Владимир Пучков - Тень великого канцлера
— Я считаю, что недурно бы наловить рыбки и перекусить, — сказал Яромир, глядя на поверхность озера, по которой то и дело расходились широкие круги.
Илья сразу успокоился и переключился мыслью на закусон:
— Верно, Яромирка. Сейчас наловим!
— Чем, штанами? У нас же ничего нет. Даже гвоздя!
Илья прищурился:
— Ты, Яромирка, шибко умный, но неопытный. Сейчас увидишь, как у нас в Муроме на палец ловят!
— Как это на палец? — удивился Яромир.
— Сейчас увидишь. — Илья покопался в рюкзаке, отыскал шкурку от сала и принялся неторопливо натирать указательный палец. Время от времени он принюхивался и один раз даже облизнулся.
— Вот! — сказал он, демонстрируя палец. — Сейчас увидите. — После чего он сунул руку в воду и затих. Прошло минут пять. Илья не шевелился. Богатыри тоже замерли. Из ухмыляющегося рта Добрыни ниточкой вытекла слюна.
— Братцы, — не выдержал Яромир. — Может, ее приманивать надо? Цып-цып-цып… Тьфу! Рыб-рыб-рыб!
Прошло еще минуты две. Илья сидел красный, словно от натуги. Наконец он не выдержал и захихикал:
— Весь палец обсосала, тварюшка эдакая! Щекотно…
— Так хватай ее! — рявкнул Добрыня.
— Я уже пробовал. Скользкая, зараза. Ну вот, опять! — Илья вытащил палец и осмотрел его, даже понюхал. В этот момент из воды снова показалась щучья голова. Она нахально усмехнулась и скрылась под водой.
— Это опять ты?! — взревел Муромец. — Ну доберусь же я до тебя! У-ух! — В раздражении он топнул ногой. От богатырского удара земля дрогнула, застонала, вода в озерке поднялась столбом, плеснула на берег и оставила на песке здоровенную зубастую щуку.
— Ага! — Илья схватил скользкую рыбину. — Попался, который кусался! Братцы, собирайте хворост, сейчас мы ее зажарим.
— Не на… — Щука раскрыла зубастую пасть и преданно уставилась Муромцу в глаза. — Я больше небу… простите!
Говорящая рыба произвела на богатырей тяжелое впечатление. Яромир от удивления даже присел на корточки.
— Не губите старую, ради детушек-щурятушек, малых, неразумных! Я откуплюсь. Ей-богу, откуплюсь! Что хотите, сделаю. Может, алмазов там хотите или золота…
— Постой, постой… — Яромир уставился в пустые щучьи глаза. — Ты случайно Емелю не знаешь?
Щука вздрогнула:
— Ну, предположим, знаю. А что такого-то? Мало ли кого я знаю!
— Ага! — Яромир подмигнул друзьям, которые ничего еще ровным счетом не поняли. — Так ты та самая?
— Та, не та — только уж вы решайте побыстрее, а то ведь сдохну на воздухе.
— Ну ладно, — выдохнул Яромир. — Тогда вот что. Нам во Франкмасонию нужно, а мы, похоже, заблудились малость.
— И всего-то? — скривилась щука. — Ну так это в момент! Вы меня это, бросьте в воду. Так не успею я до воды долететь, как вы окажетесь на месте. Идет?
— Бежит! — кивнул Яромир и повернулся к Муромцу. — Давай, Илья, бросай ее в воду.
Муромец выразительно посмотрел на Яромира, тяжело вздохнул и, размахнувшись, бросил щуку в озеро. И в тот же момент земля под богатырями перевернулась, а когда встала на место, оказалось, что они сидят возле широкой укатанной дороги, прислонившись к полосатому столбу, на котором красной краской было написано: «Франкмасония».
— С прибытием! — воскликнул Яромир, вскакивая на ноги и оглядываясь. — Так вот она какая!
— Хорошая баба, — подтвердил Муромец. — Все честь по чести, без обмана.
— Разве это баба? — не понял Яромир. — Она же страна!
— Кто, щука? — выпялился на него Илья.
— Да нет, Франкмасония.
— Тьфу ты, черт, а я думал…
— Думать вредно, — издевательским тоном сказал Добрыня. — Надо, как Яромирка, мыслить и считать.
— Вот я и мыслю, как мы с франкмасонцами общаться будем? — сказал Муромец. — Мы же по-ихнему ни бум-бум.
— А как же с урмынцами общались? — прищурился Яромир.
— Да мы ведь с ними, считай, и не общались почти, — сказал Муромец. — Все больше с нечистью. А нечисть, она на любом языке шпарит влегкую!
— Может, и здесь никого, кроме нечисти, нет, — предположил Добрыня. Яромир покачал головой:
— Не. Не похоже. Вон, за той рощицей домишки, там люди какие-то. И одеты прилично. А нечисть хорошую одежду не любит. Им рванину подавай!
— На то она и нечисть, — кивнул Илья. — Ну так что делать будем? Алешка у нас по-аглицки говорит, а вот по-франкмасонски?
Попович напустил на себя важный вид:
— Сейчас проверим!
