Андрей Жвалевский - Порри Гаттер и Каменный Философ
Разочарование следователя было видно невооруженным глазом – унылым облаком оно плавало вслед за Ассом по комнате.
Возвращение с Запретной Помойки заняло у комиссии втрое больше времени, чем дорога туда. Пока все утешали Развнедела, сраженного потерей только что обретенного дивана, отряд сбился с пути. Это было бы еще ничего, если бы путешественники не оказались на территории, контролируемой выходцами из России, где какой-то словоохотливый леший взялся запросто вывести их наружу. «Kak nefig delat», – сказал проводник и, действительно, всего за полчаса завел экскурсию в непроходимое болото.
Утомленные члены комиссии присутствовали не в полном составе – МакКанарейкл заявила, что ей, как единственной женщине, нужно привести себя в порядок, и уже часа четыре как принимала душ. Зато присутствовал Бальбо. Не вступая ни с кем в разговоры, он занял сразу два стола и принялся переписывать начисто стопку листиков, озаглавленных «Протоколы Первертских мудрецов».
– Мой коллега, – продолжал Асс, – отец Браунинг, любезно согласился быстро сосчитать количество Труб Мордевольта, которые были направлены на нас в «Скупке краденого».
«Как интересно, – тоскливо подумал Порри. – Я участвую в расследовании преступления».
– Их было восемь, – со значением произнес Фантом. – А нас было семеро. Почему такое несоответствие? Злодей рассчитывал, что с нами придет еще кто-то?
Все посмотрели на Бальбо. Тот выглядел встревоженным.
– Очередной тупик! – резюмировал он, уставившись в рукопись, и перечеркнул несколько страниц.
– Бальбо! – оживился Асс. – Мои поздравления! Вы теперь – подозреваемый номер один! У вас нет алиби! Ха! Ха… Простите.
– Ничего не получится, – вздохнул секретарь, листая плотно исписанные страницы, – второстепенный герой не может быть главным злодеем. Закон жанра! – и Бальбо вычеркнул еще несколько абзацев.
– Допустим, – подумав, согласился Асс. – Значит, одна Труба поразила Пейджер, одна – Аесли и еще восемь было на свалке. Всего десять. Сколько еще ловушек поджидает невинных жертв в закоулках Первертса? Три? Тридцать три? Триста тридцать три? Три тысячи триста тридцать три? Тридцать три тысячи триста…
– Уважаемый Фантом! – не выдержал Югорус Лужж. – Давайте ограничимся какой-нибудь одной версией.
– Как скажете. Итак, осталось еще три трубы. Где же они? – следователь требовательно оглядел присутствующих. Все промолчали.
– Вы совершенно не помогаете следствию, – сказал Асс.
Из коридора донесся неразборчивый шум, который быстро нарастал, приближаясь к дверям.
– Мы больше не будем! – пищал кто-то. – А-а-а-а!
В преподавательскую ворвалась разъяренная мисс МакКанарейкл.
Одета декан Орлодерра была легко – в переливающийся пеньюар с блуждающими пятнами прозрачности, – зато в каждой руке сжимала по белобрысому пацану перепуганной наружности. Гаттер знал их – это были пятикурсники Тинки и Винки Пузотелики, которых постоянно третировали их собственные товарищи. Поэтому братья отыгрывались на первокурсниках.
– В чем дело? – удивился Бубльгум. – Почему вы в таком виде, профессор? Здесь все-таки дети. Мальчики старшего курса, заметьте.
– Это не мальчики, это кретины! Они курили!
– Надеюсь, не магихуану? – с надеждой спросил Развнедел.
– Не-е-е-ет, – хором захныкали близнецы, – Maggboro… Они на подоконнике лежали…
Бубльгум прикрыл глаза рукой:
– Сьюзан, курение несовершеннолетних, конечно безобразие, но у нас сейчас есть куда более…
– Да дайте же вы договорить! – рыкнула МакКанарейкл. – Как только я закончила приводить себя в порядок…
Браунинг выразительно посмотрел на большие часы возле расписания. Часы безучастно показали половину одиннадцатого ночи.
– Не так уж и долго я отсутствовала! – свирепо возразила Сьюзан. Часы немедленно вернулись на сорок минут назад.
– Так вот, – продолжила профессор. – Выхожу я из душа, а под самой дверью двое этих… этих…
Несколько секунд МакКанарейкл провела в мучительных поисках адекватной, но цензурной характеристики нарушителей.
– …мальчиков! – наконец выдохнула она. – Курят! Какую-то дрянь. Какую-то фиолетовую дрянь! Я сделала вид, что не могу найти свою палочку, чтобы дать этим… смыться подобру-поздорову. Они, конечно, хватают свои палки, верещат, как резаные, Шухер-вожатка, и…
МакКанарейкл сделала эффектную паузу, которую тут же испортил Развнедел:
– Подходящее заклинание. Хотя Шуба короче.
