Алла Дымовская - Доктор Самты Клаус
— Вообще-то нет. Папа редко что забывает. Поэтому еще там только вещи, которые обычно сторожит Яшка, — гордо ответила ему Дулечка.
— И какие же это вещи? Я, деточка, спрашиваю исключительно из спортивного интереса, — намного более сладко и вкрадчиво произнес Самты, пытаясь выудить у доверчивого ребенка нужную ему информацию.
— Есть походный холодильник с черной рыбьей икрой. Тьфу, гадость! Когда я была маленькая, совсем-совсем, папа все время меня заставлял ее кушать большой столовой ложкой. А еще есть походный погреб с вкусной кока-колой и вовсе невкусным коньяком «Луи — с каким-то номером». Вкусной кока-колы там мало, а невкусного коньяка много, целая бочка, — с сожалением сказала дочечка Дулечка.
Самты, Пит, Чак и Сэнд быстро переглянулись. Переглянулся и радист Жуков, но из-за косоглазия это было не слишком понятно для окружающих. В головах бравых мужчин-диверсантов появилась одна и та же мысль.
— А это точно, что Яшка, в смысле доберман Яичница, тебя знает и машет хвостом? — осторожно спросил у Дулечки бывший смотритель Муд.
— Конечно, точно, — без тени сомнения ответила Дулечка, которой понравилось быть в центре внимания. — Если только папа не завел какого другого голодного пса.
— Это вряд ли, узнаю знакомый вой, — Сэнд Муд многозначительно поднял вверх свой гарпун.
Со стороны надводной лодки-малютки и впрямь доносились непотребные и жуткие звуки, отдаленно напоминающие рев портовой сирены. Бравые мужчины переглянулись еще разок.
— Надо рискнуть, — одновременно сказали все пятеро. И покосились на «Серого козлика», за исключением радиста Жукова, который покосился неизвестно на что.
И бравые мужчины-диверсанты храбро двинулись на лодку-малютку. Предварительно пропустив вперед Дулечку. Но все дело было как раз в том, что диктаторский ребенок им ничуть не солгал, а просто бравые мужчины его неправильно поняли, или невнимательно выслушали. Доберман Яшка ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хорошо знал дочечку Дулечку и ДЕЙСТВИТЕЛЬНО приветливо махал ей хвостом. НО! Только ей одной! На всех остальных незнакомых визитеров «Серенького козлика» эта поблажка не распространялась.
Когда Кики, оставленная на берегу разводить примус и печь на закуску блинчики (на этот раз без патоки, потому что ожидалось прибытие черной рыбьей икры), уже замесила тесто и поплевала на раскаленную сковородку, со стороны лодки донеслись душераздирающие крики. А потом оттуда выкатились пять стремительных колобкообразных существ, причем разобрать, где голова, а где ноги было решительно невозможно. Воздух наполнился визжащими звонкими гласными, типа «о-о-о!», «а-а-а!», «у-у-у!», иногда перемежающимися оглушительным собачьим лаем. (И ничего удивительного. Попробуйте-ка сами удирать от голодного непривязанного доберман-пинчера, и убедитесь. Что на осмысленные ругательства вас не хватит, будь вы хоть Царь Скорпионов и Николай Валуев в одном лице).
После того, как осела прибрежная галька и пять обессиленных тел упали в беспорядке вокруг примуса, пришла пора подсчитать потери. Самты, как владелец железной суковатой палки, отделался легким испугом, порванными штанами в районе ширинки (но без повреждений ее содержимого) и шишкой на лбу — это уже при приземлении. У террориста Муда оказался сильно покусан китобойный гарпун и без следа исчез правый башмак, все равно дырявый, так что не жалко. Пит с дредами мог похвалиться отчетливыми отпечатками собачьих зубов на обеих ляжках, а Чак с пейсами охрип, по меньшей мере, на неделю и оставил на поле боя розовый маркер. Хуже всех пришлось радисту Жукову — все его драгоценные провода, которыми Встанька был опутан с ног до головы, теперь болтались невразумительными клочьями и восстановлению никак не подлежали. Зато от пережитого ужаса оба его глаза перестали косить и ныне бессмысленно смотрели в одну точку, причем все время, даже когда голова поворачивалась на сто восемьдесят градусов.
Едва бравые диверсанты успели смириться с потерями, а мисс Авас вволю поохать, как на грязных досках причала появилась Дулечка. Диктаторский ребенок с неизменной улыбкой на устах подошел к своим новым друзьям и воркующим голоском произнес:
— Что же вы так быстро убежали? Яшка даже не успел мне помахать хвостом. Зато я взяла папин сигарный ящик — он оказался пустой, и две бутылки со вкусной кока-колой! Вот! Угощайтесь! — и деточка положила на гальку возле примуса небольшой сверток.
