Илья Новак - Мир вне закона
– И что с ним стало? – поинтересовался паучник.
– Однажды накачал в себя столько разной дряни, что не смог вернуться. Тело его сейчас в какой-то частной клинике, а мозги по-прежнему – в Шелухе… Но картины он рисовал – закачаешься.
Паучник немного подумал и сказал:
– Ну и чдо? Задо у меня знагомый татуиробщиг… Во, смодриде… – Он до пупа расстегнул рубаху и продемонстрировал нам бездарно выполненную татуировку, изображавшую улбона, который кусал сам себя за хвост. В середине шедевра красовалась кривая узкоглазая рожа, навевающая неприятные мысли. Тварь в исполнении паучникового татуировщика более всего напоминала кусок шланга с глазами, а у рожи неестественно выпирала челюсть и перекашивало рот.
– Вод эдо, – Крант ткнул пальцем в улбона-самоеда, – Мировой Улбон, символизирующий бесгонечность Гонгломерада, а вод эдо, – палец ткнулся в образину, – эдо, мля, я! Шигарно, да? Чувсдбуеде философию?
– Ну и фигня, – констатировала Лата, но, к счастью, ее слова заглушил треск ломаемых Чочей кустов, и они не долетели до ушей напыжившегося от гордости паучника.
Мы вышли на берег большого неглубокого озера – из воды торчали стволы деревьев. У середины озера они росли гуще, между ними виднелись приземистые строения. Дождь как раз прекратился, серая водная гладь напоминала гигантское зеркало, в котором отражались облака.
– Пришли, – констатировал Чоча и устало опустился на землю.
– И что дальше? – спросил я.
Чоча сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул.
– Если не хотим плыть, то надо подождать, – пояснила Лата и дотронулась до воды ногой. – Не такая уж и холодная, но…
– Но плыть все равно не хочется, – заключил я, присаживаясь рядом с Пат-Раем. – Мои сапоги еще толком не успели высохнуть.
– Кстати! – Лата повернулась ко мне: – Насчет сапог. Ты, кажется, еще в Хоксусе выдвигал одно условие, помнишь? А раз так, то после того, что произошло на телеге… давай-ка…
– А что произошло на телеге? – уточнил я.
– Какое такое условие, сестра? – поинтересовался Чоча.
Лата осеклась, глянула на брата, затем на меня. Я перевел безмятежный взгляд с нее на Чочу и пожал плечами.
– Так о чем это вы? – переспросил Пат-Рай.
– Ни о чем, – буркнула Лата, зашла по щиколотки в воду и стала умываться.
– Гажись, гдо-до блывед, – просипел Крант.
Мы посмотрели. От строений между деревьями к нам действительно кто-то приближался.
– Надеюсь, тут прием будет не таким, как в Леринзье, – вполголоса пробормотал я.
– Нет, – подтвердил Чоча. – Большинство рыбаков – мои друзья.
– Я ж гоборил, вас бросто бриняли за шбионов Гленсуса, – добавил Крант. – А даг все обошлось бы мирно. Ходя догда вы не бобали бы в кледки и меня бовесили… Даг чдо нет худа без добра… Уй, е-мое, чтоб я сгис!!!
Я оглянулся. К нам подплыла и поднялась во весь рост в нескольких метрах от берега девушка с коротко и неровно подстриженными волосами… голая. Тряхнув головой, она с любопытством оглядела нас.
– Милка в своем репертуаре, – пробормотал Чоча.
– Вот бесстыдница, прости господи! – в сердцах воскликнула Лата.
– Пат-Раи, – не обращая внимания на их слова, задумчиво произнесла девушка. – Здравствуй, Лата… Здравствуй, Чоча, – поздоровалась она чистым беззаботным голосом. – Маленький паучник… – Взгляд голубых глаз, пройдясь по подбоченившемуся паучнику, остановился на мне: – И новый мальчик…
– Тьфу ты! – Лата топнула ногой, по озерной глади разошлись круги.
– Рыжий… – Так же безмятежно продолжала девочка, которая, кажется, привыкла вслух комментировать все, что видела. – Вам надо в Невод?
– Да, Милка, – подтвердил Чоча и встал. – Нам в Невод. Карась там?
– Там.
– А Маманя, Старик, Белафон?
– Все там. Там-там… Сегодня большая рыбалка была, а вечером надо рыбу в замок отвозить.
– Сегодня? Это удачно. Кто поплывет?
– Белафон.
– Ладно, Милка, пригони-ка нам лодку. И скажи Карасю, чтобы достал то, что я оставил ему на хранение. А Мамане – чтоб чего-нибудь состряпала.
– Хорошо… – Девушка окинула нас безоблачным взглядом и уплыла.
Чоча почесал затылок и несколько смущенно разъяснил нам с Крантом:
– Милка это… Девчонка Старика и Мамани. Не обращайте внимания, она всегда такая.
– Такая голая? – уточнил я.
– Нет, такая… беззаботная.
