Александр Рудазов - Сын архидемона
Не могу сказать, что это та работа, о которой я мечтал с детства, но надо же куда-то себя приткнуть. На Девяти Небесах мне больше делать нечего, в Лэнге тем более, а опять прыгать по мирам не хочется. Куда, зачем? Здесь у меня хотя бы друзья есть.
Прошло четыре с лишним месяца после битвы с шатирами и три с половиной — с тех пор, как дотембрийская делегация покинула Ромецию. Впрочем, от делегации осталось совсем немного — кардинал дю Шевуа и Аурэлиэль.
Кстати, эльфийка так и не простила мне необдуманных слов. Или просто воспользовалась этим поводом, чтобы разорвать отношения. Не знаю точно, но до самого расставания она старалась меня избегать, а если не удавалось — разговаривала сухо, односложно и только по делу. Печально, но ничего не поделаешь. Незачем себя обманывать — у нас бы с ней все равно ничего не получилось. Она из страны эльфов, а я из страны монстров. Граница на замке, а ключ расплавлен.
Закончив обыскивать вампирячий замок, Торквемада скомандовал отбой. Когда мы вышли наружу, на востоке уже занималась заря. В этом нежно-розовом свете наш отряд спустился по узенькой тропинке к подножию скалы — здесь разместилась крохотная деревенька Крудуешти, вотчина князя Круду. Почтенный патриарх прожил в своем замке больше тысячи лет и числился кем-то вроде некоронованного царя восточноевропейских вампиров. Его уже раз десять убивали разными способами, но он всегда возвращался. На редкость неугомонный старикашка.
Как я уже сказал, сейчас мы в Молдавии, на полевых работах. В этой стране последние годы никакого порядка — каждый делает что хочет, всем заправляют мелкопоместные князья. Нынешнему господарю Молдавскому шестнадцать лет, и он грезит созданием Великой Молдавии от Италийского озера до Колхидского. Хочет собрать под своей рукой Венгрию и Трансильванию, Галицию и Буковину, Лигурию и Черногорию, Валахию и Малую Валахию такая невинная детская мечта. А архиепископу Молдавскому уже восемьдесят семь, он практически оглох и каждое утро на полном серьезе пишет письма в Голюс — упрекает демонов за их ужасные злодеяния и призывает одуматься. Ответа пока что не получал.
В Крудуешти нас приняли радушно, гостеприимно, но улыбки на лицах были какими-то вымученными. Седоусый батька Лукаш, испокон веку сидящий в этой деревне старостой, выслушал известие о гибели князя без особой радости, даже с некоторым огорчением. Кароль Круду, будучи рачительным хозяином, никогда не охотился возле дома, поэтому деревня при нем жила спокойно, как прилипала на акульем брюхе. Разбойники и нечисть обходили земли князя десятой дорогой, оброками он крестьян не душил, работать на себя не заставлял, девок местных не портил, трапезничать летал куда-то за горизонт чего б не жить? А теперь на его место придет кто-то другой, и неизвестно, будет ли лучше.
С куда большим воодушевлением староста отнесся к тому, что мы покинем Крудуешти уже сегодня, сразу после обеда. Мы бы ушли прямо сейчас, но Торквемада решил на всякий случай осмотреть и деревню — мало ли что тут сыщется? Инквизитор везде ересь найдет.
Монахи, даже не позавтракав, встали на утреннюю молитву. Торквемада же извлек откуда-то из рукава толстую разлинованную тетрадь и принялся делать отметки.
— Это был девятнадцатый, — сурово произнес он. — Самый могучий и самый последний. План по вампирам мы в этом году выполнили успешно.
— И ведь ни одна гнида не захотела покаяться! — посочувствовал ему я. — Ни Грошич, ни Кратцер, ни Кристинка Божик вообще никто!
— Каждый обладает правом на свободный выбор.
— А тех, кто выбирает неправильно, мы сжигаем, — поддакнул я.
— По-моему, отличная система, — недовольно покосился на меня великий инквизитор. — Ты вот можешь предложить что-нибудь лучше костра, тварь?
— Дихлофос.
— Это звучит как имя какого-то демона.
— Ну извините, что огорчил, Лаврентий Палыч. Что у нас там дальше по списку?
— Пойдем на север, в Славонию. Мне поступило донесение, что там завелась весьма сильная ведьма.
— Жечь будете?
— Буду.
— А если она добрая?
— Тогда я оболью дрова маслом, чтобы она сгорела быстро. Мне тоже не чуждо милосердие, тварь.
— Да вы вообще душа-человек, Лаврентий Палыч.
