Александр Матюхин - Голова, которую рубили-1
— Нет. Может, это Мусор пришел?
— М-милиция! Нас посадют! — просипел Сева, вновь стремительно бледнея.— Они выследили нас по отпечаткам ног и пришли брать! Я н-не хочу в тюрьму!
Сева подскочил с дивана и бросился прочь из зала. Тихо скрипнула дверь туалета, и щелкнул замок.
Стук во входную дверь повторился.
— Ну, марципан, твоя дверь — тебе и открывать.
Понятное дело, что мне. Не Яркуле же с его фраком и хищным оскалом. Я вышел в коридор и увидел лохматую голосу Севы, высовывающуюся из полуоткрытой двери туалета.
— Меня нет, вчера тоже не было и вообще меня у тебя... найдешь что придумать, друг,— зашипел он и, стукнувшись макушкой о край двери, скрылся в темноте кабинета всеобщих раздумий.
В дверь настырно постучали снова.
— Иду, иду.— Я нарочно пошаркал пятками по линолеуму, словно шел с кухни, очень усталый и засыпающий на ходу.— Кто там?
— Милиция,— донеслось из-за двери. В туалете что-то шумно упало, вероятно, стукнувшись головой об унитаз. Вдобавок это «что-то», похоже, снова потеряло сознание.
— Откройте, пожалуйста, мы хотим задать вам несколько вопросов.
— Сколько? — нагло поинтересовался я.
— Много,— ответили мне в тон.— Открывайте, гражданин, неподчинение органам милиции — грех.
Я по себе знал, что милиция у нас в городе наглая, двери взламывает через две на третью и больно бьет дубинками куда попало. Пришлось открыть, и я с удивлением узрел на пороге Треба собственной персоной. Одет он был в видавшую жизнь милицейскую форму явно не его размера, буквально трещавшую по швам в плечах. Из-за спины Треба со следами задумчивой угрюмости на лице выглядывал Гольбах. Картофелин на лестничной площадке не наблюдалось.
Хвала мне, поскольку сориентировался я быстро и взял себя в руки. Из логических умозаключений выходило, что раз Треб явился ко мне домой в истинном своем обличье, то он либо совершенно уверен в своих силах, либо думает, что в морге я его не разглядел. Разубеждать его в обратном я не собирался.
Треб тем временем внимательно осмотрел коридор за моей спиной, затем спросил:
— Ваше? — и ткнул мне под нос раскрытый паспорт. Я отстранился, ловя фокус, и разглядел фотокарточку. Неужели?! До боли знакомые лопухи, узкий подбородок и трагически взирающие в объектив камеры глаза. Как вы думаете, кто бы это мог быть?!!
— Не мое,— сказал я.
Треб удивленно приподнял левую бровь. Вслед за ней приподнялся уголок рта, обнажая заостренный клык желтоватого цвета. Я изобразил удивление, и клык тотчас исчез.
— Как это не ваше? А чье же?
— Это моего друга Севы,— невинно отрапортовал я.— Там же написано. Вот. Где вы его нашли?
Треб недоуменно посмотрел на паспорт, и мне стало понятно, что читать по-нашему, поземному, его никто не учил. Как, собственно, и различать наши лица. Треб несколько раз переводил взгляд с фотографии в паспорте на меня, потом в голове его что-то отчетливо щелкнуло, и он вынужден был сознаться:
— Вы правы, молодой человек. Но в таком случае эта вещь наверняка принадлежит вам.
К величайшему моему изумлению, Треб порылся в нагрудном кармане и извлек визитную карточку. Это действительно была моя визитка! Год назад, когда я работал в одной крупной фирме, я от нечего делать набрал на компьютере шикарную визитку, распечатал, наверное, с десяток экземпляров и раздал своим друзьям и знакомым. Конечно, была моя визитка и у Севы, хотя с работы я уволился бог знает сколько времени назад.
Ну, по крайней мере, стало совершенно понятно, каким образом меня нашел Треб. Дело за малым — вытурить его в три шеи, подальше от моей квартиры. Она и так кишит разнообразного рода существами и инопланетянами.
— Этот человек с фотографии разыскивается по подозрению в убийстве,— пояснил Треб.
Что-то не подозревающее, что я разговариваю совсем не с милиционером, шумно упало в туалете.
— Неужели? — громко воскликнул я, картинно всплеснув руками.— Такой хороший человек был, вы не поверите...
— Это кто там у вас упал? — подозрительно спросил из-за спины Гольбах.
— Мыши,— выпалил я,— много мышей. У меня. В квартире. Вот.
— И в туалете тоже?
— Везде. Я их развожу для лабораторий. Как одна набирает шесть кило, так я ее и отношу. Шесть кило — шесть долларов. Меньше кило- меньше долларов...
Судя по взглядам фальшивых милиционеров, мои доводы не возымели желаемых результатов. Я сник.
