Юлия Набокова - Легенда Лукоморья.
— И часто такие забавы случаются?
— Да почти каждый день. Народ это дело любит, за уши не оттянешь,— охотно поведала няня.— Да я бы и сама не отказалась, но сегодня моя очередь за детишками присматривать. У нас с Дусей уговор,— пояснила она.— Один день она на забаву ходит, а я в это время за Лушей и Павлушей гляжу, а на следующий день наоборот. А по возвращении рассказываем, что на этот раз интересного было. Только мне все время не везет.— На бесхитростном лице Груши отразилось искреннее сожаление.— Как Дуся идет, так непременно мордобой да ругань, а как я — так тишь да гладь и рассказать не о чем!
— Груша! — окликнул няню раскатистый голос хозяйки.
— Ох, иду-иду! — спохватилась деваха и умчалась по делам.
Забава, выйдя на крыльцо, с довольным видом оглядела подношения селян, глянула на меня сверху вниз и улыбнулась.
— Что, Аня, собрался народ?
— Собрался,— продолжая пребывать в недоумении, кивнула я.
— Тогда идем, не будем заставлять ждать.— Она спустилась с крыльца.— Настала пора для блюдца. Слышала о нем?
Я мотнула головой.
— Странно. — Чародейка разочарованно наклонила голову.— На него и с соседних деревень народ собирается. Хотя из твоего Голодранкино вроде пока никто не появлялся.
Во все времена, будь то Древний Рим, современная Москва или сказочное Лукоморье, народ жаждал хлеба и зрелищ. В роли хлеба мог выступать и традиционный каравай, и запеченный кабанчик, и многоярусный торт, и километровый блин, изготовленный специально для Книги рекордов Гиннесса. В роли зрелища наших предков вполне устраивали гладиаторские и богатырские бои, современники предпочитают различные реалити-шоу и футбольные чемпионаты.
При виде Забавы, входящей во двор, народ, рассевшийся на бревнах, заметно оживился. Кто-то затопал, кто-то заулюлюкал, кто-то заливисто хохотнул. А Забава хлопнула в ладоши, и на белой глади гигантского блюда, как на экране телевизора, ожил корабль с парусами, покачивающийся на якоре у берега моря. Изображение покачнулось, фыркнуло, чихнуло и показало девочку лет двенадцати. Она смотрела в блюдце, наклонившись, как над колодцем, и словно чего-то ждала, давая возможность себя разглядеть. Лицо усеяно веснушками, глаза голубые, хоть и лукавые, как у бесенка, брови белесые, волосы платком повязаны.
Забава опустилась на бочку у сарая и звонко выкрикнула
— Мы тебя слушаем, Агаша!
Агаша обрадовано кивнула, отчего тоненькая русая косица упала через плечо и теперь, наматывая круги, маятником болталась в самом центре блюдца, и затараторила:
— Последние новости из самого центра Златограда. В полдень в порт Златограда прибыл корабль из Бухляндии, Встретить заморских купцов выбежал весь город. Народу было — не протолкнуться!
— Ты по существу давай! — выкрикнул какой-то мужик.— Бока кому-нибудь набили?
Девочка смущенно вспыхнула и поспешила возразить:
— Встреча купцов прошла в спокойной, дружелюбной обстановке! Никто не пострадал.
— Как, совсем никто? — разочарованно вздохнула какая-то баба в первом ряду.
Агаша быстро поправилась:
— Дворовому псу отдавили хвост, а тот, ошалев, покусал жену кузнеца.
— Вот это дело! — одобрительно загудела кровожадная публика.— Дальше сказывай, чего купцы заморские привезли?
Глаза Агаши загорелись, и она затрещала:
— Ткани парчовые, златом и серебром тканные, ковры мягкие с птицами дивными и узорами чудными, чаши драгоценные из злата и серебра, бочки с винами хмельными, ящики со сластями невиданными и яблоками диковинными с кожицей мягкой, что бархат.
В руке Агаши появился персик.
— А на вкус они сочные, мягкие, что мед!
девочка поднесла персик ко рту и жадно вгрызлась в мякоть, так что сок брызнул.
— Ням-м-м! — блаженно промычала она.— Вкуснотища!
Селяне, исходя слюной, смотрели еще минуту, как Агаша кушала персик. После чего девочка подмигнула и задорно сказала:
— Будете в Златограде, спрашивайте заморские яблоки в лавке купца Скоробогатова, третий дом по левую сторону от городского базара.
Я удивленно моргнула: ничего себе, реклама в чистом виде! Не удивлюсь, если этот купец отвалил ушлой девчонке ящик персиков, чтобы она его товар всем нахваливала.
— Мама, хочу! — заголосила тем временем первая жертва рекламы, босоногая белокурая малышка.
— И я, и я! — вторили ей голоса детей.
— Складно сказывает девка,— крякнул дородный мужик в белой нарядной рубахе.— Кто у нас намедни в Златоград собирается? Ты, что ль, Панкрат? Привези моим пацанятам яблок заморских.
