Евгений Лукин - Чушь собачья
– Гарик… – с досадой одернул Рогдай Сергеевич, успокаивающе оглаживая подергивающуюся мощную холку. – Ну давай ты еще дурака поваляй! Чисто маленький!
– Не знаю, чего ты волнуешься, – сказал Гарик. – Пятачок перед Капитолием – семь на восемь, восемь на семь. Отсюда три человечка, оттуда три человечка… Такую устроют давку, что любо-дорого!
– За державу обидно… – глухо пояснил Рогдай Сергеевич.
Из глубины кабинета последовало деликатное покашливание.
– На проспекте, говорят, иностранную съемочную группу видели, – преданно глядя в розовую пролысинку на директорской маковке, подал голос Лев Львович.
– Ну вот! – возликовал Гарик. – А это уже, считай, полдела…
Дверь приоткрылась, в кабинет заглянула секретарша:
– Рогдай Сергеевич… Одиннадцатый час…
При звуках ее голоса Ратмир с клацаньем сорвал лапы с подоконника и кинулся к дверям, крутя задом, пристанывая и предвкушая прелести прогулки.
– И что?
– Выводить пора…
Директор ужаснулся. Лев Львович, глядя на него, – тоже.
– Ты думаешь, что говоришь?.. Куда выводить?.. – закричали оба наперебой. – Площадку наверняка пикетируют!.. Не дай бог, какой-нибудь дурак камнем прежде времени кинет!..
Ляля опешила и хотела уже прикрыть дверь, когда на помощь ей пришел Гарик.
– Нет, ну вывести-то надо, – резонно заметил он. – А иначе он где-нибудь здесь наделает…
– И еще парикмахерская, – рискнула напомнить Ляля.
Последнее слово поразило Рогдая Сергеевича подобно ракетно-бомбовому удару. Остолбенел. Глаза обезумели.
– Забыли!.. – хрипло выдохнул он. – Парикмахерская!.. – Сорвался с места, хлопнул себя по карманам, остановился. – Лёва! Выдай ей на парикмахерскую! Ляля! Бери машину, бери Серого – и дуйте туда прямо сейчас! А уж по дороге там где-нибудь… Только с демонстрантами, ради бога, не связывайтесь! – душераздирающе попросил он.
До салона «Сысой Псоич», где квалифицированные мастера делали обычно Ратмиру и прочей собачьей элите стрижку с окрасом, проще было дойти, чем доехать. Поэтому украшенному шрамами шоферу пришлось долго кружить дворами, пока они выбрались наконец в Сеченовский переулок, прямиком выводящий к цели.
Стоило это сделать, как Ратмир забеспокоился, залаял и начал бросаться на дверцу, чего с ним отродясь не бывало.
Ляля встревожилась.
– Останови! – сказала она. – Что-то не так…
– Здесь? – с сомнением переспросил Серый, но все же притер машину к бровке – как раз напротив исторической бреши в ограде городского парка.
– Все равно же выгуливать, – неуверенно проговорила секретарша, естественно, понятия не имея, что это за место и чем оно знаменито. – Людей вроде нет…
Цепким профессиональным взглядом Серый смерил переулок в обе стороны. Действительно, людей не наблюдалось.
– Хорошо, – решил он. – Только я тоже с вами выйду.
Движением человека, прихваченного сердечным приступом, он сунул правую руку за борт кожаной куртки и, что-то там поправив, покинул машину первым.
Оказавшись на тротуаре, пес рванулся и, вывалив язык, неудержимо повлек Лялю через дыру в ограде, через пепелище – к кустам, располагавшимся справа от руин парковой скамьи.
– Ратмир! – испуганно вскрикивала готовая уже бросить поводок Ляля. – Ну куда тебя несет? Ратмир!..
Надо полагать, Ратмир бы и сам испугался, осознай он вдруг, куда его несет. Но так вышло, что, опрометчиво разогнав по темным уголкам собачьего сознания всё людское, бронзовый медалист напрочь забыл и о неком своем сомнительном поступке, совершенном здесь недавно в человеческом качестве.
– Ратмир!..
Не слушая, пес нырнул в кусты на всю длину ремешка. Слышно было, как он там фыркает, возится и, кажется, что-то выкапывает. Затем появился снова, обескураженный, с наморщенным лбом, – и жалобно заскулил.
– Что там, Ратмир? – спросил Серый. – Покажи: что там?
Вслед за псом они с Лялей влезли в кусты и обнаружили неглубокую ямку, в которой, очевидно, что-то когда-то лежало – скорее всего косточка. Напрашивалась мысль, что перед ними ограбленный тайник самого Ратмира. Смятенный и подавленный, бедняга то порывался копать дальше, то вскидывал морду, сведенную такой недоуменной, страдальческой гримасой, что, будь Ляля и Серый в достаточной мере начитаны, им непременно бы вспомнились пронзительные строки философа Владимира Соловьева: «Никогда не увидишь на лице человеческом того выражения глубокой безвыходной тоски, которая иногда безо всякого видимого повода глядит на нас через какую-нибудь зоологическую физиономию».
