Александр Рудазов - Сын архидемона
Я позыркал вокруг, проверяя, нет ли поблизости Торквемады, потом размашисто перекрестил свинку и возвестил:
— Именем Божьим, сие порося да обратится в карася. Зажарь мне эту рыбку, добрый человек.
Мужичок понимающе кивнул, покрепче сжал серебряки и поволок поросенка на задний двор. Я почувствовал, как во рту начинает скапливаться слюна.
— Перекусим, а, Рабан? — жизнерадостно прохрипел я.
— Твой уровень голода пока что приемлем, патрон, — заметил мой мозговой паразит. — Ты еще часа три можешь ничего не есть, не испытывая неприятных ощущений.
— А твой уровень занудства, как всегда, под потолком.
Да, разумеется, Рабан по-прежнему со мной. Куда ж он денется? По-прежнему дает мне дурацкие советы, рассказывает всякую нудятину, комментирует погоду и перебрасывает меня между мирами хотя этого он не делал уже почти полгода. После побега из Лэнга и ухода с Девяти Небес я ни разу не покидал Землю-1691. Подумываю о том, чтобы остаться здесь навсегда. А что? Свежий воздух, много хороших знакомых, связи в верхах, интересная работа — что еще нужно для жизни? Девушку бы неплохо, конечно, но я реалист, я понимаю, что таких извращенок на свете не водится.
А если вдруг и сыщется — нафиг она мне нужна, дура ненормальная? Еще ножиком пырнет. Хотя ножиком меня многие пыряют.
В ожидании жареной сви рыбы я устроился на небольшом пригорке за деревней. Сейчас бы пивка еще. К рыбе — самое оно.
За неимением пива я принялся повторять урок. Торквемада заставляет меня каждый день заучивать новую молитву и прочитывать ее вслух ни много ни мало — пятьдесят раз. Просто потому, что я демон. Вначале я протестовал и отлынивал, потом понемногу привык. Все равно заняться больше особо нечем.
— Господь, пастырь мой — забормотал я. — Господь, пастырь блин, забыл, как там дальше.
Открыв молитвенник на заложенной закладкой странице, я еще два раза прочитал сегодняшний урок и собирался начать в третий, когда во внутреннем кармане что-то заскреблось. Я достал порядком задолбавший меня за эти месяцы ковчежец и устало спросил:
— Чего тебе, жертва аборта?
— Эй, шестирукий, ты там? — послышался приглушенный голос Пазузу.
— Я-то там. А ты здесь. Фигли ты меня опять перебиваешь, а? Что за манеру взял постоянно лезть под руку? Не отвлекай от душеспасительной молитвы, демон.
— Ты тоже демон.
— Вот я сейчас и пытаюсь что-то с этим сделать. А ты меня отвлекаешь по пустякам.
— Выпусти, а? — заладил старую песню Пазузу. — Договоримся по-хорошему
— По-хорошему у нас с тобой не выйдет. Ты это только сейчас смирный, пока в камере. А на воле опять беспредельщиком станешь.
— Я клятву дам.
— Ну тебя нафиг, — отказался я. — Не хочу я с этим связываться. Знаю я вашего брата — обязательно где-нибудь подлянку приготовишь.
Пазузу недовольно заворчал. Я взвесил на правой средней руке ковчежец и сказал:
— Кстати, все забываю спросить. За каким хреном у тебя на компьютере та игра была? «Диябла», что ли?
— Забавно было поиграть время от времени, — приглушенно усмехнулся Пазузу. — Попробовать себя в роли истребителя демонов. Так смешно было.
— Дураку все смешно
Я подбросил ковчежец в воздух и задумался. Битых четыре месяца таскаю Пазузу в кармане и до сих пор не решил, что с ним делать. Закопать? Выкинуть в океан? Нет, знаю я этих архидемонов. Сам он, конечно, не выберется, зато непременно рано или поздно кого-нибудь к себе подманит. Рыбу какую-нибудь, крота или вообще человека. И освободится. Не скоро — может, через несколько веков или даже тысячелетий, но освободится.
К ковчежцу теперь крепко пришпилен маленький пузыречек с алой жидкостью. Это кровь Пазузу — я собрал немножко на том месте, где мы дрались. Именно на тот случай, если он вдруг нечаянно освободится. Правда, леди Инанна сказала, что кровь должна быть свежепролитой — но у Пазузу она, как выяснилось, не свертывается, так что может сработать.
А если не сработает значит, не сработает.
Так я просидел в размышлениях минут десять. А потом раздался легкий хлопок и прямо из воздуха появился светловолосый широкоплечий детина с остроконечными ушами и таким лицом, словно его сейчас стошнит. Он бросил на меня недовольный взгляд и сухо спросил:
— Так ты и есть тот, кто использует Слово Волдреса?
