Сергей Шведов - Возвращение оракула
— Это не жизнь, а разлюли-малина, — радовался Гриня Клюев. — Как хотите, братаны, а я отсюда никуда не уйду. Вино есть, пища есть, деньги на счет капают. Вот привезет Ванька Митрофанов девок, и мы тут вообще заживем как в раю.
В словах Григория была своя сермяжная правда простого русского мужика, дорвавшегося до счастливой доли. Хлестов Клюева не осуждал, но, конечно, его собственные представления о том, какой должна быть райская жизнь, разительно отличались от Гришкиных. Между прочим, Петр Васильевич еще не потерял надежду добраться до храма Йо и строил на этот счет грандиозные планы, но делиться этими планами с подельниками пока не спешил.
Сегодня охота началась как обычно. Стая знала границы своих владений и за их пределы не выходила. Во-первых, не могла, а во-вторых, не хотела. Обозы же по этой дороге шли регулярно, и днем, при свете солнца, и ночью, при свете факелов. Правда, предыдущей ночью улов был не слишком велик. И эта относительная неудача всерьез взволновала вожаков стаи. Очень может быть, что владельцы товара смекнули, что на этой дороге не все чисто, и либо нашли объездной путь, либо вообще отказались от автодорожных перевозок во избежание новых потерь. Нынешняя ночь тоже обещала быть неурожайной. Во всяком случае, стая уже более двух часов сидела в засаде, но пока так ничего и не высидела. Ворон Аникеев уже несколько раз поднимался в воздух, дабы осмотреть местность с высоты, и хотя ночь выдалась на редкость лунной, ничего примечательного он так и не обнаружил.
— В город бы перебраться, — мечтательно проговорил Антохин.
— А что в городе? — насторожился какаду Гриня, с удобствами расположившийся на толстом соседнем суку.
— Не мерзли бы по ночам в лесах и полях, а гребли бы деньжищи прямо из банковских сейфов.
Мысль была неглупая, хоть и высказал ее откровенный придурок, непонятно за какие заслуги оставленный оракулом на вершине эволюции, то есть в человеческом обличье. Единственное, чем Антохин не отличался от прочих призраков, так это неспособностью покинуть зону отчуждения. Хотя попытки такие он предпринимал и по собственному почину, и по наущению Кудряшова, но — увы! Видимо, даже в человеческом обличье он продолжал оставаться в глазах оракула призраком.
— Обоз, — каркнул ворон Аникеев, в очередной раз взлетевший в небеса.
— Приготовиться, — хрюкнул кабан Кудряшов. Такса Хлестов буквально распластался по земле.
Петра Васильевича охватило уже знакомое чувство азарта, тем более что он уже видел призывно мелькающие у горизонта огоньки. Обоз, похоже, был немаленьким. Хлестов напружинился для броска и вихрем сорвался с места, когда, наконец, прозвучала долгожданная команда «вперед». Такса и бульдог всегда атаковали с флангов, оба попугая и ворон падали на обоз с неба, а кабан шел на испуганных возниц и лошадей прямо в лоб, повергая тех в ужас своей огромной, почти слоновьей тушей и устрашающе изогнутыми клыками. Хлестов ловко увернулся от взбесившейся лошади и во всю мощь своих легких гавкнул на возницу.
Этого оказалось достаточно, чтобы возница завопил дурным голосом и рванулся прочь от обоза в холодную апрельскую ночь. Его примеру последовали и прочие обозники, избавив Петра Васильевича от неприятной обязанности кусать их за икры и ляжки. Хлестов, даже приняв собачье обличье, вида крови не выносил и практически никогда не прибегал к клыкам, целиком полагаясь на психологический фактор внезапности.
— А где Ванька Митрофанов? — хрюкнул у самого уха Хлестова кабан Кудряшов.
Митрофанов с деревенскими мужиками обычно таился где-нибудь поблизости, дабы в самый ответственный момент успокоить перепуганных лошадей и увести их в лес, подальше от дороги. Но сегодня мужики почему-то запаздывали, и это обстоятельство не на шутку обеспокоило Кудряшова.
— Ты предупредил Митрофанова? — хрюкнул кабан на подошедшего Антохина.
— А как же! — удивился тот. — Ванька обещал быть.
Однако вместо Митрофанова из соседнего колка вдруг выехал неизвестной марки лимузин и, осветив растерявшихся призраков фарами, помчался к месту происшествия. Хлестов перетрусил не на шутку и даже припал к земле, пытаясь увернуться от бьющего в глаза света. До сих пор стае приходилось иметь дело только с телегами, ибо машины на этой дороге не появлялись. Зрелище было настолько невероятным, что остолбенел не только нервный Петр Васильевич, но и много чего повидавшие главари стаи. Лимузин остановился в десяти шагах от обоза, оттуда высыпали люди в форме и сапогах и принялись палить в призраков из револьверов.
— Менты! — заорал какаду Гриня. — Спасайся, кто может!
Хлестов мог, а потому не замедлил воспользоваться разумным советом. Ноги сами понесли Петра Васильевича к лесу, ибо в эту минуту он напрочь забыл, что является неуязвимым для пуль призраком, и вновь стал перепуганным беспорядочной стрельбой и криками финансистом. Хлестов, ничего не видя перед собой, с хрустом вломился в заросли и, неожиданно для самого себя, застрял в них. Петр Васильевич попытался освободиться, работая всеми четырьмя лапами, но в результате запутался еще сильнее.
— Есть один! — прозвучал над его головой торжествующий голос— Добегался, паразит.
Слегка отдышавшись, Хлестов наконец сообразил, что угодил в сеть. И эта сеть оплела его до такой степени, что он не в силах был пошевелить ни задними, ни передними лапами. От отчаяния Петр Васильевич даже завыл, но спустя короткое время опомнился и вой прекратил. В конце концов, куда разумнее было бы установить с ловцами контакт посредством человеческого языка и тем обезопасить себя от побоев. К немалому удивлению Хлестова, никто из стоящих рядом людей его слов не понял, хотя говорил финансист вроде бы членораздельно.
— Гавкает еще, сука! — обругали Хлестова в ответ.
Петр Васильевич попытался было объяснить пленившим его людям, что он некоторым образом не сука, а как раз кобель, то есть мужчина, причем довольно средних лет, но его никто не стал слушать. Видимо, люди эти были уверены, что собака не может говорить по определению. И достаточно членораздельную хлестовскую речь принимали за лай.
— Грузите его в карету, — раздался начальственный голос, показавшийся Хлестову знакомым.
Бесцеремонные руки подхватили запутавшуюся в сети таксу, пронесли ее несколько метров и бросили на что-то твердое, видимо на пол кареты. Петр Васильевич от удара заскулил, но никто не обратил на его скулеж внимания. Хлестов попытался приподнять голову, и это ему хоть и не сразу, но удалось. Через открытую дверь кареты он мог теперь видеть пленивших его людей, а одного из них даже опознал. Это был Ярослав Кузнецов, частный детектив, который уже однажды заманил Петра Васильевича в ловушку, где его предали мучительной и страшной смерти. Детектив был в Преображенском мундире, со шпагой у бедра, а окружающие люди называли его полковником Друбичем.
— А где остальные? — спросил строго Друбич.
— Ушли, господин полковник. Чертова телега нам помешала.
— Сидоров! — крикнул Друбич. — Это вы?
— Так точно, я, товарищ полковник.
— За каким чертом вы сюда приперлись? Я же приказал вам ждать меня в деревне.
— Мы сидели в засаде, — обиженно пробубнил подошедший к карете рослый человек. — Кто же знал, что нам будут противостоять монстры.
— А я вас предупреждал, товарищи начальники, — встрял в разговор Ванька Митрофанов, которого Хлестов сразу же опознал по голосу. — Натуральные собаки Баскервилей.
— Я думал, что он образно выразился, — попытался оправдаться Сидоров, но понимания не встретил.
— А где ваши люди?
— Здесь мы.
К карете подошли еще четверо, в одном из которых Хлестов опознал следователя Сухарева и вздохнул с облегчением. Василий Валентинович его в обиду не даст и обязательно проследит, чтобы все было по закону. А уж в собачьем состоянии находится Петр Васильевич или в человечьем — не суть важно. В конце концов, в нашей гуманной стране закон защищает не только людей, но и собак. Тем более собак породистых. А такса, да еще таких богатырских статей, это вам не беспородная дворняжка, чтобы ее отстреливать, имени не спросив.
— А где машина?
— К сожалению, ее похитили, — смущенно откашлялся Сухарев.
— Кто похитил? — не понял Друбич.
— Собаки Баскервилей, — ответил за следователя Ванька Митрофанов. — Антохин сел за руль, он среди них единственный с руками и приличной мордой. А эти попрыгали в салон и покатили.
— Скверно, — недовольным голосом проговорил Кузнецов. — На вашей лайбе они, пожалуй, до города доберутся. Придется возвращаться. А почему Антохин не поменял обличье?
— Так он ведь и так на обезьяну похож, — хмыкнул Ванька. — Вот оракул на его счет и ошибся.
— А Антохин ничего не говорил, откуда взялись эти странные существа?
— Так ведь любому ясно, что от оракула.