Евгений Лукин - Из материала заказчика
— Нет, — сказал он. — Других один раз наказывал.
Ни слова больше не прибавил — и пошёл.
— Постой! — ошеломлённо окликнул я его. — Ты куда? Мы ж с тобой ещё ни о чём не договорились!
Обернулся с детской обидой в глазах.
— Как не договорились? Договорились! Ты мне не платишь — я тебе не плачу. Ты мне разрешаешь строить ворота — я тебе строю ворота… Как не договорились?
* * *С кем же я связался?
Будь он, допустим, аксакал вроде того тюрка из Бухары, который за три дня вспахал сколько-то там гектаров, это, конечно, пусть не всё, но хотя бы многое объяснило… при том, разумеется, условии, что молодые отморозки, разъезжающие на обшарпанной «семёрке» с прицепом, ещё почитают старших.
Однако Боря-то и сам довольно молод!
«Один раз наказывал…». Кого он мог наказать? Скорее уж таких, как он, наказывают…
Но ведь испугались же они его, чёрт возьми!
И что это за чушь с ночными сменами? Почему нельзя строить днём? «Заметят…» Кто заметит? Башибузуки, как видим, отпадают… Стало быть, приходится допустить наличие некоего смотрящего, чья обязанность — контролировать деятельность всех строителей-агарян на территории поймы…
Стоп! Опять чепуха получается. Если Боре запрещено строить, почему он так спокойно отнёсся к тому, что о его присутствии стало известно тем же башибузукам? Они же смотрящему стукнут!
А самое главное — наши с ним денежные взаиморасчёты. «Ты мне не платишь — я тебе не плачу». Пожалуй, самым, с моей стороны, разумным было бы временно отбросить версию о Борином сумасшествии. От сумасшедшего можно ожидать чего угодно, а меня это никак не устраивает. Мне бы, знаете, хотелось большей определённости.
Тогда прикинем возможный ущерб. В худшем случае ничего он не построит, а старые ворота сломает… Ну и шут с ними, с воротами! Они и сами скоро развалятся…
А вдруг наводчик? Прикидывается тронутым, а сам высматривает, как бы дачу ограбить… Да на здоровье! Дача у меня под стать воротам. Ноутбук я оставил в городе — за ненадобностью, а здесь единственный ценный предмет — подаренная сыном удочка.
За ветхой пластиковой сеткой распахнутых окон сгущался сумрак и безумствовала мошка. Я выцедил последнюю на сегодня стопочку, закусил, прислушался. Ни звука. Похоже, наколол меня Боря. Может, оно и к лучшему…
Стоило так подумать, в дверь постучали.
— Хозяин…
Откинул крючок, открыл. Вошёл Боря, опять-таки держа в руках нечто странное. К тому времени я был уже не то чтобы навеселе, но, во всяком случае, чувствовал себя достаточно раскованно, чтобы задавать прямые, а то и просто бестактные вопросы.
— Слушай, — сказал я. — Что это у тебя?
— Инструмент.
— Я понимаю. Как называется?
Он посмотрел на меня, словно бы усомнившись в моих умственных способностях.
— Инструмент, — с недоумением повторил он.
— Ну допустим. А что ты им делаешь?
Наверное, открыто пожать плечами показалось ему невежливым, но мысленно он ими, точно говорю, пожал.
— Так — шлифую, — объяснил он. — А так… — Боря что-то сдвинул, что-то вывернул, отчего агрегат преобразился полностью. — Так — режу…
— Надо же, что придумали! — подивился я. — Дорого стоит?
— Дорого… — с кряхтением признался он.
А я почему-то покосился на стоящую в углу собранную удочку. Как хотите, а было что-то общее в этих двух предметах. Ну понятно: цена, дизайн, способность к трансформации… И что-то ещё.
— Японская, чать? — полюбопытствовал я.
— Нет, — сказал Боря и, помявшись, добавил: — Работать надо, хозяин… Ночи короткие…
— Ну пошли! — бодро сказал я.
— Куда? — всполошился он.
— С тобой. Посмотреть хочу.
— Как ты будешь смотреть? Темно!
— А ты как?
Вместо ответа он достал и надел какие-то хитрые очки с круглыми сетчатыми стёклами. Должно быть, для ночного видения.
— А-а… если с фонариком?.. — заикнулся я.
Насупился мой Боренька, стал суров. Даже очки снял.
— Тогда не буду работать, — сердито сказал он. — Так не договаривались.
* * *Всю ночь за домом шуршало, постукивало, временами шипело. Поначалу я то и дело вставал с постели и, пробравшись ощупью в заднюю комнатку, припадал к залатанной скотчем оконной сетке. Ночь, как назло, выпала безлунная, а свет Боря включать запретил. Увидят.
За окном пошевеливалась тьма, а рассеянное сияние уличного фонаря пролепляло только верхушку старой вербы у пруда.
