Вячеслав Шторм - Женить нельзя помиловать
— Значит так, мои хог'ошие, — начала лепрехунша, уперев руки в боки. — Шоб вы знали, я тоже кг'айне недовольна вашим поведением. Для начала могли бы сказать стаг'ой женщине «спасибо».
— За то, что украла у нас Ветерка?!
— Ой, да нужен он мне, как паг'алитику ходули! Это во-пег'вых. Во-втог'ых, если я шо-нибудь хочу укг'асть, то я это таки укг'аду с такой же легкостью, как вы скушаете дольку апельсина.
— У тебя осталась еще минута! — зловеще напомнила Глори. — Как я понимаю, есть еще и «тг'етье»?
— Умненькая девочка, — похвалила бабка, не обратив никакого внимания на издевку. — Тг'етье касается «спасибо». За то, шо указала вам дог'огу в Ущелье, за то, шо не оставила тут одних, и главное — за то, шо…
— Время вышло! — перебил ее я, как и Глори до бесконечности возмущенный наглым поведением старушенции. — Ребята…
Конец моей фразы утонул в жутком грохоте. Потом земля содрогнулась настолько основательно, что все — и я, и Глори, и драконозавры, и даже подъезжающие Забияка, Бон и Римбольд — не удержались на ногах. Все, кроме бабки Штефы. Она будто в землю вросла и даже не покачнулась. Так и стояла, широко расставив кривые ножки в грубых башмаках, подобно полководцу созерцая из-под руки громадное облако пыли, заслонившее всю восточную часть котловины.
— Да чтоб вас всех Пругг молотом приложил! — возмутился Римбольд, поднимаясь на ноги и смачно плюнув. — Что тут происходит?!
— Не что, а кто! — прогрохотало из облака пыли. — Это я происхожу!
Несмотря на явную комичность этого заявления, нам было не до смеха. Судя по размытым контурам и подрагивающей земле, на нас надвигалось нечто размером с дом. Хороший такой, просторный. В три этажа плюс мансарда.
— А ты кто? — осторожно поинтересовалась Глори, на всякий случай пододвигаясь поближе ко мне.
— Я-то? Я-а-а-пчи!!!
Облако пыли мигом переместилось на нас. Несколько минут все мы (кроме опять-таки лепрехунши) чихали, кашляли, отплевывались, терли глаза и всячески возмущались. Потом послышалось: «Ша! Хватит! Пог'а пг'ибг'аться!» и подул ветер. Такой, знаете ли, ласковый, теплый, но при этом — весьма сильный ветерок. Причем или в моем носу от пыли что-то засбоило, или ветерок весьма отчетливо пах морем. А море отсюда не разглядеть ни с какой высоты и ни в какую подзорную трубу! Как бы там ни было, но когда мы протерли глаза, то сразу же увидели ЕГО.
— Ой, мама! — слабо простонал Римбольд, закатывая глаза и оседая на землю.
Перед нами возвышался громадный, высеченный из гранита кабан с мощными крыльями, сложенными на спине, и головой человека, изо рта которого торчали загнутые клыки подлиннее любого ятагана, а вместо носа — плоский пятачок.
— А вот и не угадал! — радостно ответил кабан гному, взрывая копытом камни. — Вовсе даже не мама. И даже не папа.
— Кто это? — Глори в кои-то веки изменило самообладание, и она юркнула ко мне за спину.
— Свинкс, — не моргнув глазом, ответила лепрехунша. — Хг'анитель пг'охода в Дальне-Г'уссианский Пг'едел.
— Хрюшиан, сын Ниф-Нифа, сына Нуф-Нуфа, сына Наф-Нафа, — шаркнул копытом по камням кабан, породив уйму искр. — Но вы можете обращаться ко мне просто: пан свиноман Хрюшиан Погибельный.
— Подожди-ка, так Ущелье Хрюкающей Погибели… — дошло до меня.
— Именно. Хрюкающая Погибель перед вами во всей своей красе! — Свинке подбоченился и громоподобно всхрюкнул, словно желая рассеять все наши сомнения.
— Впечатляет, — вынужден был признать я, лихорадочно прикидывая, сумеем ли мы сесть обратно на драконозавров прежде, чем эта живая статуя раздавит нас в лепешку. А если сумеем, то далеко ли успеем ускакать. По обоим пунктам перспектива вырисовывалась отнюдь не радостная.
— То-то! Кстати, ущелье, которое вы совсем недавно проехали, иногда называют еще Пан или Пропал. Но мне первый вариант больше нравится! — И свинкс вновь всхрюкнул так, что меж скал заметалось эхо.
— И что теперь? — поинтересовался Бон.
— Теперь я сильно хочу кушать. До вас меня тревожили в последний раз годков эдак с пятьдесят назад. Приперся один нахал, Идипом звали. Я его спрашиваю: «Кто утром на четырех ногах, днем на двух, а вечером — на трех?». Он мне отвечает: «Человек».
— А при чем тут человек? — недоуменно поднял брови я. — Это же самый обыкновенный бибизян, который по деревьям на четырех бегает, на земле на две встает, а спит вниз головой, держась за ветку задними лапами и хвостом.
