Терри Пратчетт - Монахи истории. Маленькие боги (Мелкие боги)
— И Кто бы мне сказал, как он ухитрился, — сказал Урн. — Никто никогда не проходил через лабиринт без гида. Как ему удалось?
Слепые глаза Дидактилоса смотрели сквозь Бруту. — Не представляю, сказал он. Брута повесил голову. — Он действительно сделал все это? — сказал Симони. — Да. — Ты идиот! Ты полный кретин! — вопил Ом. — И ты бы повторил это перед людьми? — сказал настойчиво Симони. — Пожалуй. — Ты бы выступил против Квизиции?
Брута жалобно уставился в ночь. Позади пожары Эфебы слились в одну оранжевую искру. — Все что я могу сказать, это то, что я помню, сказал он. — Мы все покойники, сказал Ом. — почему бы тебе просто не выбросить меня за борт? Этот пустоголовый захочет, чтобы мы вернулись в Омнию!
Симони задумчиво потер подбородок. — У Ворбиса много врагов, сказал он, в определенных обстоятельствах. Лучше бы он был убит, но все назовут это убийством. Или даже мученичеством. Но суд… если будут свидетели… если они хотя бы подумают , что будут свидетели… — Я вижу ход его мыслей! — кричал Ом. — Мы спасены, если ты заткнешься!
— Ворбис на скамье подсудимых, — размышлял Симони. Брута побледнел от этой мысли. Это был тот тип мыслей, который почти невозможно удержать в голове. Это был тот тип мыслей, в котором не было смысла. Ворбис на скамье подсудимых? Суды случались с другими. Он вспомнил Брата Мардака. И солдат, погибших в пустыне. И все то, что было сделано остальным людям, в том числе и Бруте. — Скажи, что не помнишь! — вопил Ом. — Скажи ему, что не можешь вспомнить!
— И если бы его судили, сказал Симони, его признали бы виновным. Никто не рискнул бы поступить иначе. Мысли всегда медленно продвигались в голове Бруты, подобно айсбергам. Они медленно приходили и медленно уходили, и пока они были, они занимали много места, большей частью под поверхностью. Он подумал: “Худшее заключается не в том, что Ворбис плох, а в том, что он заставлял хороших людей поступать плохо. Он превращал людей в подобия себя. Этого не излечить. Ты заразился от него. Не было слышно ни звука, кроме плеска волн о корпус Безымянного Корабля и вращения философского двигателя. — Если мы вернемся в Омнию, нас поймают, сказал Брута. — Мы можем пристать подальше от портов, страстно сказал Симони. — Анк-Морпорк! — кричал Ом. — Перво-наперво мы должны доставить Г-на Дидактилоса в Анк-Морпорк, сказал Брута. — Потом я вернусь в Омнию. — Можешь меня там и оставить! — сказал Ом. — Я быстро найду себе несколько верующих в Анк-Морпорке, не важно, во что они там веруют!
— Никогда не видел Анк-Морпорка, сказал Дидактилос. — Так что по-прежнему живешь — учишься. Я всегда так говорил, он повернулся лицом к солдату. — Вопя и пинаясь. — В Анке есть наши эмигранты. сказал Симони. — Ты будешь там в безопасности. — Удивительно! — сказал Дидактилос, только подумайте, этим утром я и не знал, что я в опасности. Он снова сел внутри корабля. — Жизнь в этом мире, сказал он, как это и было всегда, есть пребывание в пещере. Что мы знаем о реальности? Все что мы можем узреть об истинной природе существования, есть, пожалуй, не более, чем смущающие и вызывающие изумления тени, отбрасываемые на внутреннюю стену пещеры невидимым ослепительным лучом света абсолютной истины, по которым мы можем определить или не определить проблеск достоверности, и мы, как ищущие мудрости троглодиты, можем поднять свои голоса к незримому, и смиренно сказать: “Ну, давай, сделай Деформированного Кролика… он мне больше всех понравился.”
* * *
Ворбис поковырял ногой пепел. — Костей нет, сказал он. Солдаты стояли молча. Серые пушистые хлопья разваливались и немного разлетались в утреннем бризе. — Неправильный пепел, сказал Ворбис. Сержант открыл было рот. — Будь уверен, я узнал бы тот, о котором говорю, сказал Ворбис. Он прошелся над обуглившейся крышкой люка и ткнул ее пальцем ноги. — Мы проследили, куда ведет туннель, сказал сержант, с интонациями человека, который вопреки опыту надеется, что если его голос будет звучать подобострастно, то он избегнет гнева. — Он выходит наружу у доков. — Но если войти в него из доков, он не приведет сюда, задумчиво проговорил Ворбис. Дымящийся пепел, казалось, завораживал его. Бровь сержанта изогнулась. — Понял? — сказал Ворбис. — Эфебцы не стали бы строить дорогу наружу, которая была бы и дорогой внутрь. Мозг, задумавший лабиринт, не сделает такого. Должны быть… створки. Возможно, последовательность приводящих в движение камней. Ловушки, действующие лишь на пути в одну сторону. Пролетающие лезвия, появляющиеся неожиданно из стен. — А. — Самые хитрые и запутанные, несомненно. Сержант провел сухим языком по губам. Он не мог читать Ворбиса, как книгу, ибо никогда не было книги вроде Ворбиса. Но у Ворбиса были определенные привычки мышления, которые через некоторое время можно изучить. — Вы желаете, чтобы я взял отделение и проследовал по нему от доков, сказал он глухо. — Я как раз собирался предложить это, сказал Ворбис. — Да, лорд. Ворбис похлопал сержанта по плечу. — Не расстраивайся, сказал он бодро, — Ом оберегает сильных верой. — Да, лорд. — Потом доставите мне полный отчет. Но в первую очередь… они не в городе?
