. – Какие-то горы кругом, пирамиды, право слово, какие-то, прости господи, песчаные холмы!
Оно еще и острит! – задохнулась от гнева Айрин. Ну да, это не что иное, как острый язычок. Надо немедленно вытащить его и выбросить, пока другие не заметили.
– Я знал, что существуют райские уголки, – продолжал голосок, – но это уж слишком, слишком, скажу я вам, прекрасно. У меня просто лепестки идут кругом и в корнях мутится...
И тут Айрин поймала остроумца за язык, липкий и увертливый, который и хотел бы вырваться, да не мог.
– Чем это ты там занимаешься? – поинтересовался Ксантье.
– А тебе какое дело, ведьменыш! – пискнул язык. Айрин поспешно отшвырнула его в сторону. Остряк упал в слоновий куст, который в испуге затрубил. – Кило гвоздей тебе в хобот! – пожелал кусту негодный язычишко.
– Ух ты, какая у тебя прическа! – заметил голем, взглянув на волосы Айрин.
Увлекшись сражением с остроумцем, Айрин на минуту забыла, что и на голове у нее не все в порядке. Теперь она на ощупь попыталась определить, что же там выросло. Та-а-к... куст расчесок, – ой, как чешется! – потом... цветок... люби-меня-как-я-тебя... и наконец... ой, кажется, кайфовая травка...
Пифон зашипел и насторожился. Змеедушка, еще не вполне подросшая, зашипела на змея.
Ксант ударил копытом – он рвался в бой.
Айрин нашла подходящее растение – снежную бабу! Расти, велела она бабе и швырнула ее в отверстую пасть змея. Змей, натурально, проглотил бабу, ледяную изнутри и сладкую снаружи.
С минуту ничего не происходило – баба таяла внутри горячего Пифона. И вдруг змей похолодел... часть брюха посинела... пасть открылась, и ледяной пар повалил наружу... сосульки повисли на верхних клыках. Змеедушка кинулась на врага, но нашла лишь какой-то обледеневший неподвижный шланг. До-о-о-лго он будет лежать, пока опять не превратится в змея Пифона, соблазнителя женщин. Путь открыт. Ксант и Чем гордо прошли мимо.
Одну угрозу одолели, но мгновенно появилась новая. Менады, все еще преследовавшие питона, заполнили тропу. Их глаза горели кровавым огнем, их ногти были испачканы кровью. Судя по тому, что некоторые из менад хромали, змей не остался в долгу; но они по-прежнему жаждали одного – убивать.
Айрин лихорадочно рылась в сумке. И наконец нашла – ужасное семя джека потрошителя, годящееся для победы только над женщинами, а особенно над пьяными и распутными.
Джек потрошитель быстро взошел в виде куста – зеленые листья на серебристых ветках. Потом появились золотые кружочки цветов, поблескивающие в лучах солнца.
Менады завопили и бросились на куст. Они срывали золотые кружочки и швыряли ими в приближающихся путешественников, они обрывали зеленые листья – ужасно похожие на бумажные деньги – и подбрасывали их в воздух.
– Это что за растение ты им подарила? – удивленно спросил Гранди.
Айрин присмотрелась и охнула. Она поняла, что бросила не то семя.
– Ой, я перепутала. Вместо джека потрошителя кинула в них джекпотол.
– А на Парнасе, похоже, любят денежки, – заметил Гранди. – Вон как обрадовались, разыгрались.
И в самом деле, дикарки развлекались от всей души – разбрасывали монеты и бумажки, ссыпали их в кучки и устраивали дикие хороводы; дрались за бумажки с картинками, которые им, видать, особенно нравились. Но некоторым ничего не досталось. Эти вспомнили о жертвах и направились к ним, алчно сверкая глазами. Тут нам и конец, подумала Айрин.
Она покопалась в семенах и отыскала нужное, то есть джека потрошителя.
– Давай расти! – крикнула королева.