Осторожный Рогдай Сергеевич упросил Ратмира не ходить сегодня в «Собачью радость», поэтому обед на четверых доставили из ресторана прямо в кабинет. Трапеза, однако, получилась невеселая. Есть не хотелось, пить не следовало.
– Вроде неплохо обкорнали… – тревожно молвил директор, глядя на короткую стрижку Ратмира, действительно напоминавшую теперь холеную собачью шерсть палевых тонов.
– Сойдет… – равнодушно отозвался тот.
– Что-то ты мрачный какой-то…
– Сосредоточенный… – улыбчиво поправил Лев Львович.
Но Ратмир был именно мрачен. Яростная радость, с которой он сегодня утром ушел в работу, подвела его самым неожиданным образом: четвероногий Ратмир, забывшись, сорвался с внутреннего поводка и своим нечаянным поступком глубоко оскорбил Ратмира двуногого. По сути, обвинил в воровстве… сукин сын!
В воровстве – у кого? У Льва Львовича? У этого иуды?.. Ну вот он, бледный, одутловатый, как из теста вылепленный, сидит напротив, заискивающе округляя щечки, – и всё ему как с гуся вода! Должен он хоть как-то расплатиться за свои проделки?.. А у меня, между прочим, жена пьющая! Кодировать давно пора! И дочка в клуб первоначальной натаски тоже, между прочим, не бесплатно ходит!.. Да есть на свете справедливость, в конце-то концов, или вовсе нет?.. При чем здесь воровство, кобель ты драный? Будет он тут еще укор совести изображать!..
«Воли я тебе дал много, вот что, – стискивая зубы, мыслил Ратмир. – В парфорс тебя и на короткий поводок! Прав, прав был Тамерлан. Служба службой, а думать надо… Да и Рогдай… когда оставаться человеком советовал…»
Тем временем вокруг призера приглушенными, как у постели больного, голосами велась беседа, к которой он не прислушивался.
– Отстань! – увещевал Гарик. – Вспомни, какой он перед боем с Джерри был. Тоже букой сидел. А выбежал на ринг – откуда что взялось!
– Так то бой… – сокрушенно отвечал глава фирмы. – А то визит…
– Тем более! Делов-то! На поводке перед Президентом пройтись… Любой дурак сможет!
– Вот это меня и беспокоит… Как-то ведь внимание на себя обратить надо… Эй! – подскочил вдруг Рогдай Сергеевич, вытаращив глаза. – Ты чего?!
Ратмир вздрогнул и непонимающе взглянул на свою собственную руку, наливавшую коньяк в стопку. Смутился, отставил. Все оцепенело смотрели на бронзового медалиста.
– Э-э… может быть, все-таки капельку для храбрости… – отважился Лев Львович, неуверенно потирая ладошки.
– Нет, – отрывисто сказал Ратмир и отодвинул бутылку еще дальше. – Это лишнее…
Мудрее всего, конечно, было бы сразу же после визита в Капитолий показаться псиноаналитику. Идя в ногу со временем и регулярно почитывая специальную литературу, Ратмир не мог не знать о шизофренических тенденциях, свойственных отдельным представителям собачьей элиты. Зловещий симптом, когда смутные воспоминания о мерзостях людской жизни становятся у служебного пса чем-то вроде подсознания, был неплохо изучен сусловскими специалистами.
Так, если верить журнальной публикации, некая сука, краса и гордость Гильдии, исполнившись служебного рвения, уличила однажды свою человечью ипостась в неблаговидном деянии (в каком именно, не указывалось). Однако Ратмир никогда не предполагал, что нечто подобное может стрястись с ним самим… Слава богу, ни Ляля, ни Серый не сообразили, в чем дело! По грани ведь ходил, по краешку!
Но Ляля, Серый – это ладно. С собой-то как быть? В памяти всплыли горестные слова незабвенного Гекльберри Финна: «Будь у меня собака, такая назойливая, как совесть, я бы ее отравил…»
Ратмир взглянул на циферблат наручных часов. До конца обеденного перерыва оставалось двенадцать минут. Хотелось одного: стать на четвереньки и никогда с них больше не подниматься. Беда была не в том, что мир двуногих запутан и подл, а в том, что ты сам ничуть не лучше этого мира.
Вопреки опасениям Рогдая Сергеевича народу перед Капитолием собралось в избытке, и операторам – как иностранным, так и отечественным – нашлось что отснять еще до прибытия собаковладельцев с их четвероногими питомцами. Легавые замаялись сгонять пикетчиков с проезжей части. К восторгу ребятни, обильно вызревшей в развилках приземистых акаций и на ажурной ограде скверика, уже растащили несколько драк возрастных нудисток с молоденькими нудипедалками, пришедшими в пику старшим поддержать акцию правительства. Виднелись плакаты: «Сами кобели, да еще и собак завели!», «Была бы собака, а камень найдется!», «Мы тоже хотим в Капитолий!» И так далее, в том же роде…
