Людмила Астахова - Рассказы
Они все желали Ланх'атту смерти. Все. Но не смели не то что приблизиться, даже в глаза посмотреть. Задумай Черный Лорд убивать всех встречных, ему бы не нашлось отпора. И в порт его пропустили безропотно, и не посмели запретить осмотреть укрепления. Владычица, как всегда, оказалась права, посылая на переговоры своего таэн'исc'карра — Первого Воина, вместо Фэнн'лит — Вестницы. Победитель обязан внушать подлинный страх побежденному.
Каждый раз, когда Ланх'атт глядел на тиримисского царя, его начинал терзать вечный вопрос. Как мог Первый Воин Аннр'мэт, его предшественник, позволить сойти на землю пересекшим океан пришельцам? О жалости речи быть не может. Какая жалость к чужакам? Может быть, Аннр'мэт решил, что слабые беззащитные существа не способны причинить ощутимого вреда? Или, вообще, счел более подходящими жертвами Богине, чем Светлые, живущие По-Ту-Сторону-Великой-Реки? Тем более, что чужаки сами предложили отдавать некоторых своих сородичей для жертвоприношений, в качестве платы за новые земли. Они частенько воевали меж собой и тогда давали больше жертв, отобранных из числа побежденных. Аннр'мэт, как показало время, жестоко ошибался. Пришельцы постепенно захватывали все новые и новые земли. В основном, за счет Светлых, для которых хитрость и коварство чужаков из-за океана оказались внове. Темных они побаивались до поры до времени, и только тогда, когда сочли себя достаточно сильными, осмелились напасть на небольшое поселение в Стеклянном Лесу. Сама Богиня ужаснулась их жестокости и зверству. Чужаки не пощадили даже младенцев в колыбелях, даже женщин…
Ланх'атт почувствовал, как леденеет кровь в его жилах. От застарелой, как первый шрам, ненависти. К городу, к его жителям, ко всему их миру.
Перед сражением ему обычно доставало напомнить себе о резне в Стеклянном Лесу, чтобы в бою в первых рядах авангарда ему не было равных ни в жестокости, ни в доблести. Воины искренне считали своего военачальника одержимым Духом Войны.
Днище клетки сухо стукнулось о каменную мостовую площади, когда ее сгрузили с телеги. Голова неподвижно лежавшей на полу пленницы мотнулась. Какая незначительная, мелкая боль по сравнению с остальным! — но именно эта маленькая боль почему-то выдернула Яххи из тумана, в котором постепенно растворялось сознание. Лисси осталась недвижима, лишь зажмурилась еще крепче. Здесь было хуже, чем в красном тумане, слишком душно, слишком резко и громко… как они смогли сделать так, что даже Небесный Огонь здесь ранит свою дочь? Разве возможно такое?
"Возможно", — поняла она, вздрагивая под обжигающими безжалостными стрелами лучей, почти отвесно падающими… нет, наотмашь рассекающими тело, — "Здесь — возможно. И не осветит мне дорогу, а выжжет глаза…"
Под раскаленным равнодушным оком не спрятаться было в черно-красное марево, казавшееся теперь почти спасительным. Она слишком устала, чтоб попытаться это понять, да и остатки сил уходили теперь только на то, чтоб хоть как-то дышать. Каждый глоток воздуха резал горло и разрывал грудь не хуже зазубренного клинка. Да… уйти так будет проще, но как же больно… и долго. Это будет долго.
Яххи до хруста сжала остатки зубов, что еще не успели выбить охотники. Неважно, сколько это продлится, вернее, важно не это. Выдержать. Найти тропу. Она где-то там, в тумане… надо вернуться, надо… но эти ядовитые сети держат крепко, и пути назад уже не видно. Она ослепла здесь. Уже…
Лисси почти задохнулась, почти утонула в раскаленном болоте — жуткая алая смесь удушающих запахов и звуков неподъемной тяжестью навалилась на плечи, а ниже плеч она уже не чувствовала своего тела. Яххи дышала неровно и часто, обжигая ноздри, а потому резкую и тонкую струйку ледяного чужого запаха уловила не сразу. Это было так неожиданно, так жутко, что лисси забылась и открыла глаза… и даже чуть приподняла голову, чтоб убедиться в ошибке. Но разглядеть хоть что-то было невозможно — алая пелена была повсюду, Яххи слепо повела слезящимися глазами в сторону — и не поверила. Тень. Холодная черная тень… т?хесс.
Еще совсем недавно она бы задохнулась от изумления — один из т?хессе здесь?! — но теперь она и так уже задыхалась, да и удивление способны испытывать живые существа, а не растворившиеся наполовину в красном мареве чуть вздрагивающие останки.