– …и они никуда не исчезают! – завершила мысль МакКанарейкл, проигнорировав выступление предыдущего оратора.
– То есть, вы хотите сказать… – произнес Бубльгум. Вместо ответа преподавательница повернулась к белобрысым балбесам и скомандовала:
– Достать палочки! Живее! Ну-ка быстро скомандовали Люмус!
– Люмус, – послушно пробормотали Тинки и Винки. Палочки остались безучастными.
Не сработали и другие простейшие заклинания: Дымос, Дунус и Гумус. Не получились даже детсадовские
Бубльгумус[69] и У-тебя-вся-спина-белая. Братья только бестолково трясли палочками и виновато заглядывали в глаза преподавателей.
– Достаточно, – Бубльгум слабым движением руки остановил бессмысленное действо, – все понятно.
– Мы первый раз! Мы не в затяжку! – заскулил Винки.
– Там как раз две сигареты в пачке было, – подскулил брату Тинки, – и нас как раз двое… А потом оно как бабахнет!…
– Фиолетовым бабахом, – грустно завершил за них Лужж.
– Вы тоже пробовали? – оживился Винки. – Правда, круто?
– Круче не бывает! – ласково сказала МакКанарейкл, и братья снова вжали белобрысые головы в плечи. – Вы теперь, мальчики, не колдуны. Вы теперь обычные мудлы. Только что по вам сработала Труба Мордевольта.
Наступила тяжелая тишина.
– Клево, – сказал Тинки, – теперь на ворожбу ходить не надо.
Дальнейшее произошло мгновенно. Порри услышал вопль Сьюзан: «Да я тебя своими руками!», а потом оглушительный грохот. Взрослых разметало по комнате, а братья Пузотелики пронзительно заверещали, срастаясь во что-то жуткое, чего Гаттер еще не проходил даже по монстрологии.
И тут Бубльгум извлек свою легендарную волшебную палочку, конец которой медленно наливался малиновым цветом, словно хороший полупроводниковый Диод, и направил ее на декана Орлодерра.
– Мисс МакКанарейкл, – произнес Бубльгум, – восстановите, пожалуйста, внешний вид этих мальчиков.
Бесстрашная мисс Сьюзан вздрогнула и торопливо вскинула свой магический инструмент:
– Дегенератум-регенератум! Несанкционированное чудовище замерло, зашипело и треснуло пополам, выплеснув наружу помертвевших от страха Тинки и Винки. Отец Браунинг с отвращением посмотрел на магов, хотел плюнуть и перекреститься, но сдержался и, вытащив белые бусы («Это четки, заблудший сын мой, – объяснил он Гаттеру сегодня утром. – Зачем? Подрастешь – сам поймешь»), начал что-то тихо бормотать («Это молитва. Зачем? Подрастешь…»)
– Достаточно жертв, – сказал ректор, опуская потухшую палочку. – Детей нужно отправить в лазарет. Охрана!
Когда ментодеры уносили зареванных Пузотеликов в больничный корпус, Порри в порыве честности сказал:
– Никогда не буду курить!
– А я бы сейчас закурила! – призналась МакКанарейкл. – Но в этом чертовом балахоне не предусмотрено кармана для сигарет.
– Ну что ж, – заговорил Фантом Асс, потирая ушибленное плечо, – после того, как мы столь продуктивно обсудили создавшееся положение, продолжим наши умозаключения…
– Минутку, – Браунинг сунул четки в карман. – Мисс МакКанарейкл, а что вы обычно делаете после душа?
– Обычно иду спать, – насторожилась Сьюзи. – А что?
– Только спать? А перед этим… ничего?
– Это что, намек?! – вспыхнула МакКанарейкл.
– Отец Браунинг, – заволновался Югорус. – Конечно, я не разделяю ваших убеждений, но, насколько я знаю, даже по вашим странным обычаям такие… предположения в адрес дамы недопустимы…
– Хорошо, – сказал священник. – Спрошу прямо.
Все затаили дыхание, а Развнедел даже открыл рот.
– Вы курите после душа? Обычно?
– Это кто вам сказал? – нахмурилась Сьюзи. – Это вы школьных сплетен наслушались?
– Курит-курит, – обрадовался Развнедел. – Я сам видел.
– Вот почему об этом знает весь Первертс, – иронично подытожил Лужж.
– Как будто кто-то в школе не знает, – пожал плечами декан Чертекака, – что мисс МакКанарейкл дымит как паровоз, пьет как сапожник и ругается…
Оказалось, Развнедел плохо себе представлял, как ругается мисс МакКанарейкл.
За следующие пять минут Гаттер узнал так много нового об уважаемом профессоре, что не смог все запомнить. Кратко содержание монолога мисс Сьюзан можно передать так:
