Ирина Белояр - Призраки по контракту
— Не психуй, сюда она не залетит.
В ту же секунду во двор спикировало что-то.
Лерыч проявил истинные чудеса реакции. Только теперь Сергей обратил внимание, что напарник вышел из дома с оружием, которое подарил хозяин. Грохот над ухом — и полуметровая тварь упала чуть ли не под ноги упрямому специалисту по эксклюзиву.
Тело — цвета тухлой сардельки, с пятнами плесени. И по форме похоже на сардельку, из которой торчат ассиметричные кожистые крылья, покрытые редкой щетиной. Ручки — непропорционально маленькие, трехпалые. Морда — искореженный гибрид человечьей и птичьей: безгубый рот, находящийся в постоянном движении, над ним — роговой клюв, выше — выпуклые белые глаза без зрачков и радужки. Рядом с глазами — не то усики, не то антенны… Вращая бельмами, это воплощенное уродство поползло к Сергею. Спец по эксклюзиву рефлекторно отскочил в сторону. Тварь сделала еще одно движение и замерла. Сергей остановился тоже, кашляя и хватая ртом воздух. Съеденный обед активно рвался наружу.
— Чего такое? — злобно поинтересовался Лерыч. — Консерва была несвежая? Это можно исправить. Иди, поохоться! — схватил друга за плечи, подтолкнул в сторону калитки. — Одна тушка уже есть, подстрелишь еще парочку — почистим, зажарим… иди, чего уперся?
— Ладно, остынь, — отбиваясь, пробормотал Сергей. — Я ж не знал, что она… что оно…
— Не знаешь — слушай, чего умные люди говорят! — рявкнул Валера.
Одухотворенная физиономия напарника не оставляла сомнений: еще одно политически не взвешенное слово — и тогда уж наверняка придется вспоминать адреса-телефоны зубопротезных фирм.
— Слушаюсь, вашбродь, — вяло ответил спец по эксклюзиву, а про себя подумал: вот если бы, допустим, я полгода кантовался в дикой зоне — тоже стал бы невменяемым параноиком, или просто у Валерки предрасположенность такая?
Уже на крыльце поинтересовался:
— Значит, это и была та самая мокрая сова, от которой вдвое распухают?
— А? — апатично отозвался Валера. — Не, это был трескунчик. Они не ядовитые, хотя и кусаются. Мы их жрали. Ничего, съедобные.
Сергей схватился за горло и побежал в нужник.
* * *Первый день пути — без особых напрягов. Дождь начинался несколько раз, и тогда неподалеку взрывались деревья. Напарники вздрагивали, но дядька и ухом не вел. С точки зрения Сергея те стволы, между которыми шла чуть заметная тропа, были такие же обрюзгшие, как и те, от которых проводник старался держаться подальше… но, блин, не спорить же с профессионалом. Неоднократно откуда-то из крон доносился уже знакомый кашель, но один лишь специалист по эксклюзиву реагировал на него болезненно, остальные не обращали внимания. Кроме трескунчиков в чаще, похоже, ничего не водилось. Розовое дерьмо — оно и есть розовое дерьмо, его даже мутанты не любят, пояснил дядя Леша. Потому и живу в дерьме, так спокойнее… Сергей вспомнил сторожку и тихонько хмыкнул: этот домик и натиск динозавра, пожалуй, выдержит. Но кто будет сомневаться, что в дерьме завсегда спокойнее?..
Розовые деревья закончились, пошли серые ивы. Штука столь же безопасная, сколь бесполезная: хрупкая и гибкая одновременно, даже палки нормальной не вырежешь. Костер тоже не разведешь: от огня превращается в кисель и отвратительно воняет. Через это говно завтра весь день пилить… Здесь уже не так тихо, как в дерьме, порадовал дядя Леша и остановился:
— Вот и заимка. Отливать — сейчас, курить — тоже. Через полчаса солнце зайдет, наружу не вылезешь.
— А внутри курить нельзя? — удивился Сергей — Пожарники оштрафуют?
— Дядь Лёш, где заимка-то? — оглядевшись, спросил Валера.
Егерь игнорировал оба вопроса. Подошел к большому круглому камню, заляпанному серой слизью, потер его перчаткой, чего-то такое нажал и приложил к открывшейся панели ладонь для опознания. «Камень» треснул, створки раздвинулись. Дядька включил фонарь и шагнул внутрь.
Лестница в десять ступенек, внизу — комнатка четыре на четыре, не больше. Половину занимает лежанка, на лежанке толстое одеяло. По другой стене — шкаф. Консервы, аккумуляторы, аптечка, боеприпасы. Егерь зажег лампу, погасил фонарь.
— Дядь Лёш, покуришь со мной? — попросил спец по эксклюзиву, борясь с приступом клаустрофобии.
— Я ж не употребляю, — удивился дядька. — Там Валера остался покурить, у него ружье.