— И мне, и мне, и нам! — завопили дети и бабы.
— Тише вы! — прикрикнула на них суровая старуха в красном платке.— Дайте дальше поглядеть.
Зрители примолкли, и Агаша продолжила:
— Из других товаров интерес представляют зеркальца с перламутровыми ручками, пуговицы из перламутра, ракушечника, солнечного и лунного камня, ожерелья из застывших звезд. А вот туфли попортились в дороге, совсем измялись, так что носа теперь кверху торчат, как птичий клюв!
Я улыбнулась. Да уж, местным попробуй докажи, что загнутые носы на восточной обуви — самый шик-блеск и что таки задумано. Придется заморским купцам или по дешевке туфли распродавать, или везти их назад, поражаясь неразвитости вкуса лукоморцев.
— Также купцы привезли с собой мешки с разноцветной пудрой,— доложила Агаша,— красной и рыжей. Попробовала я одной щеки натереть и расчихалась — мочи нету! Заморские купцы увидели — и хохочут, и хохочут. Потом толмач ихний мне говорит, что это какое-то тили-тили, его не в щеки втирать, есть надо. Я, доверчивая душа, попробовала на вкус и вся исплевалась. Горечь невиданная!
Я подавила смешок. Не тили-тили, а чили. Купцы перец привезли, а девочка, толком не разобравшись, сперва румяниться им вздумала, а потом в чистом виде слопала, вместо того чтобы щепоточку на котелок добавить.
— Ну ничего,— Агаша воинственно погрозила костлявым кулачком,— я им еще эту насмешку надо мной припомню!
— Спасибо, Агаша,— усмехнулась Забава и уже занесла руку, чтобы, видимо, «выключить» канал, как девочка подпрыгнула и вскрикнула:
— Стойте-стойте, я ведь самого главного не рассказала! Зверей-то каких чудных привезли: коня крохотулечного, что наш горбунок, только с ушами, как у зайца. Поди, волшебный! А еще лошадь страшенную, о двух горбах.
— Брешешь! — выкрикнули со двора.
— Не верите — сами гляньте! — обиделась Агаша и исчезла с блюдца. Изображение перевернулось и отразило двор, на котором стояли привязанные ослик и верблюд.
Не успели селяне поохать от удивления, как в тарелке вновь появилась Агаша.
— Убедился, Фома неверующий! — Она показала язык.— Но самое главное,— девочка выдержала эффектную паузу, нагнетая интригу,— жар-птица!
— Что за диво? — удивился дородный селянин.
— Диво, как хороша,— протараторила Агаша,— перышки жаром так и пышут, так и пышут. На голове — корона, а хвост — что ковер расписной.
— Поглядеть бы! — выкрикнули из толпы.
— А это сейчас,— засуетилась девочка.— Жар-птицу в отдельном сарае держат. А сторож-то наш, Тихон, так он втихаря от купцов народ поглазеть пускает.
Изображение в тарелке всколыхнулось, и некоторое время мы наблюдали подол сарафана Агаши. Видимо, тарелка все-таки совмещала в себе функции не только телевизора, но и видеокамеры.
— Что за обращение с волшебным блюдцем! — заворчала Забава.— Сколько раз говорила беречь как зеницу ока! Она за лето уже шесть штук расколотила, и это опять не бережет!
Наконец Агаша дошла до места. Блюдце, которое она по диагонали зажала под мышкой, передало изображение, и в большой тарелке Забавы крупным планом нарисовался сизый от пьянства нос сторожа. Мужик огляделся по сторонам, взял у девочки монетку и отпер засов. К Агаше подскочил мальчик чуть постарше ее самой с корзиной, накрытой платком, и попытался юркнуть внутрь.
— Не положено! — рявкнул сторож.
— Он со мной,— возразила Агаша.
— Тогда проходь! — Тихон посторонился, про пуская мальчика. Но, когда Агаша попробовала войти, вновь загородил дверь.
— А ты погоды! — хитро ухмыльнулся он.— Уплочено-то за одного.
— Дядька Тихон,— в голосе Агаши прорезался металл,— ты со мной не шути! А не то ославлю тебя на всю округу. Ты меня знаешь, за мной не заржавеет!
Тихон испуганно клюнул носом и торопливо пропустил девочку. Блюдце сделалось серым — в сарае было темно.
— Погодьте,— громко зашептала Агаша.— Степка с собой свечу принес, сейчас зажгу и покажу вам ее, жар-птицу.
— Что ж это за жар-птица такая, от которой в сарае никакого свету нету? Брехня! — раскатисто рявкнул один мужик.
— Чай, жар-птица должна полыхать пуще ста свечей,— поддакнула его соседка.
— Погодьте-погодьте, — заволновалась Агаша, и изображение в блюдце всколыхнулось.— Я уже сейчас, уже зажигаю. Степашка, а ну помоги! Чего стоишь как чурбан! А сразу после жар-птицы я вам расскажу последние новости из царского терема. Напоследок самое интересное приберегла. Там такое случилось, такое!