— Мы обыскали его полностью, лорд. — Никто не ушел через ворота? Значит они отправились морем. — Весь эфебский военный флот под контролем, лорд Ворбис. — Бухта кишмя кишит мелкими корабликами. — Им некуда отправиться, кроме открытого моря, сир. Ворбис взглянув вдаль, на Кольцевое Море. Оно заполняло мир от горизонта до горизонта. Ниже лежало грязное пятно равнин Сто и неровная линия вершин Рама, на всем протяжении до высящихся пиков, которые еретики называют Пупом, но который, на самом деле, он знал, является Полюсом, видимым вокруг дуги мира только потому, что путь света искривляется в атмосфере, как в воде… и он увидел размытое белое пятно, вьющиеся далеко в океане. У Ворбиса было отличное обозрение, с высоты. Он поднял пригоршню серого пепла, некогда бывшего принципами навигации Дикери, и позволил ему медленно протечь сквозь его пальцы. — Ом послал нам попутный ветер, сказал он, спустимся в доки. В водах сержантского отчаяния оптимистически забилась надежда. — Вы не желаете, чтобы мы исследовали туннель, лорд?, сказал он. — Ох, нет. Вы сможете сделать это по возвращении.
* * *
Урн ткнул в медную сферу куском проволоки, пока Безымянный Корабль барахтался среди волн. — Ты не можешь его подхлестнуть? — сказал Симони, не видевший разницы между машиной и человеком. — Это философский двигатель, сказал Урн, — Битьем тут не поможешь. — Но ты же говорил, что машины буду нашими рабами, сказал Симони. — Не в смысле битья, сказал Урн. — Сопла забились солью. Когда вода вырывается из сферы, она оставляет позади себя соль. — Почему?
— Не знаю. Вода любит двигаться налегке. — Мы остановились! Ты можешь что-нибудь сделать?
— Да. Подождать, пока остынет, прочистить и залить свежей воды. Симони безумно озирался. — Но мы все еще в виду берега!
— Тыможет быть, сказал Дидактилос. Он сидел в середине корабля, скрестив руки на верхушке своего посоха и выглядел, как пожилой человек, которого редко выводят подышать свежим воздухом, а потому он этим очень доволен. — Не беспокойся, никто не сможет увидеть нас здесь, сказал Урн. Он ткнул механизм. — В любом случае, меня слегка расстроил этот винт. Он приспособлен двигать воду, а не двигаться по воде. — Он запутался? — сказал Симони. — Завинтился. — весело сказал Дидактилос. Брута лежал на остром конце, глядя вниз в воду. Маленькая раковинка плыла следом, прямо под водой. Ему было интересно, что же это… …и он зна л, что это обычная бутылочная ракушка, класс головоногих, семейство Mollusca, и у нее внутренняя хрящевая опора вместо скелетной, и хорошо развитая нервная система, и большие воспринимающие изображение глаза, подобные глазам позвоночных. Знание мгновение повисело на переднем плане его мыслей, а потом пропало. — Ом? — прошептал Брута. — Что?
— Что ты делаешь?
— Пытаюсь уснуть. Знаешь, черепахам надо много спать. Симони с Урном бились на философским двигателем. Брута взглянул на сферу… …сфера радиуса r, которая имеет объем V=(4/3)(pi)rrr, и площадь поверхности A=4(pi)rr… — О, мой бог… — Что там опять? — сказал голос черепахи. Лицо Дидактилоса повернулось к Бруте, схватившемуся за голову. — Что такое pi?
Дидактилос вытянул руку и успокоил Бруту. — Что происходит? — сказал Ом. — Я не знаю! Это просто слова!. Я не знаю, что в книгах! Не умею читать!
— Много спать полезно для здоровья. — сказал Ом. — Так получается здоровый панцирь. Брута рухнул на колени посреди качающегося корабля. Он чувствовал себя подобно домовладельцу, неожиданно вернувшемуся и обнаружившему, что в доме полно чужих. Они находятся в каждой комнате, не угрожая, а просто заполняя собой пространство. — Книги истекают!
— Не представляю, как это возможно, сказал Дидактилос. — Ты сказал, что ты просто взглянул на них. Ты их не читал. Ты не знаешь, что в них написано. — Они знают, что в них написано!