Я лежал на спине, глядел в чёрный дощатый потолок и поражался тому, с какой лёгкостью мы подчиняемся любому абсурду и начинаем играть по его правилам. Ведь это же бред в чистом виде: помешанный, которого я впервые вижу, предлагает мне за свой счёт превратить кучу мусора в ворота, ничего не прося взамен, кроме права на труд в кромешной темноте, — и я соглашаюсь! И лежу как дурак, в собственном доме, не смея включить свет!
Потом уснул, и приснилось мне, будто прихожу я в издательство и с ашхабадским акцентом прошу позволения что-нибудь сочинить, предлагаю деньги, канючу. Редактор смущается, опасливо поглядывает на дверь…
А ведь не исключено, что сон-то — вещий. Так оно и будет со временем.
Проснулся я, когда солнце уже встало. Тарахтели сороки, с некоторых пор занявшие нишу ворон, откочевавших в город, в пруду заходились лягушки. А вот производственных звуков из-за дома было что-то не слыхать.
— Долго спишь… — с сожалением произнесли рядом.
Я взглянул. Возле печки на низком табурете, смирно сложив руки на коленях, сидел мой труженик. Входную дверь я на ночь оставил открытой — вряд ли меня пришибут во сне, если на задворках копошится работник. Разве что сам пристукнет.
— Доброе утро, Боря!
— Доброе утро, хозяин… Что у тебя там?
Я проследил, куда указывает натруженный коричневый палец. А указывал он на тесный закуток позади печки, где хранилась туго свёрнутая рвань старой маскировочной сети.
— Масксеть…
— Сеть? Чтобы сверху не видно было?
— Ну да…
— Нужная вещь, — одобрил Боря и встал. — Пошли смотреть.
— Неужто стоят ворота? — поразился я.
Он уставился непонимающе, потом насупился. Должно быть, принял сказанное за неумную и неуместную шутку.
— Нет, — недовольно отвернув нос, буркнул он. — Как за одну ночь ворота поставишь? Только ты оденься. Мошки много.
Одеваться я не стал — наскоро опрыскался «Рефаимом». Опрометчивое решение. Пространство за домом мерцало, и крохотным двукрылым было абсолютно всё равно, чем ты там намазался. Однако увиденное настолько меня потрясло, что я, не обращая внимания на немедленно последовавшую атаку с воздуха, шагнул к бывшей груде мусора. На обрывке старого рубероида уложены были конической горкой обточенные куски битого кирпича. Но теперь они скорее напоминали тёмно-розовые детские кубики или, точнее, фрагменты объёмной головоломки, каковые надлежит сложить воедино. Как же он всё это резал и шлифовал? И тот, и другой процесс, насколько мне известно, сопровождается визгом, скрежетом, снопами искр… Или я уже к тому времени дрых без задних ног?
Я нагнулся, подобрал пару наиболее простых по форме кирпичинок и попробовал совместить. Не совмещалось.
— Столбы будут, — удовлетворённо сообщил Боря.
— Н-ну, слушай… — только и смог вымолвить я. Моя реакция пришлась ему по нраву.
— Пойду я, — известил он, явно гордясь собой.
— Погоди! — оторопело сказал я, бережно возвращая оба произведения ювелирного искусства в общую пирамиду и судорожными обезьяньими движениями обирая мошку с голых плеч. — Может, позавтракаем вместе?
— Спасибо. Не хочу.
— Ну хоть чаю давай попьём!
От чая Боря отказаться не посмел.
В шкафчике, что на веранде (она же кухня), нашлись остатки зелёного «Ахмада». Там же отыскались круглый фарфоровый чайник и две пиалушки. Заваривал я по-ашхабадски, со всеми церемониями, стремясь произвести впечатление. Но, похоже, изыски мои оставили умельца вполне равнодушным.
Сначала, как водится, пили в молчании.
— Послушай, Боря, — обратился я, выдержав приличную, на мой взгляд, паузу. — Ты сам-то не из Туркмении?
— Нет.
— А откуда?
Почему-то этот мой вопрос сильно его огорчил.
— Зачем откуда? — расстроенно проговорил он. — Тебе надо ворота. Я тебе делаю ворота. Зачем тебе откуда?
Мигом вспомнился незабвенный татарин Кербалай из чеховской «Дуэли»: «Ты поп, я мусульман, ты говоришь — кушать хочу, я даю…»
— Ну хорошо! — сказал я. — Но ты можешь мне хотя бы объяснить, за каким лешим ты строишь ворота бесплатно?
— У тебя денег нет.
— И что?!
— Нету — с прискорбием повторил он.
Может, он из секты из какой-нибудь? Шиитской, суфийской… Бескорыстно творит добро… Кому? Иноверцам? Ох, сомнительно… Тем более что я даже и не иноверец — вообще неверующий.
