Сергей Панарин - Галопом по Европам
Деда особенно разозлили эти досужие измышления.
– К каким силам? – вскричал он, морщась от боли в спине. – Я должен поговорить с этими мракобесами. Уму непостижимо…
Старик вскочил с кровати, будто его только что не скручивали приступы радикулита.
– Куда ты, неугомонный! – всплеснула руками пани Дзендзелюк.
– Молчи, женщина! – сверкнул очами дед, вдевая ноги в башмаки. – Доброе имя надо защищать. В иное время за их клевету я бы любого на дуэль вызвал.
– Ох, дуэлянт ты мой, – вздохнула пани Барбара.
Она, как никто другой, понимала, что если ее упрямый супруг решил идти к строителям, то его не остановить. Только бы не упал по дороге.
Из-под крыльца рыжей стрелой вылетела лиса. Лучше подождать в лесу.
– Михайло Ломоносыч! Михайло Ломоносыч! – прощебетала пичуга, севшая на лапу лесного тамбовского губернатора. – Идет, идет! Пан Дзендзелюк идет!
– Отлично. На ловца и зверь бежит, хе-хе. Передай Лисене, чтобы направила его через развалины цитадели.
– Принято, принято! – Птичка упорхнула.
– Так, Серега, твой выход. Все идет как мы и планировали.
Волк молча поднялся, подмигнул косолапому и скрылся в чаще.
Он осторожно побежал навстречу Дзендзелюку. Заметив его примерно в ста метрах от замка, Серега оценил скорость, с которой двигался старик. Удовлетворенно рыкнул. Повернул к развалинам. Неспешно дотрусив до руин, серый выждал еще чуть-чуть, и представление началось.
Строители, курившие в тени вагончиков, отчетливо увидели в стенном проломе матерого волка. Криворожий хищник уставился на людей, коротко рыкнул и скрылся, уйдя вправо.
Тут же именно справа в этот же пролом ступил пан Дзендзелюк собственной персоной.
Эффект получился такой, будто волк-оборотень не захотел, чтобы люди увидели его мгновенную трансформацию, но стоило ему преобразиться, и он поспешил обратно, на глаза почтеннейшей публики.
Пан Дзендзелюк вышел из крепости, подбоченился и недовольно проворчал:
– Ну и какой кретин тут думает, что я колдун?
– Мамочка… – пробасил заместитель начальника стройки.
Рабочие побросали папиросы и ломанулись в вагончики. Взрослые дядьки были напуганы, как дети. Они толкались, мешая друг другу попасть внутрь. Наконец все люди скрылись в бытовках, двери захлопнулись.
– Клоунада какая-то, – всплеснул руками старик. – Эй, специалисты! Убирались бы вы отсюда! Какое охотничье хозяйство? Здесь впору дурдом для таких, как вы, строить.
Пан Дзендзелюк плюнул себе под ноги и пошел домой, а в неприметной нише тихо посмеивался прячущийся Серега.
Пан Казимир внимательно выслушал рассказ своего заместителя о старике-оборотне.
– Скажи-ка, дружище, – промолвил начальник стройки, – тебе сколько годиков?
– Сорок пять.
– Ты по паспорту брат Гримм?
– Нет, пан Казимир, – настороженно ответил мужик.
– Так что же ты мне сказки рассказываешь, как Божена Немцова какая-то?! – заорал начальник. – Я же с ума с вами, саботажниками, сойду! Сроки безнадежно провалены. Мы уже два дня как должны ровнять останки крепости с землей. А у вас то инструменты украли, то жратва кончилась, теперь вот, пожалуйста, оборотни завелись. Завтра восстанут духи, или прилетит НЛО, да?
– Да… То есть, нет, пан Казимир, – торопливо ответил заместитель. – Ты не серчай, но мы с ребятами тут работать отказываемся.
Здоровенный мужик ссутулился и, словно школьник, стал ковырять землю носком башмака.
– Это еще почему? – Начальник охладил свой пыл и говорил тихо, почти вкрадчиво.
– Старик не велел, – глядя в сторону, пролопотал заместитель.
– Это оборотень который?
– Ну, это… Да. Он, – вздохнул зам.
– Ладно, отлично, – со злобной иронией прошипел пан Казимир. – Я вам устрою встречу с вампиром. Я из вас всю кровищу вашу выпью, олухи несчастные! Возвращайся на объект и созывай собрание. Готовьте осиновые колья, через час буду.
Он проводил ненавидящим взглядом человека, которому еще вчера спокойно мог бы доверить стройку, если пришлось бы отъехать. Надо же, какой размазней оказался! Тут начальник вспомнил давешнего рыцаря-призрака и мгновенно осознал, что сам является точно таким же размазней.
«Нет, о призраке я распространяться не буду», – мысленно поклялся он.
Пан Казимир взял в руку мобильный телефон, набрал номер заказчика.
– Говорите коротко, пан строитель, – донесся из аппаратика голос пана Гржибовский.
«Коротко не получится», – мстительно подумал пан Казимир и начал долгий неприятный доклад.
