Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере
— Живой!!! — радостно завопил кто-то, и крик этот прозвучал довольно зловеще на фоне усиливающегося плача.
«Что это было?» — думал ангел, стоя над мертвым человеком.
— Ну ты как? — спросил подошедший к ангелу главный дезертир. — А?
— Живой, — ответил ангел.
— Федьку убило, — скорбно сообщил дезертир.
— Кого?!
— Ну того, что с нами с машины прыгал, ружье еще обломал…
— напомнил дезертир.
У ангела нога заболела сильнее, и он опустился на землю.
— Ты чего? — спросил дезертир. — Тоже задело?! Ангел кивнул.
— Ну отдохни пока, я там сейчас разберусь, — забормотал главный дезертир.
— Надо ж дальше идти, а то не успеем.
Ангел снова остался один. Хорошо освещенная луною ночь не скрывала происходящего в ней, и видел ангел, как люди поднимали лежавших на земле и сносили их в одно место, как строители-стахановцы стали рыть большую яму у самой дороги, как какая-то баба бросалась на одного лежавшего на земле и не давала двум красноармейцам поднять его, чтобы отнести к остальным лежавшим. Все видел ангел, но понять причину обрушившегося на них бедствия не мог. Не могла это быть карающая рука Божия потому, что Господь милостив. Не мог это быть и дьявол, потому как ударяет он выборочно. Нет, не мог понять ангел: откуда взялся этот каменный дождь, остановивший их шествие, словно бы нарочно не желавший их вхождения в Новые Палестины.
А ночь тем временем отступала. Из заземных глубин всплывали первые лучи. И звезды тускнели, и будто небо втягивало их в себя, в свою синюю ткань, пропадали они совсем, и на их месте ничего не оставалось.
Ветерок поглаживал кроны леса, шелестя листьями. Пели птицы. Плакали, уже почти беззвучно, женщины и , старухи, сидевшие на земле рядом с мертвецами. Уставшие, дрыхли на опушках лесных оставшиеся в живых и среди них — АрхипкаСтепан.
Все было хорошо на земле, и с природной точки зрения — красиво. Посреди поля возвышался черный камень-скала с пообтесанными боками — пришелец из миров потусторонних и непонятных. Может быть — осколок потухшей и застывшей звезды, может быть, что-нибудь другое. А вокруг него большими градинами лежали сотни таких же черных округлых камешей размерами от детского кулака до медвежьей головы.
Восходило солнце, и лучи, уткнувшись в эти каменные градины, заставляли рождаться новые и совершенно незначительные тени, и только тень от камня-скалы ложилась на землю широко и могла бы укрыть собою до двух десятков человек — положи ты их там в рядок, а то и в два ряда.
Ангел спал, но боль от ушибленной ноги пробиралась и в сон; и вот уже снилось ему как ноет нога и как он, пытаясь идти куда-то — наверно, в те самые Новые Палестины, мучается и оплачивает страшной болью каждый шаг, сделанный в желанном направлении. И не видит он из-за этой боли ничего и никого вокруг, думая и беспокоясь лишь об одном: как бы не отстать от других, как бы не потеряться. А на деле идет он в полном одиночестве и единственная спутница его — боль — страшна и мучительна, но никак не отделаться ангелу от ее присутствия.
А тем временем солнце вставало все выше, укорачивая тени. И стали один за другим просыпаться оставшиеся в живых: и красноармейцы, и крестьяне, и строители. И стали они собираться вместе и говорить о трагическом происшествии, пытаясь найти причины или каким-либо иным способом объяснить смерть товарищей. И не могли они этого сделать так, чтобы все были согласны с объяснением.
А ангел все спал. Тень от высокой ели, укрывавшая его, еще не была подрезана солнцем.
— Архипка! Где Архипка? — спрашивал громко мужичок в грязном, замазанном высохшей глиной ватнике.
— Ну что? — ответил Архипка-Степан осипшим голосом, видимо простудила его охладившаяся ночная земля, на которой он спал.
— Пошли! — сказал мужичок. — Там тебя требуют. Надо решать, как там хоронить наших и что дальше делать. Архипка-Степан подошел.
— Вот он, пропустите Архипку! — звонким голосом перекрыл разговаривавших людей малорослый горбун. — Пусть он решает!
Архипку пропустили в середину и тут же стали засыпать вопросами, но хор вопросов был настолько спутанным, что беглый колхозник, знавший путь в Новые Палестины, озадачился и ни слова не говорил.
— Вы вот что, по одному давайте! — сказал он, когда хор затих.
— Хоронить как? С ружейным залпом или искать попа для отпевания? — быстро проговорил один из красноармейцев.
Архипка-Степан задумался глубоко. Потом сказал:
— Надо и с залпом, и с отпеванием, чтобы все было по-людски.