Как после всего сказанного диктаторский ребенок остался жив, один бог знает! Может, бравые мужчины все еще опасались добермана Яшку — чего доброго вступится за хозяйку. Может, обалдели настолько, что не просто утратили дар речи, но и способность к нанесению тяжких телесных увечий в состоянии аффекта. А может, они действительно были благородными людьми и никогда не поднимали руки на круглых безнадежных дур в длинных платьях с блестками. Трудно сказать. Однако доктор Самты Клаус потянулся, взял бутыль со вкусной кока-колой и даже процедил сквозь судорожно стиснутые зубы:
— Спасибо, деточка! — затем отхлебнул добрый десяток глотков и не без тяжкой внутренней борьбы протянул остаток Кики: — Возьмите, мисс Авас, вы, наверное, устали с дороги!
Пока обалдевшая Кики с благодарными слезами на глазах пила вкусную-превкусную кока-колу, Пит с дредами и Чак с пейсам соревновались в великодушии и уступали друг дружке право хлебнуть из второй бутылки. А Сэнд Муд и радист Жуков по очереди нюхали пустую коробку из-под сигар, и ни один из них не жульничал. Вокруг царило всеобщее братние и дружба между народами. Вы скажете, красота великая сила? Ничуть не бывало. Глупость — вот настоящая сила! И чем она непроходимей, тем больше делает всех умных людей доброжелательными, снисходительными и всепрощающими. Диктаторская дочечка Дулечка — прямое тому доказательство! Кстати, заодно вы поймете, почему за долгие и беспросветные двадцать лет своего вынужденного отцовства Лэм Бенсон так ее и не пристукнул. Хотя мог запросто, и ничего бы ему за это не было.
— Эх, жизнь хороша! Но надо и дело делать, — сказал, наконец, Самты, доедая последний блинчик и запивая его остатками самогона. — Где эта ваша станция, «Вылупленные зенки»?
— Где же быть подводной станции? Конечно, под водой. Раз она подводная, — рассудительно произнес Сэнд Муд, глубоко вздохнул и передал сигарный ящик радисту Жукову. — Нырять надо. А еще прежде плыть. Во-он до того красно-фиолетово-сине-зеленого буйка.
— На чем плыть-то? — начальственным голосом спросил Самты, внезапно вспомнив, что он как-никак командир диверсионной разведгруппы.
— Тоже мне бином Ньютона, — лениво ответил ему ирландский террорист Муд. — Там, в кустах крапивы ПД обычно прячет свой двуспальный матрас. После того, как примет морские ванны. Один или с доктором Бряк, как получится. Мы можем его взять, я имею в виду матрас. У меня и разрешение имеется.
Сэнд Муд полез в левый оставшийся башмак, еще более дырявый, чем правый. (Интересно, почему террористы, уважающие коньяк, рулетку и роскошные квартирные интерьеры, всегда ходят одетые, как последние оборванцы?). Из башмака он извлек кусок тетрадного листа, разлинованного для первоклассников, и громко прочитал:
«Дано предъявителю сего. На случай экстренной временной конфискации всего необходимого, что потребуется оному предъявителю. С правом экстренной временной конфискации всего необходимого, что оному предъявителю потребуется. Подпись: ПД Лэм Бенсон. Дата: действительно две недели со дня первого предъявления».
— Галиматья какая-то, — задумчиво сказал Самты. — И про матрасы там ничего не сказано. То ли дело у нас в тюрьме. Придешь, к примеру к начальству, попросишь того или этого, или начнешь качать права. Тут тебе сразу ясный ответ: «Отказать!» или «Выдать две бочки формальдегида за счет получателя», или «Оплатить заточку скальпелей» или даже «Какая еще запасная обойма? Пошел на хрен, сукин сын!». Но главное, все ясно. Кому, чего, куда и зачем.
— Ты что же, сомневаешься в моих полномочиях? — с некоторой обидой произнес бывший смотритель Муд. — Вот назло сейчас пойду в крапиву и возьму матрас! Вот пойду и возьму!
На самом деле изначально Сэнд Муд вовсе не собирался лично идти и экстренно конфисковать двуспальный матрас ПД. Во-первых, потому что не хотел лезть в дремучие крапивные заросли. А во-вторых, он и сам сомневался, имел ли в виду ПД и свои собственные вещи, когда выдавал разрешение на тетрадном листке. Но теперь террористу Муду отступать было некуда, позади оставалась лишь его безупречная репутация бравого мужчины. Пришлось поневоле засунуть себя в крапиву.
Когда пребольно искусанный жгучими крапивными ветками Сэнд Муд вылезал из зарослей (вот дурак, на этот случай ПД привязал к матрасу веревочку, но Муд-то об этом не знал, а догадаться ума не хватило), жадным взорам его друзей предстало любопытное зрелище. Хотя многим из них уже довелось пережить эстетический шок, связанный с вышитыми трусами ПД. Бесстрастной осталась одна только Дулечка, но это, как говорится, без комментариев.
