Татьяна Рябинина - Кроссовки для Золушки
Прикидывая, что и как скажу любезному кузену при встрече, я принялась перекладывать провиант из сумок в рюкзак и тележку на колесах.
Господь никогда не посылает человеку испытаний свыше сил, поэтому гроза то ли как-то сама собой рассосалась, то ли ушла в другую часть города. Мне вполне хватило заталкивания себя и багажа в переполненный автобус (об одном только подъеме тележки по ступенькам можно было бы написать целую сагу, а как украсили бы ее цветистые выражения и пожелания в мой адрес, высказанные теми, кому эта самая тележка проехалась по ногам!), затем часовой тряски в электричке в позе больного сколиозом аиста и, наконец, марш-броска по пересеченной местности. Переползая с горки на горку со скоростью раненой улитки, я тихонько напевала строевые песни, командовала себе: «Раз-два, левой!» и привычно намечала ближайшую цель: «Вон до того куста. А теперь – до вот той лужи». Встречать меня никто не вышел, поскольку «дачный» мобильник был традиционно недоступен – похоже, его, как всегда, забыли поставить на зарядку.
Короче, безлошадный собрат-дачник, вынужденный тащить скарб на себе, меня прекрасно поймет. Тем же, кто ничего подобного в жизни не испытывал, все равно не опишешь.
Кроссовки, кстати, вели себя великолепно. Так что, подумала я, в Генкиной глупой шутке есть свой плюс.
Наконец я вышла на финишную прямую. Среди разномастных домиков, домов и домищ показалась наша темно-красная черепичная крыша.
Сорок с лишним лет назад, когда наше садоводство еще только основали, на его месте стоял густой сосновый бор, окаймленный березами и прочей лиственной ерундой. У деда с бабушкой о тех временах – временах корчевки и постройки дома – остались воспоминания, словами не передаваемые. «Да…» – говорит дед. «О-о-о…» – добавляет бабушка. Теперь от бора сохранилась всего одна, зато могучая сосна, а от ерунды – три не менее могучие березы. Все девять соток участка за исключением дома, хозяйственных построек и пожарного прудика-лужи занимает огород со всеми вытекающими последствиями. Его тщательно возделывают мои родители и тетка. Я совсем не уверена, что выгоды этого промысла в виде варений и солений адекватны затраченным усилиям, времени и нервам, но это мое мнение никто не разделяет. Когда я однажды неосторожно высказалась, что, если будет на то моя воля, огород превратится в большой газон, меня облили гневом и презрением даже Генка с Маринкой, которые в жизни добровольно не выпололи ни одной травинки и не полили ни одной грядки.
Как бы там ни было, дача – это святое. Там выросли сначала мама с тетей, потом мы с Генкой, теперь здесь каждое лето пасутся Люська с Пашкой, то есть уже четвертое поколение. И те же Генка с Маринкой, которые вполне могут себе позволить купить собственную дачу, скорее всего, никогда этого не сделают. Как же, семейное гнездо!
На стук калитки вышли все, кроме тосковавшей на чердаке трехцветной Мыры. Она уныло поглядывала в окошко, но спускаться не торопилась: Бегемот совал башку то в рюкзак, то в тележку, словно его неделю не кормили. Обычно коты кошек не обижают. «Но разве же это кот? – сказала мама. – Это кастрюля». Она имела в виду его половую инвалидность. «Котик со справочкой», - уточнила тетя. Я злорадно показала коту-кастрюле фигу, посоветовала дождаться хозяев и понесла еду несчастной Мырке.
Когда я спустилась, Люська с Пашкой во всю потрошили мои торбы.
- Ой, Катька, у тебя кроссовки, совсем как у меня! – завизжала племянница.
Надо сказать, несмотря на то, что я более чем в два раза их старше, эти малолетние паршивцы относятся ко мне с известной долей фамильярности. Возможно, будь я солидной замужней дамой или хотя бы обладай более внушительной комплекцией, они и звали бы меня тетей или хотя бы Катей – но увы. Или не увы? Как говорится, маленькая собака до старости щенок, а мне моих тридцати никто пока не дает.
Наскоро перекусив холодным борщом со свекольной ботвой (безотходное производство!), я устроилась в каморке, условно именуемой «моей», и стала дожидаться появления двоюродного братца. Коротая время за бульварной газетенкой, на мой взгляд, не годной, несмотря на миллионные тиражи, даже на подтирку, я незаметно задремала.
Разбудил меня гром: гроза, оказывается, просто взяла тайм-аут и теперь бушевала во всю. Генка с Маринкой уже сидели на веранде, поедая свекольник и милуясь со своим ненаглядным «сынулей» Бегемотом.
- Говорят, ты меня искала? – с набитым ртом поинтересовался Генка, промычав что-то в ответ на мое традиционное брежневское приветствие раскрытой ладонью.