— А закапывать? Всех разом или построим здесь кладбище? — прозвучал следующий вопрос.
Понял Архипка-Степан, что нелегкое это дело —пользоваться уважением у сограждан. Будь он простым беглым колхозником, никто бы не задавал ему таких трудных вопросов и уж тем более не требовал на них обязательных ответов.
— Давайте я помогать ему буду! — вдруг предложил толпе малорослый горбун, продвигаясь поближе к Архипке.
— А ты кто ему такой? Брат, что ли?! — недружески спросил один из строителей-стахановцев.
— Я счетоводом был, — ответил горбун с неподдельной гордостью за свое прошлое.
— Ну пусть Архипка решает — хочет он тебя в помощники али нет! — уже покладистее сказал кто-то из красноармейцев.
— Пускай, пускай будет! — с радостью ответил Архипка-Степан;
— Ну так давай, помогай живее! — сказали после этого горбуну-счетоводу.
— А что там за вопрос был? Про то, как закапывать? — переспросил горбун. — Ну так я думаю вот что: надо рассортировать покойников на три ямы, так чтоб красноармейцы к красноармейцам, строители к строителям, а колхозники к колхозникам. Потом пересчитать их и закопать в общих, чтоб было понятно, кто где лежит.
— Дело говорит! — поддакнул кто-то из колхозников.
— А баб? — спросил кто-то. — Баб куда закапывать? Они ж все крестьянские…
— Да нет там баб! — ответил кто-то другой.
— Как нет? Что, ни одной не убило?! — удивился вслух кто-то третий.
Красноармеец сходил к мертвецам, проверил и, возвратившись, подтвердил:
— Не, нет там баб, одни мужики. Народ пожал плечами от удивления.
— Ну че, копать будем?! — призывно спросил горбун-счетовод.
Строители взяли в руки лопаты и привычно, будто под фундамент яму начали рыть, взялись за работу.
Ямы углублялись прямо на глазах. Земля была мягка и податлива, да и до удивления легка, из чего строители сделали вывод, что совсем недалеко уже осталось до Новых Палестин.
Проснулся ангел. Встал. Огляделся вокруг и, увидев работающих строителей, подошел к ним.
— А ты где был? — окликнул его главный дезертир, тоже наблюдавший за рождением братских могил.
— Спал, — ответил ангел.
— Счас похороним, закопаем этих, тогда можно будет еще поспать до темноты, а ночью уж наверняка на место придем. Как думаешь?
— Придем! — ответил ангел уверенно по причине того, что сам твердо верил в достижимость Новых Палестин.
Ямы вскоре выкопали и все разом пошли сортировать мертвецов.
И тут выяснилась еще одна озадачившая всех вещь — среди убитых не оказалось ни одного колхозника. Было это красноармейцам и строителям как-то неприятно, и косились они на крестьян с явно выраженным во взглядах неудовольствием.
— А может, они своих ночью закопали, по-людски? — предположил вдруг красноармеец Трофим, тяжко переживавший гибель своего товарища Федьки, — Да нет, не хоронили мы никого,.. — отвечал кто-то из крестьян.
— А над кем же ваши бабы всю ночь выли? — тут же спросил, как к стенке поставил, другой красноармеец.
— Да над вашими и выли! — ответил кто-то из крестьян. — Вы ж без баб пошли, над вами ведь и повыть некому, случись что!
Этим словам, казалось, поверили, и зависла над полем тишина тягостная, какая возникает порою на осенних кладбищах.
В этой тишине рассортированных мертвецов поднесли к двум ямам, и выяснилось, что красноармейцев погибло одинадцать человек, а строителей восемь, и в числе этих восьми был и бригадир, знавший письменные секреты строительства коровников и жилых домов.
— Надо бы митинг провести, как положено… — неуверенно, но очень упрямым голосом сказал красноармеец Трофим. — Чтоб боль нашу высказать.
Красноармейцы зашумели негромко и одобрительно. Крестьяне промолчали, так как не знали они о природе митингов ничего. Собрания были им известны, а митингов в колхозах еще не проводилось.
— Ну тогда я начну! — осмелевшим голосом заявил красноармеец Трофим, и тут же народ отодвинулся от него, образовав круг, в центре которого и остался красноармеец. — Я говорить не мастак… Трудно мне говорить, но очень жаль мне товарища своего Федьку, погибшего прошлой ночью за правое дело… И хоть не знаем мы, кто наших товарищей убил, но я от имени Красной Армии перед лицом народа клянусь найти и отомстить врагу, сделавшему это грязное дело.
Договорив, Трофим ушел из середины человеческого круга, и осталась эта середина пустая. А люди траурно молчали, думая о погибших.
