Сергей Климов - Как я чёрта искушал
Ночью немного удалось выспаться. Слово «немного» подразумевает часа четыре и то только после того, как я отыскал в доме священника вату и заткнул ею уши. Батюшкин богатырский храп, подобно гласу мамонта, зазывающего свою самку для любовных игр, разносился по дому, будто ураган. Даже две большие подушки над головой не в состоянии были спасти меня от этих громовых раскатов. Что самое обидное, я не мог придумать ничего такого, что могло бы это прекратить. Не придушить же его за это? Хорошо, хоть вата помогла.
Утром в связи с этим у меня было не лучшее настроение, но ни о чём не подозревающий байкер улыбчиво встретил меня, сонного, на кухне, приглашая отведать собственноручно приготовленные им горячие гренки с шоколадным маслом. Я быстро растаял, подобно маслу на гренке, и не стал укорять его. Будем считать, что он прощён.
Вот что значит быть счастливым! Сутками раньше, когда я спал, обняв свою Оленьку, даже слабого отголоска батюшкиного храпа мне не было слышно, хотя его комната находилась там же, где и сегодня, – через стенку. Да, любовь всё-таки делает нас глухими и слепыми к определённым аспектам жизни. В чём-то это, несомненно, преимущество, в чём-то напротив – легкомыслие.
А вот Борюня, любовный пакостник, как обычно предстал перед нами этаким хлыщом в белой сорочке апаш, аккуратненькой жилетке, весеннем пальто, чистых отутюженных брюках и начищенных туфлях.
– Ты на бал собралась, Золушка? – поздоровался я.
– Да, мой принц, вези меня на своём сером коне! – в тон пропищал Борюня.
– Ага! – вскинулся я. – Значит, ты не случайно купил себе женский зонтик и уже как дважды меня целовал?!
– Фу, Кирилл, какой ты пошлый! – оскорблённо произнёс он своим обычным голосом. – Между прочим, если бы я дважды не сделал тебе искусственное дыхание, тебя бы сейчас здесь не было.
– Тебя бы тоже! Ты бы уже в аду был!
– Так, – остановил меня он. – Начнём всё заново. Доброе утро!
– Здравствуй, мой верный вассал!
– Тьфу ты, Кирилл, с тобой невозможно общаться! Буду лучше с отцом Виталием говорить.
– Привет, Боря, – посмеиваясь над нами, сказал священник и пожал «рогатому» руку.
– Ай-яй! – взвизгнул чёрт, выхватывая стиснутую длань.
– Ой, прости меня ради святых небес, Борис! Я же вроде несильно… чуточку только прижал и… – извиняясь пролепетал батюшка.
– Вот это чуточку! Чуть руку не сломал! – потирая пальцы, пропыхтел Борька.
– Сильна десница ратоборца Божиего! – торжественно заявил я и философски заключил: – Хорошо день начался!
Первым делом заехали к Оле. Нажав на звонок в дверь её квартиры, я затаил дыхание. Было ещё утро, если она дома, то в университет ещё не ушла. Но, на моё удивление, мне открыли совершенно незнакомые люди и сообщили, что они живут в этой квартире почти десять лет, а моя Оля никогда здесь прежде не жила. Чертовщина какая-то!
Но батюшка снова расставил всё по местам:
– Говорю же тебе, твоя Оля, которая тебя простила и поверила в то, что ты искуситель Бориса, сейчас у отца Льва. В параллельной реальности ты привёз Олю в город, о чём тебе сказала вчера её мама, а в нашей реальности Оли, как и отца Льва, не существует и никогда не существовало.
Видя мой перепуганный вид, он сказал:
– Если нам удастся победить в этой гонке, всё станет на свои места, как и было прежде.
– А если нет?
– Ты хочешь услышать ответ?
– Нет! – спохватился я. – Я пошутил.
Полдня мы выискивали следующий монастырь. Заехали в такие дебри, что насилу потом выбрались. Нас вновь ожидал облом. Никаких новых беспамятных просительниц к ним за последние месяцы не поступало. Мы немного приуныли и ещё потому, что на выезде из монастыря застряли в грязи. Ребятам пришлось толкать, хотя Борюне этого делать было и необязательно. А смысл? Батюшка, наверное, и вагон сдвинет, если захочет, а тут – какая-то «девяносто девятая». Но упрямый чёрт честно измазал свои туфельки в грязи и мог теперь с уверенностью считать, что в процессе решения проблемы поучаствовал. Такие вот теперь черти пошли, с достоинством!
Когда небо уже начало озаряться звёздами, мы достигли стен очередного женского монастыря. Судьба, наверное, к вечеру этого дня уже устала мучить сердце отца Виталия, поэтому, снова отыскав настоятельницу монастыря – тщедушную мрачную старушку с неприветливым лицом, – мы чуть было не прыгнули на неё от радости, услышав заветное «да, она у нас».