Он схватил за шиворот пробегавшего мимо сорванца и, подняв его на уровень глаз, ласково осведомился:
— Шпрехен зи дойч?
— Пусти, сволочь, я папке скажу! — взревел мальчишка на чистом русском.
— А ты уверен, что ты его по-аглицки спросил? — поинтересовался Яромир. — Аглицкий язык, мне сказывали, похож на кваканье. А ты вроде как по-собачьи заговорил.
— Точно, — смутился Попович, не обращая внимания на дергающегося мальца. — Это ж по-бивар-ски. Перепутал малость. Значит, так… ду ю спик инг-лиш?
— Парле вуфрансе! — рявкнул мальчишка. — Темнота заборная! Пуркуа па?
Тут уже Илья не выдержал. Он подошел к пацану и сурово заглянул ему в глаза.
— Ты есть кто? — спросил он, буравя мальчишку взглядом. — Почему ругаешься?
— А чего вы хватаетесь! — захныкал малец. — Что я вам такого сделал?
— Пока еще ничего, — сказал Муромец, — но чую, вырастешь — пакостей натворишь… Так что я могу тебя авансом, не хуже батьки выпороть! А ну отвечай, как зовут?!
— Васька Никитин! Афанасия Никитина сын!
— Это того самого землепроходимца? Он и здесь успел отметиться! Ну, силен! — удивился Попович и опустил паренька на землю. — Значит, Васька. Ну а где, Васька, твой отец?
— А вон в кустах сидит! Чей-то не то съел в трактире. Ему вместо куры скормили лягушку вареную! Вот он и парится — считай второй час кряхтит!
Яромир бегло осмотрелся. Действительно, невдалеке от дороги виднелся заросший кустами овражек. Оттуда поднимался беловатый пар.
— Ну хорошо, Васька! — смягчился Илья. — Ты, стало быть, земляк. Ну а остальные по-франкмасонски говорят, да? По-русски никто не понимает?
— Никто! — авторитетно заявил мальчишка. — Мы здесь уже вторую неделю паримся, ждем поезда до Парижа. Папку послом назначили, а поезда все нет. Я уже несколько слов по-франкски выучил… Богатыри переглянулись.
— И расспросить-то, выходит, некого. — Илья почесал голову. — Оно, конечно, можно и напролом, но страна культурная, как бы чего не вышло. Короче, нужен язык!
— Так ить… — заикнулся Яромир и тут же замолчал.
Богатыри дружно уставились на него.
— Чего «ить»?- хищно поинтересовался Муромец. — Ты уж договаривай!
— Ну я насчет языка. Мне в свое время Балда показывал, где какая шишка на голове растет. Он в этих делах знаток. Есть шишка мудрости, есть шишка здоровья, а есть шишка языка. Так вот если по этой шишке как следует двинуть, то все языки будешь понимать и на них разговаривать!
Богатыри с минуту переваривали сказанное, затем дружно бросились обнимать Яромира.
— Так что ж ты молчал, голова садовая, давно бы двинул!
— А раньше вроде не надо было, — смутился Яромир.
— А вот теперь — как раз! — восторженно закричал Илья, которого возможность свободно изъясняться на всех языках несказанно обрадовала. — Давай начинай с меня!
— Только ты, Илья, меня уж не обессудь, — предупредил Яромир. — Бить буду крепко. Шишка эта — самая дубовая.
— Бей, все равно кость. Не жалко!
Илья наклонил голову. Яромир с деловым видом осмотрел голову Муромца и вздохнул:
— Что-то у тебя голова какая-то странная!
Муромец невероятно смутился, воровато забегал глазами и в отчаянии махнул рукой:
— Эх, была не была! Только никому не говорите, братцы, особенно Блудославу. А то смеяться будет, собачий хвост! Всему стрелецкому войску расскажет, что-де у Ильи Муромца кафешантан на голове! — С этими словами он стащил парик.
Богатыри ахнули. Такой сверкающей лысины Яромир не видел никогда. Было в ней что-то величественное. В смуглой полированной коже, как в зеркале, отражался весь мир. Мальчишка ахнул и порскнул к отцу, в кусты. А Яромиру новая прическа Ильи неожиданно понравилась.
— А что, — сказал он, — здорово. Может, и мне так постричься?
— Ты уж бей поскорей, да и дело с концом, — простонал Муромец.
Яромир не спеша принялся ощупывать шишки.
— Шишка смелости очень большая, — пробормотал он. — Это ты, видать, о скалу двинулся. А вот и шишка языка. Ну держись!
Илья сладко зажмурился, и Яромир со всего маха саданул его по голове.
Бом-м! Словно бы дрогнул вечевой колокол. Народ, стоящий в отдалении, заволновался, принялся оглядываться. Илья стоял, по-прежнему зажмурив глаза, только теперь улыбка на его лице сменилась безграничным удивлением. Наконец он распрямился, поднял на Яромира разом помудревшие глаза.
— Их вайе нихт вас золль эс бедойтен! — произнес он, стыдливо теребя край рубашки и уже по-русски добавил: — Печалью душа смущена!
— Класс! — восхитился Добрыня. — Ну а по-франкмасонски сбацай что-нибудь!