— Можно мы войдем и посмотрим? — спросил Треб, отстраняя меня рукой и захоДя в коридор.
Я отступил, но вовсе не потому, что уважаю милиционеров. Просто, мне думается, откажись я их впускать, от моей двери могла бы остаться очень маленькая кучка серого пепла.
Треб и Гольбах вошли и остановились, вертя головами. У меня сложилось впечатление, что они ожидают, когда на них свалится изрыгаю- щий проклятия джинн или какой-нибудь граф Яркула, на худой конец.
Я проследовал за ними в зал и обнаружил, что там тихо и пустынно. То есть вообще никого нет. Первое, что бросилось мне в глаза, были маленькие изменения, произошедшие в зале за период моего отсутствия. На столе вместо головы Саря стоял круглый аквариум литров на тридцать, с подсветкой и трансформатором. Внутри вальяжно перебирали плавниками две рыбешки с шикарными хвостами и переливающимися на свету чешуйками.
— Что за порода? — оживился Гольбах, присаживаясь у аквариума. С поистине детским трепетом он открыл стоявшую тут же баночку с кормом и насыпал в аквариум две щепотки. Рыбешки еду проигнорировали и скрылись за большой ракушкой.
Я промямлил что-то похожее на «горбункулус длиннохвостый». Тут меня отвлек Треб, поинтересовавшийся, что это за картина над диваном. Я едва не спросил, что за картина, но невиданная сила услужливо зажала мне рот.
И правильно сделала!
На картине был изображен какой-то бравый наездник времен Петра Первого. Был он явно нерусского происхождения и более всего напоминал розовощекого и длинноволосого графа Яркулу. Несколько изменилась внешность. Возник прямой, с узкими ноздрями нос, какие принято называть «римскими», раскосые глаза, задумчиво всматривающиеся в туманную неизвестность, и острый подбородок, горделиво вздернутый к небесам. Узнать Яркулу было почти невозможно, но еще сложнее было узнать того, на ком бравый наездник восседал! Если бы не зеленый цвет кожи и красные зрачки, мне бы и в голову не пришло сравнить дракона на картине с джинном Ирдиком. Тем не менее это был он.
— Где-то я этого человека видел,— пробормотал Гольбах, вытаскивая маленькое пенсне с овальными стеклышками.
— А как же. Это сам Александр Васильевич Македонский и есть,— сказал я первое, что пришло в голову.
— На драконе? — удивился Гольбах.
— Фэнтези,— брякнул я,— вольная фантазия художника.
— А тут написано, что это Гай Юлий Цезарь.— Гольбах нацепил пенсне и зашевелил губами.— Вот... мнэ-э... в момент победного шествия по Риму!
— Разве? Ах да! Македонский висит у меня в кабинете, на работе, а это самый настоящий что ни на есть Гай Юльевич... мм.
Гольбах задержался у картины еще малость, затем присоединился к Требу, который стоял перед шкафом и изучал его с такой тщательностью, словно на дверцах были начертаны древние магические руны.
Я присел на краешек дивана и посмотрел на рыбок. Та, что побольше, смотрела на террористов, рыбка поменьше с обреченным видом жевала корм.
Неожиданно в голове моей что-то отчетливо, щелкнуло, зашипело и затрескало, словно радио настраивалось. Затем сквозь шум помех до меня долетел далекий глас графа Яркулы:
— Ни в коем случае не подпускай их близко к шкафу!
Спустя мгновение шум стих, оставив в голове звенящую пустоту. Треб подозрительно покосился в мою сторону:
— Ты ничего не слышал?
— Когда это мы с вами перешли на «ты»? Господа милиционеры, мне кажется, пора за- канчивать ваш своеобразный обыск. Если хо-
тите осматривать дальше, покажите ордер, или я буду вынужден выпроводить вас вон.
Треб молчал долго и угрожающе. Гольбах теребил пенсне на носу и принюхивался.
— Пожалуй, мы посмотрим на кухне и уйдем,— сказал Треб наконец.
— Решайте сами...
Я вспомнил времена далекой бурной молодости, проведенной в театральном студенческом кружке, и изобразил на лице выражение, которое с успехом можно было бы назвать: «Дело ваше, господа, но не говорите потом, что я не предупреждал». Все же надо было мне в свое время перевестись на факультет театрального искусства. Треб насторожился, а Гольбах осторожно поинтересовался:
— А что у тебя в шкафу?
— Белье,— беззаботно ответил я,— мое нижнее белье. Почти все. Не хватает пары трусов и трех носков.
— Мытое?
— Белье? Нет, конечно. Кто же складывает мытое белье в шкаф? Здесь я храню исключительно ношеные вещи. Месяца три уже складываю. А как достаточно накопится, тогда постираю.
Гольбах поправил пенсне и осторожно принюхался:
— Не пахнет вроде...
— А вы дверцу откройте. Вот тогда запахнет. Только меня предупредите, чтобы я успел, того, смыться подальше.