— Ружье, ага. Меня бы не подстрелил вместо совы. Он дикий, как твоя зона, — пробурчал Сергей. Вчерашний Леркин наезд (да еще с демонстрацией превосходства, блин!) не давал покоя специалисту по эксклюзиву. Птица гордая, что тут скажешь.
Егерь усмехнулся:
— А Валера говорит — ты мутант. Кто из вас дикий-то? Или оба?
— Валера — дупло, слушай его больше. Ну, подцепил я в свое время инопланетную болезнь, от которой тело может меняться. Прошло уже давно, а этот придурок до сих пор подкалывает.
…Через полчаса солнце закатилось. Больше не осталось спасения от клаустрофобии. Курить хотелось до безумия. Лежать втроем на двухметровом настиле было тесно и жарко. Тут же рядом — включенный обогреватель, на котором сушились куртки. А еще, в довесок — неуютная мысль: завтра дядька уйдет обратно, дальше придется пилить одним…
Сказать, что Сергею спалось беспокойно — ничего не сказать.
Утром, стоя возле запечатанной ночлежки, дядька отдавал последние указания:
— …не промахнитесь. Они обе прямо у тропы, и выглядят, как эта. Купола, в общем. Вторая будет такая же засранная, дальше серая ива кончится. Открываются на любую человеческую руку. Аккумуляторы и патроны можете оттуда брать, только совсем уж всё не уносите. И еще: когда глушители успокоятся, дайте знать, как добрались.
Сергей проводил егеря долгим взглядом. Внутри организма чего-то такое неприятно копошилось, ноги почему-то ослабли… Спросил, не оборачиваясь:
— Тропу хорошо различаешь? А то она пропадает иногда.
— Полностью не пропадает, хоть чуть-чуть да видно, — спокойно отозвался напарник.
— Карта, которую дядька нарисовал, у тебя далеко?
— В кармане.
— Ружье заряжено?
— Расслабься, Сереж, прорвемся, — мягко сказал Валера. Но потом не удержался и съязвил:
— Конечно, если кое-кого не будет с завидной регулярностью тянуть на подвиги.
— Лучше помолчи! — окрысился Сергей. — Ты уже столько желтых карточек за эти дни заработал! Поперся к ящерицам на случку, разбудил динозавра, нае…л меня с трескунчиком!.. Да еще и дядьке назвездел, что я мутант.
— А чего, разве не мутант? — ухмыльнулся напарник.
…Да сам ты, бля, чья бы корова мычала! Ядовитая мокрая сова, случаем, не твоя родственница? Или этот, белый червь? Не удивлюсь, если ты и дохлый фонить будешь. Совсем как Элькин юзер Кирюша — недаром у вас столько общего…
Двигаясь за напарником, Сергей проговорил эту мантру один раз вслух и еще трижды — про себя. Подействовало: злость улеглась.
На самом-то деле действительно все давно прошло. Конечно, быть мутантом… простите, оборотнем в некоторых случаях может оказаться кстати. Но в мирной жизни это качество не слишком удобное, мягко скажем. Да и не получилось бы его сохранить, даже если бы очень хотелось. Для этого нужно постоянно жрать мутагенные растения долины Алекто, а их (удивительное дело!) в земных магазинах не продают.
— Жаль, — сокрушенно заявил Лерыч.
— Чего жаль?
— Что ты не оборотень. Превратился бы в лошадь, я бы тогда ехал верхом.
Глаз, что ли, выбить?..
Шли долго, шли сколько-то, не наблюдая вокруг себя ничего кроме зарослей серой ивы. Если из этих зарослей и наблюдали в свою очередь за путешественниками чьи-нибудь модифицированные глаза, то делали это молча. Безобидные кусачие трескунчики остались позади, в розовой чаще — тоже, видать, полагали, что в дерьме спокойнее. Треск, к которому Сергей успел привыкнуть за вчерашний день, больше не повторялся. В отсутствие дождя и ветра царящая в лесу тишина была в лучших готических традициях зловещей.
Между осклизлыми силуэтами ив показались стародавние деревянные дома. Ага, та разрушенная деревня, которую дядька на карте крестиком отметил. Еще предупреждал, чтобы в «избы» не совались — там бородавчатые пузыри гнездятся. Сейчас они, правда, в спячке, но береженого бог бережет.
Дома производили странное впечатление. Гниль, провалившиеся крыши, мох по стенам, пустые окна без стекол — и в то же время что-то такое неуловимо волшебное, будто пришедшее из народных сказок: резное оформление окон и крылечек, притулившиеся во дворах доисторические колодцы и игрушечные флигели, торчащие кое-где из разрушенных крыш кирпичные (!) трубы — кажется, в древности их делали не для вентиляции, для другого чего-то. От «избов» веяло тайной, и тайна эта заключалась совсем не в гнездовье бородавчатых пузырей…
После деревни — заросшее серой ивой древнее кладбище. Изгороди едва угадываются под толщей слизи, лишь торчащие здесь и там кресты указывают на последние пристанища допотопных людей.
