Таина - Здравствуй, Хогвартс в сапогах!
Библиотека.
Блейз аккуратно выглянул из-за стеллажа с книгами по практическому маггловедению и быстро спрятался обратно. Велико было желание вообще убежать из библиотеки, но нависающий над ним Драко Малфой не давал этого сделать.
— Драко, коси изюм. Я не могу. — Выдохнул Блейз, еще раз высунувшись из-за стеллажа.
— Поздно. — Малфой вложил в руки друга букет фиалок и одним целенаправленным пинком под зад вытолкнул того на встречу…
Полумна Лавгуд отвлеклась от книги и пристально посмотрела на мнущегося Блейза, эффектно вылетевшего из-за соседней полки с книгами.
— Привет, Блейз.
— Э-э-э, привет… Полумна. Ты что здесь…
— Учусь, — Девушка заправила прядь белых волос за ухо и кивнула на свою книгу. — Снейп задал…
— А… Ну, учение… Оно же Люмос, а неученье Нокс… — Пробормотал Блейз и сам удивился своей нелепости.
Из-за того же злополучного стеллажа послышался тяжелый вздох и оттуда как чертик из табакерки выскочил Драко Малфой. Он выдернул из крепко сжатых рук Блейза фиалки и протянул их Полумне.
— Эээ, Полумна. — Драко улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. — Ты прости моего друга. На него мантия мала, вот она и затормаживает прилив крови в мозг. Обычно он куда сообразительнее. Да, и вообще в нем масса изюминок, он практически кекс. Так что берите друг друга в оборот и здоровья в личной жизни вам, дети мои. — Драко исчез так же неожиданно, как и появился, успев на прощание блеснуть зубом.
— Прогуляемся? — Блейз широко улыбнулся, решив таки оправдать свое наличие «изюминок».
Гостиная Гриффиндора.
Джинни, которой уже надоело наблюдать, как Гермиона ходит из угла в угол, косясь на часы, не выдержала.
— Напиши ему сама!
— Не могу! — Вздохнула Гермиона. Потом резко подняла глаза. — Это кому написать? Я не поняла тебя, Джинни… — Поняв, что ее поймали, девушка все же решила уходить в несознанку.
Младшая Уизли скривилась. — О-о-о, Герм, брось ломать комедию. Да, я все знаю. Нет, Гарри и Рон ничего не знают. А вот ты не мучайся и не жди, возьми и сама напиши ему.
Гермиона аккуратно опустилась кресло, обдумывая сказанное подругой.
— А откуда?..
— Неважно.
— А.
Через полминуты староста Гриффиндора все же нарушила молчание.
— Джинни, я не могу ему написать! Он же мужчина, он…
Джинни тряхнула рыжей головой. — И что с того! — Фыркнула девушка. — Бери и пиши.
Гермиона все еще была не уверена.
— Он мужчина. Он должен первый написать. Вообще его создали первым!
Для Джинни, не терпевшей всякие беседы о неравенстве полов, это был не аргумент.
— Да, первым. Ха. Я тоже сначала пишу черновик, — Хмыкнула рыжеволосая гриффиндорка.
Гермиона в упор посмотрела на Джинни и расхохоталась.
В это время в окно постучал красивый филин, к лапе которого было привязано письмо. В авторе послания сомневаться не приходилось.
— О! — Джинни улыбнулась. — Оказывается, все было зря, он таки написал тебе. Действительно мужчина, — Одобрительно высказалась шестикурсница и тихо покинула ликующую Гермиону. Хотя любопытство так и одолевало…
«Знаешь…
Я пытался не думать о тебе.
Но это оказалось сложно.
Так же сложно как нарисовать радугу черными чернилами.
Научить венгерскую хвосторогу играть на флейте балканские мотивы.
Вырастить Каберне Совиньон на Северном полюсе.
Я не настолько крут.
28. 3 сверху. 15 справа. Цвета ночного неба. 385.
Д.»
Гермиона улыбнулась, подавила в себе желание поцеловать письмо и быстро покинула гостиную Гриффидора.
— Ты куда? — Крикнула ей вдогонку Джинни.
— В библиотеку, — отозвалась Гермиона. Радостная, как слон.
— Вот романтики, блин. Я с них улыбаюсь. — Покачала головой Джинни и села писать короткое послание Деннису Криви, пусть поставит что-то романтичное, создаст детям настроение.