Растение с готовностью пошло в рост. Показались поблескивающие ножи, с вжиканьем срезающие все, до чего могли дотянуться.
– Ой! – вскрикнула какая-то менада, когда потрошитель резанул ее по ноге.
– Ай! – подхватила другая, схватившись за мягкое место.
– Ай! Ой! – вопила третья, едва избежавшая удара в живот.
– Да, Айрин, в твердости тебе не откажешь, – восхищенно заметил Ксантье, когда они проехали мимо корчащихся менад и продолжили спуск с горы.
– Ну вот, убедился, что не все женщины мягкие, как подушки, – ехидно отозвался голем.
– Но наша милая кентаврица... начал возражать Ксантье.
Тут Ксант кашлянул, а Чем почему-то покраснела.
И у кентавров есть свои тайны, свои чувствительные места.
– Наша милая Чем такая здоровая, такая могучая, – иначе, чем хотел, завершил Ксантье.
И кентаврица и гиппогриф сразу просветлели.
Что-то между ними произошло тогда, ночью, поняла Айрин.
– Зора! – радостно воскликнул Ксантье. – Зора мягкая и кроткая! У нее нет склонности к насилию.
– Да, все ее склонности давно угасли, – согласился голем. – Мертвые не кусаются.
– Зора хоть и ни жива ни мертва, но не бессмертна, – вступилась за несчастную Айрин. – Это разные вещи. – И тут она вспомнила, что Зора выглядела отнюдь не кроткой овечкой, когда встала перед фуриями. Зора спасла ее от гибели и достойна уважения, и не о чем тут спорить. – Зора милая девушка, – только и сказала она.
– Зора так нам помогает, – подхватил Ксантье. – Несет эти ужасные семена, чтобы мы не пострадали. Если бы и ее одолели сомнения, злоба и желание уничтожать, она превратилась бы в зомби-тигрицу.
– Точно, – согласился голем и глянул через плечо на Зору.
Айрин тоже посмотрела на Зору. А как сама Зора относится ко всем этим словесам вокруг нее? А той, казалось, и дела никакого не было до споров-разговоров. Ехала себе безмятежно, и вид у нее был очень даже ничего – кожа посветлела и почти очистилась от ужасных разрывов, лицо прояснилось и обрело пристойное выражение, волосы распушились, словно недавно вымытые, и заблестели.
– Среди зомби тоже разные встречаются. Есть и воинственные, – сказала Чем. – Во время недавней волны нашествия иные зомби дрались, как бешеные. А Зора у нас и в самом деле кроткая. Даже фурии это заметили. А при жизни она наверняка вообще ангелом слыла.
Ты, Чем, немного ошибаешься, мысленно заметила Айрин. Фурии обратили внимание не на кротость Зоры, а на то, что она при жизни прекрасно относилась к своим родителям. Тебя, милая кентаврица, не было с нами, когда фурии произносили свои речи, поэтому ты слышала звон, да не знаешь, где он, что, впрочем, не так уж и страшно.
– И каким же надо быть мерзавцем, чтобы не оценить такую девушку и довести ее до самоубийства, – добавила королева уже вслух.
– Она покончила жизнь самоубийством? – спросил Ксантье.
– Да, из-за несчастной любви. Ее попросту обманули.
– Людей я не трогаю, но этого негодяя точно продырявил бы, – мрачно заявил Ксантье. – Он совершил самый мерзкий проступок – поклялся и предал.
Как здорово сказал этот мальчишка, мысленно восхитилась Айрин. Я его ни капельки не люблю, но если бы полюбила, была бы за ним как за каменной стеной. Уж он-то не предаст.
Зора, как и прежде, ехала молча. Айрин вдруг устыдилась – ведь они до сих пор считают Зору какой-то бесчувственной куклой. Причем – и это, быть может, хуже всего – никто не хочет ее обидеть. Просто все безропотно следуют ксанфскому правилу – относиться к зомби как к неодушевленному предмету.