Возможно, еще час назад лисси испытала бы отвращение и ужас, почуяв запах древнего врага, заметив лишь край его тени — но теперь… а чего боятся теперь? Т?хесс, темный эльф — это ледяное черное зло, но…
"Чистое зло", — подумала она, — "Вот почему не боюсь. Знакомое, понятное и чистое. Смерть. Он может толкнуть меня на тропу — и это будет быстро и чисто…"
На обратном пути Ланх'атт немного заблудился в узких лабиринтах улиц и к отвращению своему оказался на базаре. Во всем мироздании не существовало места хуже, чем торжище в Тиримисе, всегда убежден был Черный Лорд. Не желая осквернять свой взор зрелищем торжества воплощенной алчности, эльф хотел было уйти, и тут он увидел…
Она сидела в низкой клетке затянутой мелкой металлической сеткой густо облепленной грязью и птичьим пухом. Из уголка разбитых в кровь и растрескавшихся губ стекала розоватая струйка слюны. Обкромсанные бараньими ножницами лохмы сбились в сплошные колтуны серого цвета. Её руки, покрытые болячками, жестоко вывернули за спину и связали не только в запястьях, но и в локтях. Столько страдания, боли, отчаянья и жажды смерти он не видел раньше ни в чьих глазах. Ни в глазах казнимых врагов, ни в глазах повергнутых соперников. Ланх'атт растерялся. Видит Богиня, впервые за последние четыреста лет растерялся. Потому что грязная пленница в клетке оказалась чистокровной лисси. Оборотень с Той-Стороны-Великой-Реки!
"Как? Как они сумели поймать лисси?!" — хотелось крикнуть ему и раздавить жирное горло торговца, сломав ему хрящи гортани. Но Черный Лорд, разумеется, не показал своих истинных чувств. Он сделал так, как привык. Гневным взором приморозил к месту толстенького невысокого торговца в рваном шелковом халате.
— Сразу, говорю, видно, что господин не видел оборотня, — пролепетал толстяк.
— Оборотня?
— Да! Девка — всамделяшняя лисси. В человечьем обличье с ней справиться легче. Вот и держу в ошейнике.
Широкий металлический ошейник до мяса растер выступающий позвонок. Ранка сочилась гноем.
"Кому ты врешь, старый выродок? Когда это какой-то вонючий ошейник мешал лисси обернуться".
— Господин хочет просто поглядеть, или купить?
— Купить, — отрезал Ланх'атт. — Сколько?
— Чего сколько?
— …денег ты хочешь за лисси, человек? — проскрежетал Черный Лорд.
Звуки языка чужаков жгли его горло, как чрезмерно крепкое вино, отдающее сивушными маслами, столь любимое и почитаемое смертными.
— Десять золотых корон!
Деньги без счета полетели в пыль под ноги торговца. Проклятое золото пришлого, наглого, лживого народа.
И пока торгаш ползал в пыли собирая деньги, его помощник открыл клетку и вытащил оттуда девчонку.
"Еще чуть-чуть и её руки отнимутся навсегда", — подумал Черный Лорд, доставая из ножен на бедре длинный охотничий нож. Столпившиеся вокруг зеваки ахнули и сделали шаг вперед, чтобы не пропустить зрелища, как Черный станет резать глотку оборотню. Темные эльфы и оборотни враждуют испокон времен. Их ненависть друг к другу горяча, как солнце и бездонна, как морские пучины. Но эльф всего лишь вспорол путы на руках девчонки.
…Она все еще не могла разглядеть ничего, кроме нечеткого темного пятна, да она и не пыталась… довольно было запаха, что усилился, приближаясь. Она чуть повернула голову на этот запах — и тут возник еще и голос.
Однажды в ухо совсем еще маленькой Яххи заполз бурый клещ. Она хорошо помнила это гудящее жжение, зуд и гнилую горячую боль, взламывающую голову… пока мама не проткнула нарыв острой стальной иглой. Голос т?хесс сейчас вонзался в уши, как та давняя игла. Наверное, это тоже было больно. Но это было неважно здесь и сейчас. Важно было…
Умное Мясо что-то визгливо тявкнуло, а Старое Мясо завозилось с замком клетки. Мир снова поплыл вокруг Яххи, проваливаясь в красный туман, но жесткие пальцы Старого Мяса уже впились в плечи… она почувствовала это, и то, что ее вытаскивают наружу, почувствовала тоже. Мир качался и тонул, и Яххи тоже тонула, но теперь т?хесс оказался совсем близко. И тут она наконец-то увидела его… нет, не его — нож в его руке. Невозможная, отчаянная надежда — конечно, ведь на то т?хессе и есть враги лисси, чтоб убивать! Ну, вот сейчас… давай же, вот горло…
Она не успела осознать свое разочарование, когда клинок прошел мимо, не коснувшись тела. Руки! Сотня ножей не причинит такой боли… Упасть не получилось — т?хесс уже держал ее.
— Терпи! — игла снова вонзилась в нарыв, и он, наконец, лопнул. Шум человеческого города вытекал из ушей Яххи, словно гной. Вот теперь было действительно больно. Но запах т?хесс уже заполнил ноздри, оттеснив прочие запахи, и почему-то это помогало терпеть.