— Соображаешь! — похвалил меня Хрюшиан. — А вот Идип не знал. «Идип-каты, — говорю я ему, — сюда, сладенький!» Тут он завыл, на колени бухнулся, про комплекс какой-то ныть стал, дурачком прикидываться.
— А ты?
— А что я? Мне все его комплексы до окорока. Разумеется, прыгнул и сожрал. На вкус, кстати, так себе оказался. Надеюсь, вы повкуснее будете.
— Вот уж действительно, пан или пропал, — задумчиво произнес Бон, созерцая необъятную каменную тушу свинкса.
— Пропал, пропал, — радостно откликнулся тот и облизнулся.
— Ну вот что, Хг'юша! — решительно начала бабка Штефа.
— Хрюшиан! — возмущенно взвизгнул свинкс, от недавнего добродушия которого не осталось и следа. Где-то невдалеке сошла лавина, земля ощутимо содрогнулась, но лепрехунше было все нипочем.
— Хг'юша! — с нажимом повторила она, уперев руки в боки.
— Сожру!!!
— Таки сильно в том сомневаюсь!
Свинке склонил голову на бок и посмотрел на старушонку с явным замешательством.
— Это почему?
— Ой, и шо тут непонятного? Как говаг'ивал мой папочка Ися, шоб он сто тг'идцать лет кушал цимес: «Сначала тухес, потом нахес».
— А что это значит? — Любопытство Бона пересилило страх.
— Шо этот кирпич-переросток может нас сожг'ать только тогда, когда загадает нам загадку, а мы на нее неправильно ответим. А до тех пог' мы можем его величать хоть Хг'юшей, хоть Пятачком, хоть адмиг'алом Кг'уизен-штег'ном.
— Кем?! — возмутился свинкс.
— Кем, кем! Одним стаг'ым почтенным лепг'еху-ном, котог'ый вместе с дг'угом Костей и его женой тетей Соней ловил шаландами замечательную кефаль! И вообще, пог'осеночек, еще один глупый вопг'ос, и я засчитаю его тебе за одну из загадок! Их же у тебя т'ги, если я ничего не путаю.
— Три! — уже не так уверенно подтвердил Хрю-шиан. — И если ошибетесь…
— Не так шустг'о, мой хог'оший. Мы тебе не Идипы закомплексованные, котог'ых можно сожг'ать, не г'ас-сказав пг'авила игг'ы!
— Ишь какая еда образованная пошла! — пробурчал свинкс — То нельзя, это нельзя! Ладно, уговорили. На первой загадке можете ошибиться два раза, на второй — один, а на третьей — ни разу. Предупреждаю заранее, чтобы потом не жаловались: времени на раздумье даю ровно пять минут, отвечает один, а жру всех. Еще что-нибудь?
— Только одно, Хг'юша! Игг'аем по-честному: если у загадки больше одной отгадки и мы отвечаем именно так, как ты в пег'вый г'аз подумал, — мы победили. Договог'ились?
— Ладно, — со скрежетом пожал плечами страж Ущелья. — Начали?
— Начали! — кивнул я (а что еще оставалось?).
— Сто одежек, и все без застежек! — торжественно провозгласил свинкс и пнул скалу. Скала треснула, из трещины радостно заструился песок.
— Па-адумаешь! — залихватски кинул оземь свою шапочку Бон. — Ответ — капуста!
— А вот и не угадал, — хмыкнул свинкс.
— Не может быть! — возмутился парень. — Это же детская загадка!
— А я разве спорил? Но вы же сами упомянули о возможности нескольких правильных ответов на один и тот же вопрос. Капуста, конечно, подходит, но я имел в виду вовсе не ее. Итак, попытка номер два!
Не успел Хрюшиан вновь пнуть скалу, а мы хоть что-то сказать, как Бон выпалил: —Лук!
— И снова неверно.
— Я тебя убью! — завопил Римбольд.
— А я помогу! — поддержала Глори. — Ты хоть с нами посоветоваться-то мог?!
— Я прошу прощения, — хмыкнул свинкс, — но только мне сильно кушать хочется. Так что продолжить выяснение отношений предлагаю — хрю-хрю! — в моем желудке.
— У нас еще третья попытка! — запротестовал я.
— Да пожалуйста! Еще пять минут я, так и быть, потерплю, — Хрюшиан в третий раз пнул скалу и демонстративно повернулся к нам спиной. Поросячий хвостик крючком толщиной с корабельный канат между кончиков могучих крыльев смотрелся бы крайне уморительно, если бы не ситуация, при которой нам его продемонстрировали.
Следующие пять минут мы лихорадочно перебирали всех известных представителей животного и растительного мира, предметы интерьера, доспехи и магические прибамбасы. Но куда там! Ни одной достойной версии!
— Время вышло! — объявил свинкс, вновь поворачиваясь к нам. Римбольд, как это у него водится, грохнулся в обморок, Бон смертельно побледнел, Глори мертвой хваткой вцепилась в мой локоть, а я — в рукоять меча.
— Ну-с, — жадно облизнулся кабан-переросток, — с кого начнем? Может, со зверей?
— А может, ответ на твою загадку — гаг'дег'об султана Лангуста Великолепного? Котог'ому напг'ог'очи-ли, шо он помг'ет, оцаг'апавшись то ли о пуговицу, то ли о пг'яжку, то ли еще о какой кг'ючок?