Гермиона в это время уже успела добежать до библиотеки. Проигнорировав хмурый взгляд мадам Пинс, девушка быстро отыскала двадцать восьмой стеллаж. Итак, третья полка сверху… И пятнадцатая книга справа. Аккуратно, боясь нарушить какое-то мистическое таинство, девушка достала с полки темно-синюю книгу с тисненым золотом названием. Забыв дышать, Гермиона открыла книгу на триста восемьдесят пятой странице и углубилась в чтение. Строки эти были ей знакомы, но никогда она и подумать не могла…
Александр Пушкин
ПРИЗНАНИЕ
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам…
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей…
Закончив читать, Гермиона обернулась. Драко Малфой стоял, небрежно прислонившись к полке и держа в руке белую розу. Глаза его смеялись.
Гермиона, прижав книгу к груди, медленно подошла к слизеринцу.
— Пушкин?
Драко улыбнулся. — Он гениален.
И прежде чем Гермиона успела еще что-то сказать, Малфой нежно коснулся губами ее губ.
Who can say
Where the road goes
Where the day flows
— Only time
And who can say
If your love grows
As your heart chose
— Only time…[29]
Деннис явно умел создать атмосферу. А со своей биографией он опять решил подождать.
Глава 33 или ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
Эйфория закончилась, happy end
— Эх, Панси… — Теодор Нотт покачал головой. — Посмотри, как наяривают, — парень еще раз аккуратно высунулся из-за стеллажа с книгами и хмыкнул, — а ты еще утверждала, что она тверда и неприступна как черствый зефир.
Панси надулась и сложила руки на груди.
Если посмотреть на план хогвартской библиотеки сверху, то это выглядело бы примерно так: в левом ее крыле, между двадцать восьмым и двадцать девятым стеллажами самозабвенно целовались Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, из-за тринадцатого стеллажа периодически выглядывал Теодор Нотт и обязательно отпускал ехидный комментарий в сторону почему-то обиженной Панси Паркинсон. Миллисент Булстроут, которую взяли с собой как-то случайно, тихо хрумкала вафлей.
Гарри Поттер, которому вдруг срочно понадобилась какая-то мозгодробильная книга, еще не знал, что через сорок одну секунду он произнесет сакральную фразу «что здесь, боггарт возьми, происходит?!». Фразу, без которой не обходится ни один роман, особенно если ответ очевиден.
«Что здесь происходит, происходит…» — перековеркает его раздасованный Нотт и тихо заметит, что за такие вопросы, вкупе с неожиданным появлением, на голову роняют канделябр. А потом поднимают и роняют еще раз.
Заинтересованная Панси резко вырвет из рук Нотта бинокль, к которому далее жадно прилипнет, кусая губы и переживая за блондина.
Миллисент Булстроут будет продолжать тихо хрумкать вафлей.
Гарри потребует объяснений, Драко ответит ему, что он может получить только от мертвого осла уши.
Панси не без злого удовлетворения заметит, что сюда бы еще Уизли, и Драко точно бы залабали Шопена[30]. По закону Мерфи, это ее замечание окажется пророческим.
Рон Уизли, толком не разобравшись в ситуации, попытается двинуть Драко в челюсть под кричащий аккомпанемент Гермионы и испуганный вздох Панси. Ему помешает это сделать Джинни, которой любопытство не дало терпеливо подождать в гостиной и она отправилась в библиотеку «на подглядеть».
Гермиона будет крепко сжимать руку Драко, как бы умоляя его сохранить терпение, и не усугублять ситуацию.
Панси Паркинсон попытается вытолкнуть Нотта на помощь Драко, на что получит ответ, то Тео болен клаустрофобией. Недоуменно заметив, что клаустрофобия — это боязнь замкнутого пространства, которого там немного не наблюдается, Панси опять же получит резонный ответ.
«В гробу! В гробу есть замкнутое пространство!» — нервно пискнет Теодор.
Только что начавшийся, но уже успевший себя зарекомендовать как бесконечный, сей спор прервет Олег Николаевич Шматко и сообщит всем присутствующим, что после таких общемировых выяснений отношений всегда побаливает харизма, а так же предложит всем скопом отправиться в баню. В прямом и переносном смысле тоже.
В бане у всех присутствующих, ну, кроме Гермионы, действительно трагически переживающей всю сложившуюся ситуацию, проснется воинствующий детский азарт.
Рон Уизли, который захочет, чтобы его попарили веником, вскоре пожалеет об этом. Ибо по какой-то нелепой случайности, его милый с виду веник окажеся сделанным неизвестным умельцем из веток Дракучей Ивы. По еще более нелепой случайности, у Драко Малфоя поломается дверная ручка, и тот будет вынужден просидеть в парной, пока его не обнаружит там специальная бригада спасателей в лице полуголого Блейза Забини и смущенной Гермионы.