Эм Си долго сидел на дереве, а потом все же решился пойти к друзьям с повинной.
Он еще накануне чуть не свалился с сосны, заметив с опозданием, как за похмельным скунсом и отважным ежом погнались люди. Шимпанзе усмирил первый порыв броситься друзьям на помощь. Он не то чтобы струсил, просто рассудил, что, во-первых, не успеет, а во-вторых, от него будет мало толку. Когда скунс пыхнул в обидчиков огненной струей, Ман-Кей аж заухал от восторга, но тут же спохватился и спрятался в ветви. Благо никто его не заметил.
Афро-англичанин видел супершоу, устроенное Серегой без ведома пана Дзендзелюка, причем фокус превращения волка в человека Эм Си наблюдал сверху. Шимпанзе признал, что друг сработал максимально эффективно и изящно. Ему такие комбинации никогда не пришли бы в голову.
Обида на бурундукиборгов давно забылась. Уж такова была природа Ман-Кея. Плохого он не помнил, жил только хорошим. Главное, у него пару дней водились целые толпы поклонников. Значит, он не пустышка, а реальное животное.
Ему по-прежнему было стыдно за собственный длинный язык, но тут Эм Си ничего не мог с собой поделать. Слова высыпались из его рта до того, как он успевал осознать, что же он, собственно, ляпнул.
Итак, афро-англичанин созрел для разговора с Парфюмером. Улучив удобный момент, пока никто из строителей не болтался возле сосны, Ман-Кей слез и отправился на поиски скунса. Вскоре шимпанзе услышал голоса нескольких старых друзей.
Звери и гамбургский петух расположились в неглубоком уединенном овраге. Колючий и Сэм спорили, Серега в основном усмехался, а Петер тихо напевал что-то неразборчивое.
– Чуфыкают тетерева, – втолковывал товарищу еж. – А вальдшнепы хоркают.
– Не согласен, – тряс мохнатым телом скунс. – Тетерева хоркают, а вальдшнепы чуфыкают!
Тамбовчанин закатил глазки к небу:
– Ты хоть раз нормальное токование видел? Ты скажи, что вальдшнепы еще и бормочут!
– Ну… Не знаю, – растерялся Парфюмер.
– В вашей Америке сроду не было нормальных токов, – принялся развивать успех Колючий. – Я тебе как живой свидетель говорю, тетерева чуфыкают: «чуфык», «чуфык»! И еще вот так становятся.
Еж попробовал изобразить гордую стойку тетерева. Получилось смешно – иголки топорщились, лапки потешно загнулись, словно лысые крылья.
– Да, Сэм, припер тебя Колючий, – рассмеялся Серега. – Поверь, в этот раз он прав. Вальдшнепы хоркают.
– Вас ист дас «хоркать»? – насторожился Петер. – Становиться хорьком?
Смех волка усилился. Гамбургский петух неспроста опасался маленьких хищников, известных куроедов. Не все же им проводку грызть.
– Нет, Петер, это просто звук такой.
Эм Си глубоко вздохнул и вышел из-за куста.
– Привет, ребята! Сэм, прости дегенерата! Я не специально, я не нарочно, теперь страдаю, йо, еженощно, ежедневно ругаю себя почем зря. Ты простишь меня, знаю. Сэм, прости меня!
Американец будто завял, когда увидел Ман-Кея. Хорошее настроение в момент испарилось. Скунс развернулся и ушел.
Афро-англичанин шагнул было за ним, но Серега молча покачал головой. Эм Си остановился и удрученно залопотал:
– Братья, come on, я не прав сурово. Я прорубаю, the game is over. Как быть? Какие принять меры? Мне надо вернуть дружбу Сэма Парфюмера.
– Для начала постарайся остановить стихотворный фонтан. Твое бормотание не воспринимается как искреннее извинение, – предложил волк.
– Во-во, – сказал Колючий и отправился за скунсом.
Петер также предпочел покинуть овраг.
– Это очень-очень трудно, – грустно проговорил Эм Си. – Я воспринимаюсь занудно, мелю чепуху, но, как на духу, что думаю, то говорю, а что говорю, то и творю.
Серега пристально посмотрел на Ман-Кея:
– У тебя стопудово шарики за ролики заехали. Я тебе про то, чтобы ты забыл свои речитативы, а ты пошел по новому кругу.
– Есть мнение, что их в этой Африке всех такими оболтусами растят. – В овраг спустился Михайло Ломоносыч. – Оттого и идут все их беды. Ведь двух простых слов связать не может! Мысль на копейку, а шелухи наболтает… Тпру стишкам, Эм Си. Учись ясно мыслить.
– Эх, Михайло, Африку не тронь. Не запрягай, я не конь. Бывает, я сам говорю себе «тпру», все в голове перетру, а не получается, та же ерунда приключается, а те, кто со мной общается, – возмущаются.
Медведь закатил глаза:
– Ну, ответь, обезьянин ты мой несносный, неужели твоя Африка или Англия – кстати, откуда ты все-таки? – начинена балаболами, слагающими слабые стишки?