– Вы уверены, что это именно она? – дрожа, уточнял байкер, потрясая перед лицом матушки паспортом Варвары.
– Как вы сказали вас звать? Отец Виталий? Я вам повторяю: да, эта девушка… сейчас припомню… около пяти месяцев назад появилась у нас. Сидела у ворот и просила милостыню. На эти деньги покупала свечи, ходила на службы, молилась. Мне сразу же рассказали о ней. Я пыталась выяснить, откуда она, но она и сама не знала. Память утратила. Я сжалилась над ней и разрешила ей жить в монастыре и работать. Она трудолюбива и верна Богу.
– Значит, она до сих пор у вас?
– А куда же ей податься, когда без памяти она. Скажите, а вы, собственно, кто такой? Нет, то, что батюшка, я поняла. – Она покосилась не столько на его крест, сколько на синий глаз. – Я имею в виду, кем вы приходитесь нашей Олесе?
– Вообще-то её зовут Варвара, – поправил священник. – А я её муж. Вот её паспорт, а вот мой. Вот, видите, отмечена регистрация нашего брака. Пожалуйста, – нетерпеливо сунул он ей в руки паспорта. – Да и повенчаны мы.
– Да, вижу, что муж, – как-то не очень радостно произнесла настоятельница, возвращая документы.
– Пожалуйста, позовите её, я забираю её домой, – настойчиво произнёс байкер.
– Конечно, вы вправе забрать свою жену, но позвольте прежде спросить: что с ней случилось?
– Она ушла из дома и не вернулась. Много позже я узнал, что она была сбита машиной, доставлена в больницу, а после каким-то невероятным образом добралась до вашего монастыря. Позовите мою Варвару.
Настоятельница замялась:
– Мы все усердно молились Господу нашему о том, чтобы происхождение Олеси открылось. Бог услышал наши молитвы. Я счастлива, что нашёлся её муж. Только сегодня уже поздно, вы сможете встретиться со своей женой завтра.
– Как так? Почему? – по-детски обиделся батюшка.
– Отец Виталий, у нас здесь свои порядки. После пяти вечера любые визиты запрещены.
– Но послушайте, матушка Алевтина, я не видел свою жену полгода, нельзя ли в виде исключения…
– Нельзя, – даже жёстко остановила его настоятельница. – Порядок есть порядок, и вы должны это понимать, если утверждаете, что имеете свой приход. Со своими спутниками вы можете переночевать в комнатах близ монастыря. Они предназначены для гостей-мужчин. Я могу распорядиться.
Виталик посмотрел на нас. Борька согласно кивнул, я тоже. А что, есть другой выход? То есть вход! Не ломиться же нам по спальням монашек!
Было видно, что наш байкер обижен, подавлен и возмущён. Я его поддерживаю. Всему же есть свои границы. Муж с таким трудом отыскал спустя полгода свою потерявшуюся жену, а эта ему «порядок есть порядок». И ведь думает, что своим занудством Богу служит. Вот таких, наверное, Христос и называл фарисеями…
Недалеко от монастыря располагались скромные номера. Длинное двухэтажное здание с верандой на первом этаже и балконом на втором было разбито на большие комнаты, в каждой из которых помещалось шесть панцирных кроватей. Эта гостиница своей структурой напомнила мне общежития в детских летних лагерях, в которых я в своё время отдыхал, а комната, честно говоря, больничную палату. Но это было не важно – лишь бы переночевать. Столовой здесь, к сожалению, не было, но продуктовый магазин был недалеко. И ещё был душ. Обо всём этом рассказал нам молодой мастер печных дел Бронислав, работающий в монастыре и живущий в домике неподалёку. Он показал нам комнату на втором этаже и замечательнейшим образом поднял настроение. Дело в том, что работал молодой парень Бронислав в женском монастыре по одной простой причине. Он был гей.
* * *На вид Бронислав был немногим старше нас с Борькой и немногим младше Виталия. Выглядел он соответствующе своей сексуальной ориентации. Белые модно стриженые волосы блестели, будто намазанные гелем (других мыслей и допускать не хочется), и были тщательно зализаны набок. Тоненькая бородка и усики, окаймляющие детский ротик, ярко подчёркивали пухлые алые губки, которые, наверное, были самой выразительной частью его лица. Хотя глазам тоже следует уделить внимание. У Бронислава они были грустные и добрые, как у слона в зоопарке. Сам он был, как говорится, в теле и не без лишнего веса, но не толстяком. Внезапной компании он очень обрадовался, а удостоверившись в нашей дружелюбности, так и совсем расцвёл весенним бутоном.
Он показал мне, где припарковать машину, и поднялся вместе с нами в комнату.
– Ой, мальчики, как я рад, что вы остановились у нас. Вокруг одни женщины, никакого мужского общения! – с типичным женским капризным акцентом восклицал он.