Милка вскоре возвратилась. Она сжимала зубами конец веревки, привязанной к небольшой плоскодонке. Над низким бортом торчали два весла. Совершенно не смущаясь, она встала, развернула лодку и толкнула ее кормой к берегу.
– Мама сварила уху. Горя играет. Остальные пакуют рыбу. Они все рады, что вы пришли в гости. Садитесь по двое. Я вернусь еще раз.
– Мы с Крантом поплывем первыми, – решил Чоча. – Рыбаки, в общем, не имеют ничего против паучников, но лучше будет, если я поприсутствую при знакомстве. Ты как, Крант?
– Все б борядге, браделла, – согласился паучник и прыгнул в лодку. – Вмесде, даг вмесде. Нигагих расовых бредрассудгов бродив вас, дылд, у меня нед.
Пока сопровождаемая Милкой плоскодонка курсировала между берегом и Неводом, я спросил:
– Ты упомянула какой-то Нимб. Что это? Из какой вы с Чочей реальности?
– Жемчужный Нимб, – сказала Лата. – Нижний.
– И что это означает?
– Там всего один город на реальность. Расположен в кратере давно потухшего вулкана. Он так называется – Жемчужный Нимб. И разделен на два сектора, Верхний и Нижний. Верхний сплошь заполнен гостиницами, борделями, казино, ипподромами, отелями, тотализаторами, лототронами всякими, кегельбанами, саунами… А в Нижнем живут люди… вроде нас. Этот Нимб, короче говоря, развлекательная реальность. Одни прожигают деньги, другие жизнь.
– А что прожигали вы с Чочей?
Она покосилась на меня и сказала:
– Твое какое дело? Я, между прочим, тоже кое-что хотела у тебя спросить.
– Они уже там…
Мы замолчали, увидев Милку с лодкой.
– Чоча познакомил паучника с нашими. Они садятся обедать. Спешите, а то вам ничего не достанется. Лата, ты с каждым днем становишься все красивее.
– Только не вставай! – поспешно сказала Лата и сама развернула лодку. – Сиди, где сидишь. Уиш, залазь! – скомандовала она, перешагивая через борт.
Мы вплыли под кроны деревьев. Лата сидела на корме, Милка плыла впереди, я греб. До нас донеслись струнные аккорды, и вскоре нос лодки во что-то уткнулся. Вытащив весла из уключин, я положил их на дно, встал и обернулся.
Между деревьями на коротких сваях возвышались помосты и строения жилого, полужилого и вовсе не жилого вида. Над покатыми крышами из труб поднимался дым и быстро рассеивался в наполненном влагой воздухе.
Милка вылезла на помост, привязала лодку и надела на себя нечто вроде короткой рубашки без рукавов и с широким воротом.
– Вон там-там… – Она помахала рукой в направлении сложенного из неотесанных бревен дома и ушла.
Я прыгнул на помост и помог влезть Лате. Музыка теперь звучала громче. Я пошел в обход дома, Лата двинулась за мной. Мы миновали дом и увидали Чочу с Крантом – они сидели за столом на высоких лавках и вовсю наворачивали что-то из глиняных мисок. У меня заурчало в животе.
– Лата, кликни Маманю, – попросил Чоча. – И позови Старика с Карасем.
Лата ушла в дом, а я взгромоздился рядом с Пат-Раем. Не поднимая головы, паучник подмигнул мне и облизнулся.
– Од дагая жрачга! – Он показал большой палец. – У нас в Леринзье рыбой не часто бобалуешься. Сюда еще чего-нибудь гребкого… Одбразднобадь осбобождение.
Из дома появились Лата и дородная тетенька в сером платье, обе с мисками и ложками в руках. Вглядевшись в лицо незнакомки, я признал в ней ту самую женщину, которую во время облавы видел на площади Хоксуса вместе с тремя детьми.
– Здрасьте! – сказал я, когда они подошли и поставили миски на стол. – Не узнаете меня?
– Что-то не припомню, милок, – прищурившись, ответила она. – Как звать?
– Уиш Салоник. – Я широко улыбнулся, что не помешало мне отправить в рот первую ложку восхитительно горячей ухи.
– Серьезно? Твои старики, видать, любили пошутить. Я – Маманя. Чоча, как поешь, иди в дом, не нравится мне твоя нога.
– Мне и самому она не нравится, – проворчал Пат-Рай.
К столу подошли двое рыбаков, одетые в одинаковые грязно-серые штаны и рубахи, один поплотнее и помоложе, а второй уже почти старик, худой как щепка и сутулый.
– Так вот, я говорю, просыпается она под утро, – хрипло рокотал второй.
– Это ж прям сил никаких не хватает! – возмутился первый. – В твои-то годы! Окстись, не порть гостям аппетит!
– Что наши годы… Как раз в самый раз. А аппетит после етого токмо улучшается.
– Карась, Старик, это – Уиш, новичок, – представил меня Чоча. – А это Крантуазье.
– Паучник, что ли? – уточнил Старик.
– Паучник. Имеешь что-нибудь против?
– Да вроде нет. По мне, хоть паучник, хоть фенгол, все едино. Никогда не видел паучниковых самок, однако…