- Говорят, что кур доят. Искала. Можно узнать, где ты был сегодня в районе двух часов?
- А что, мне нужно алиби? – состроил дурачью мордочку Генка.
То, что состроила в ответ я, наверно, впечатляло. Во всяком случае, Генка сразу посерьезнел:
- Кать, что-то случилось?
- Выйдем! – рявкнула я, заметив за Маринкиной спиной любопытную физиономию Пашки.
- Там же дождь! – возмутился Генка.
- Тогда на чердак!
Теперь Маринка и Пашка оба таращили на меня глаза размером по восемь копеек.
- Тайны какие-то… - обиженно протянула Маринка, еще более оскорбленная тем, что я обрекла Бегемота на бескормицу.
Тяжело вздохнув, Генка выбрался из-за стола и пошел к чердачной лестнице, косясь в мою сторону, как испуганная лошадь.
Чердак для неприятных разговоров – самое подходящее место, потому что рождает психологический дискомфорт. Дело в том, что все, кроме меня и детей, могут там только сидеть или лежать – стоять не позволяет высота потолка (он же крыша). Если еще прибавить барабанный бой дождя по крыше, раскаты грома и грохот падающих с единственной уцелевшей сосны шишек…
Я села на кровать – Мырка тут же устроилась у меня на коленях – и свирепо поинтересовалась:
- Ну?
- Что «ну»? – Генка, в котором росту на тридцать сантиметров больше, чем во мне, даже сидя в кресле, почти упирался головой в картонный потолок.
- Доволен?
- Чем?
- Шуткой своей кретинской, чем еще!
- Какой еще шуткой? – продолжат пучить глаза Генка.
- Ты что, издеваешься? – я вскочила, Мырка, недовольно мыркнув, спрыгнула на пол.
- Да объясни ты толком! И не ори!
- Кроме тебя такую глупость никто не мог придумать.
- Да какую глупость?! – завопил Генка.
- Такую! Сам не ори!
- Или ты мне все объяснишь, или иди ты… лесом!
Я озадаченно выпятила губу. Так искусно мой кузен притворяться никак не мог. Если я, как уже говорила, удалась в хохляцкую породу, и не только толстыми пятками, но и в целом, за исключением, может, рыжевато-каштановых волос, то Генка – вылитый дядя Толя, который на три четверти эстонец и по паспорту вовсе не Анатолий, а Тойво. Мой братец – такой же горячий эстонский парень, как и отец, былобрысый, светловолосый и с носом-картошкой, типичный такой чухонский крестьянин. Если уж Генка орет – это серьезно.
- Так, значит, это не ты? – хлопая глазами, пробормотала я.
- Ну что не я?
Кое-как, с пятого на десятое, я рассказала, в чем дело.
- Стал бы я такой ерундой заниматься! – фыркнул Генка. – Зачем мне это?
- А кто мне в рюкзак подбросил спичечный коробок с клопами-вонючками? Скажешь, не ты?
- Ну, это… Ты же говорила, что к тебе от соседей клопы набежали через вентиляцию. А с вонючками они вместе не живут, уходят. Это уже проверено.
- Спасибо за заботу, братик, но клопов я и так вывела, зато вонючек неделю не могла собрать. Да и вообще, ты у нас любитель милых розыгрышей.
- Кать, ну хочешь, на колени встану и поклянусь. С кроссовками – это не я. Ты же знаешь, я люблю шутки простые, без материальных и физических усилий. А тут – слишком сложно. Или это кто-то другой, или у тебя просто крыша отъехала.
Это была чистая правда. Генка до безобразия ленив и прижимист. К тому же все, что связано с техникой, - стопроцентно не его. Он даже в машине своей ничего не понимает. Знает только, на что нужно нажимать и что поворачивать, а зачем – это для него загадка.
Так… Значит, не Генка. Тогда кто? Вопрос оставался открытым. И еще более неприятным, потому что, выходило, наблюдал за мной кто-то совершенно посторонний.
- Будь добр, молчи! – свирепо приказала я, отпихивая Мыру, пристроившуюся чесать башку о мою ногу.
- Ну ты же знаешь Маринку, - обреченно вздохнул Генка. – Не надо было так демонстративно разводить секреты.
- Ну соври что-нибудь.
- Ты же знаешь Маринку, - повторил Генка. – После того, как ты так громко поинтересовалась моим алиби, она обязательно решит, что ты где-нибудь меня с кем-нибудь застукала.
- Между прочим, когда я тебя действительно застукала с твоей клиенткой, ну той, ушастой, я тебя не выдала. А ты и спасибо не сказал.
- Как это не сказал?! – возмутился Генка. – А букет твоих любимых астромерий? А торт? А эксклюзивные шторы?
- Но спасибо-то не сказал!