Торквемада неодобрительно покачал головой. Его раздражает мое легкомыслие. Мои вечные идиотские шуточки, мое ерничанье по поводу и без повода, всякие странные словечки, которые я постоянно вворачиваю в разговор Первое время Торквемада меня одергивал, потом смирился и стал просто пропускать все излишнее мимо ушей.
Допрашивая еретиков, он весьма поднаторел в этом искусстве.
— До обеда можешь отдыхать, тварь, — неохотно отпустил меня Торквемада. — Но не забывай молиться.
Разумеется, как же иначе. Поплотнее закутавшись в рясу, я отправился бродить по деревне — искать, кого бы перекусить. Остальные монахи тоже все разбрелись — никого не вижу, только Направлением чувствую.
Хотя нет, вон под деревом пристроился брат Юхан с клещами. Лечит местному больному зуб. Пациент сидит ни жив ни мертв — наверняка уже жалеет, что попросил о помощи святую инквизицию. Конечно, орден святого Доминика в вырывании зубов толк знает только обычно они выдирают их все — один за другим, по очереди.
— Именем Божьим, приступаем к удалению зла, — сурово произнес брат Юхан, налагая клещи на зуб.
— Ы-ы святой отец, а больно не будет? — жалостливо простонал крестьянин.
— Будет, сын мой, будет. Будет очень больно. Через страдания, через мучения придем мы к свету!
— А-а-а-а!!! — взвыл пациент, хватаясь за щеку.
— Уже все, — продемонстрировал крошечный белый комочек инквизитор. — Дьявол покинул тебя, сын мой. Вот, подержи во рту освященное вино, а потом глотай.
Кстати, говорили они по-молдавски. Или по-венгерски — я уже запутался в здешних наречиях. Их тут до хрена и больше — в каждой деревеньке свое. Первоначально я вообще не понимал ни слова, но понемногу начал приспосабливаться и теперь суть вполне улавливаю. Через два слова на третье, о половине так вовсе догадываюсь, но все же могу нормально понимать.
Вообще, самый лучший способ учить языки — побольше болтаться среди их носителей. А мы вот уже почти три месяца без устали мотаемся по Восточной Европе, среди Карпатских гор. Путешествовать в Средневековье оказалось плевым делом. Конечно, в этом мире нет быстрого транспорта — только пешком, верхом или на корабле, — зато нет и бессмысленной бюрократии. В большинстве стран не нужны ни визы, ни паспорта, ни вообще документы. Езжай куда хочешь.
Нет и особых проблем с финансами — на протяжении всего пути можно ночевать просто в гумне или странноприимном доме. Монашеские ордена содержат их целую кучу — особенно вдоль маршрутов паломников. Столоваться можно в многочисленных монастырях — разносолов там не предложат, но миску супа и краюху хлеба дадут всегда.
В крайнем случае можно просить подаяние. Нищенство тут не считается постыдным — даже благородный рыцарь не погнушается протянуть руку, если в кармане гуляет ветер. А вот я, наверное, все-таки не смогу — смирение смирением, но внутри все протестует при одной мысли. Другой менталитет.
Впрочем, Торквемаде столь унизительные методы не требуются. Он и его команда — люди непритязательные. Спят на голой земле, питаются подножным кормом, из имущества у каждого только четки да Библия. А если уж совсем жрать нечего, Торквемада подходит к первому встречному толстосуму и просит оказать услугу простому великому инквизитору. Пока что никто не отказывал. Добрый здесь народ живет.
Кстати насчет жрать нечего. Есть уже хочется довольно сильно. Я, в отличие от братьев-монахов, питаюсь не только медом и акридами — меня такая диета живо в могилу сведет. На каждой остановке шарюсь вокруг, охочусь на всякую бегающую и летающую живность, рыбку ловлю. Доминиканцам тоже каждый раз предлагаю, но они обычно отказываются, блюдут чего-то там.
В деревнях, конечно, дичи небогато — разве что ворону какую изловишь или крысу. Зато домашний скот — ну буквально на каждом шагу. Я быстренько облюбовал симпатичного жирного поросенка, подозвал настороженно глядящего на меня мужичка, сунул ему пару серебряных талеров и попросил:
— Зажарь мне этого поросеночка, добрый человек. Очень уж он мне приглянулся.
— Но как же, святой отец, сегодня же постный день — растерялся добрый человек.
Я позыркал вокруг, проверяя, нет ли поблизости Торквемады, потом размашисто перекрестил свинку и возвестил:
— Именем Божьим, сие порося да обратится в карася. Зажарь мне эту рыбку, добрый человек.
Мужичок понимающе кивнул, покрепче сжал серебряки и поволок поросенка на задний двор. Я почувствовал, как во рту начинает скапливаться слюна.