ГЛАВА 2
Вот так в мою жизнь и вошел Джемулан Ройя Атаби айки Кйодолья. Но тогда я еще не знал, как его зовут. Я видел перед собой просто крупного хлыща с эльфийскими ушами и лицом голливудской кинозвезды. Платинового оттенка волосы, длинные, смазанные лаком, брови закручены в спирали, по вискам спускаются завитые пряди — что-то среднее между пейсами и бакенбардами. Одет он был в темно-коричневый фрак с высоким бархатным воротником и темный шелковый жилет. На ногах шерстяные панталоны и зеркального блеска сапоги, на руках желтые лайковые перчатки, на шее длинный черный шарф с пестрыми узорами, а на голове высокая шляпа-колпак. В довершение всего гранатовые пуговицы, бриллиантовые застежки, на плечах что-то вроде эполет из перьев, на лбу нарисован узор в виде двойной S — нормальной и зеркально отображенной франт, да и только.
Мне почему-то сразу захотелось разбить ему морду.
— Ты что, эльф? — спросил я, таращась на остроконечные уши.
— Я сид, полудурок, — процедил этот холеный красавчик.
— А это что за зверь?
— Высший эльф.
— А чем высшие эльфы отличаются от обычных?
— Телесной организацией.
— В смысле?
— На руку мою посмотри, полудурок. Видел когда-нибудь такие руки у эльфов?
Да, действительно. У эльфов ручонки всегда тонюсенькие, мускулатуру и под микроскопом не разглядишь. А у этого бицепсы, как у культуриста. И рост под два метра.
— Мы, сиды, объединяем в себе все лучшие черты эльфа и человека, — наставительно сообщил Джемулан. — Мы почти бессмертны, сильны, выносливы, обладаем высокими магическими способностями. Мы — высшая раса!
— Высшей расой себя называют только моральные уроды с манией величия, — пробурчал я.
— Да, мы именно такие, — гордо кивнул Джемулан. — А тебе завидно?
— Нет.
— Зря. Я бы на твоем месте завидовал.
— А я вот не завидую. Чего тебе нужно-то? Ты энгах, я так понимаю?
— Не просто энгах. Я из ОВР. Гильдия Эсумон.
— Ой, патрон, а вот это очень плохо — простонал Рабан. — Помнишь, я тебе рассказывал про ОВР? Они занимаются тем, что отлавливают энгахов-ренегатов, нарушающих правила. Похоже, гильдия нами недовольна
— Где твой контракт энгаха? — перешел с места в карьер Джемулан.
— Тут где-то был — похлопал себя по карманам я. — Хотя чего это я? Он же в Лэнге остался.
— Работу ты мне не облегчаешь, да? — вздохнул Джемулан.
— Какую еще работу? Ты скажешь наконец, чего приперся? — скрестил на груди все шесть рук я.
— Видишь ли, какое тут дело, странный уродец — задумчиво поморщился Джемулан. — Я полевой агент — разыскиваю и устраняю нарушения. Вот и тебя разыскал.
— Зачем это?
— Не имею ни малейшего понятия. Мне просто приказали разыскать тебя и доставить в штаб-квартиру. Пошли.
— Как же вы меня задолбали, эльфы хреновы — вздохнул я.
— Я сид.
— Один хрен.
— Один. Но у сидов он гораздо больше. И не завидуй.
— Да не завидую я, сказал же! — скрипнул зубами я.
— Зря. Я бы на твоем месте завидовал. Пошли.
— А если не пойду? — недобро оскалился я.
— Пойдешь.
Сказав это, проклятый сид как-то странно дернул пальцами и меня скрючило. Все тело словно защемило огромной пружиной которая еще и начала сжиматься. Боли пока что не было, только сильное неудобство — но что-то мне подсказывало, что за этим тоже не заржавеет.
— Видишь ли, странный уродец, у каждой гильдии энгахов есть такая вещь, как паралич Слова, — встал надо мной Джемулан. — Ты используешь наше Слово — а значит, ты наш с потрохами. Я могу заставить тебя ползать на брюхе, могу изуродовать до полной неузнаваемости а могу убить. Поэтому ты сейчас поднимешься и пойдешь со мной. Или будет еще больнее.
Я почувствовал злобу. Какого черта этот напыщенный урод является сюда и ведет себя так, словно я ему по жизни задолжал? Какого черта он сплющивает меня своим колдунством, хотя я ему ничего плохого не сделал? Мне все сильнее хотелось вцепиться ему в горло.
И вот тогда во мне начала подниматься волна бешенства. Дикой, неконтролируемой ярости — той самой, что вырывалась из меня всеразрушающей силой во время битв с Пазузу и эль Кориано. Я тогда испытал страшный, непередаваемый приступ ненависти и во мне что-то пробудилось. Понятия не имею, что это такое, но мне оно совсем не нравится.
