Исин Нисио - Nekomonogatari(Black)
А затем она выплюнула руку, как будто это был мусор. Рука упала передо мной, истекая кровью.
– Не нужны…
– Я сделаю госпожу свободной – свободнее всех. Понимаешь? Вы на это неспособны. Вы только мешаете госпоже, связываете её…
«Для начала сбросим с её плеч стресс весом с планету», – сказала Мартовская кошка.
А затем прыгнула.
Или, правильнее сказать, полетела [64].
Потому что это был скорее полёт, чем прыжок.
Почти не сгибая коленей она сдвинула центр тяжести вниз и лёгким движением перелетела фонарный столб, кабели и крышу дома перед ней и исчезла во мраке ночи.
Это не обычная сила прыжка.
Такое не под силу человеку. Уже поздно об этом говорить, но это движение Кайи.
Как будто у неё выросли крылья.
Не крылатый тигр [65] – крылатая кошка.
– Ханекава…
Ханекава Цубаса.
Девушка, обладавшая странными крыльями.
Я понятия не имел, что с ней случилось и как она стала такой, но в одном я был уверен. Опасения Ошино попали точно в цель.
В яблочко.
Все выстрелы.
И вдобавок, я снова не успел.
Я… опоздал.
– Ой… ох.
Я вяло поднялся, подобрал левую руку оставшейся правой и, удивляясь, какая же она тяжелая, соединил ее с телом, хотя края раны были грубыми и подходили не идеально. Приложил руку и попытался восстановиться.
Поскольку я не мог рассчитывать на самовосстановление, я мог использовать лишь этот обрубок. Я никогда не пользовался такой лечебной техникой, но, вытянув из памяти все разнообразные знания о вампирах в аниме и манге, решил, что таким образом плоть, нервы и так далее смогут соединиться.
– …
И Ханекава, и Мартовская кошка пропали из моего затуманившегося поля зрения как дымка – остались только горный велосипед и два человека, лежащих на земле.
Два человека.
Двое родителей – отец и мать.
Родители Ханекавы.
Отец Ханекавы Цубасы и мать Ханекавы Цубасы.
Не связанная по крови, не связанная сердцами её семья.
Семья.
Но я задумался, почему.
Днём они вызывали у меня отвращение, а теперь, когда я увидел их безжизненные тела, лежащие так, будто они умерли, во мне не возникло сильных эмоций.
Во мне не нарастала злость.
Меня не радовало их жалкое положение.
Я ничего не почувствовал, вообще ничего.
Я не мог их винить или злиться на них.
Я только подумал, что они были просто жалкими.
Я хотел лишь жалеть их.
Странно, эти двое должны были быть мучителями Ханекавы, но почему-то мне они показались ужасными жертвами.
007
После этого в моей памяти был провал.
Короче говоря, я потерял сознание от боли из-за оторванной руки и от потери крови. Но, кажется, в момент, когда вы могли бы подумать: «Ух ты, у Арараги-куна есть сила воли!» или «Ты такой крутой!», я успел сделать несколько нужных вещей.
Впрочем, я ничего из этого не помнил.
Я слышал, мозг человека полностью стирает память перед потерей сознания – что со мной и произошло. Я бы хотел заранее предупредить вас, что с этого момента обрывки и пустоты в воспоминаниях будут смешаны с сомнительными предположениями и слухами.
В общем, после того, как Кошка ушла, я решил, что за ней обязательно стоит прибраться.
Прибраться – хотя ничего ещё не закончилось. Я просто разобрался с местом происшествия.
С помощью мобильника вызвал скорую. Но звонил не со своего. Я позаимствовал телефон отца Ханекавы.
Может, это была излишняя предосторожность, но я совершенно не хотел оставлять собственный телефон в центре первой помощи. Скрытие номера меня бы вряд ли спасло, а на раздумья времени не было.
Они наверняка записали мой голос, но с этим уж ничего не поделаешь – или, скорее, я не придумал, как это обойти. Кровь, которая должна была циркулировать в мозгу, прямо сейчас была разлита на дороге.
С другой стороны, здесь был вампир.
Обычно – оставим пока вопрос, насколько это обычно – в ситуации, когда требуется убрать кровь с дороги в спальном районе, вам понадобится тряпка и немало воды, но у нас тут кругом Кайи, а им закон не писан.
К тому моменту, как я назвал (думаю, что я изменил голос – вышло совершенно неубедительно) адрес происшествия скорой помощи, моя разлитая кровь испарилась.
Поскольку в голову она ещё не вернулась, реакция на это была такой:
– …
Я рассеянно пялился на результат, но вопросов у меня не возникло.
Вопросов.
Нет, конечно, у меня не было вопросов насчет того, почему кровь испарилась – на это я ещё на весенних каникулах насмотрелся.
С другой стороны, испарение крови заняло очень много времени – вот из-за чего должны были появиться вопросы.
Я уже и поговорить успел, а кровь только-только исчезла – это было очень необычно.
– …
Однако я знал, что у меня не было ни времени, ни желания мучить свой мозг. Вызванная скорая появилась в мгновение ока. Я слышал, что врачи часто делают обходы, прежде чем доехать до больницы, но скорость, с которой они прибыли сюда, заслуживала восхищения.
А потому мне пришлось убегать со всех ног.
Тело (особенно сейчас) было не в том состоянии, которое стоило демонстрировать человеческим врачам – и если бы меня прижали, я бы лучше показался ветеринару.
Мне казалось, что в выходной из-за операции по сшиванию руки с остальным телом мог работать только доктор Камия [66].
Кое-как держась на подгибающихся ногах, я подобрал велосипед, оседлал его и устремился прочь на полной скорости.
Конечно, в тот момент я уже не мог вспомнить, о чём думал, но если вы попросите меня пояснить словами моё состояние, это будет звучать так:
– Ух ты! Я пережил встречу с Кайи!
И хотя я убегал в ночи, к сожалению, ничего не закончилось.
Даже рекламной паузы не было.
Ужасно, но всё продолжалось без перерыва.
Я совсем забыл о том, что случилось в пути, но, судя по тому, что уцелевшая одежда была в дырах – например, колени или правый рукав – похоже, во время езды я несколько раз падал.
Поскольку все исцелилось еще до моего прихода в себя, я об этом даже не думал, пока Ошино не указал на дыры.
Это значило, что я даже не замечал падений.
Я больше не мог думать.
Я больше не хотел думать.
Поглощённый туманными мыслями, я повернул руль – но не к дому, где спали мои сёстры, а к заброшенному зданию школы.
Можно сказать, я неосознанно отказался от обычного утреннего сестринского пробуждения, а потом…
А потом.
А потом, наконец, моё сознание соединилось с настоящим.
Иными словами, когда я добрался до заброшенного здания, я потерял сознание – и хотя моё упорство не заслуживало «ты крут», думаю, что «ты отлично поработал» оно заслужило.
– Ох.
Не незнакомый, а вполне узнаваемый потолок [67].
Поскольку меня всегда будили, и я редко просыпался сам, неожиданное пробуждение было для меня чем-то странным.
По крайней мере, так было с весенних каникул.
Прямо сейчас, впрочем, главным было не незнакомое ощущение, а сильная боль в левом плече, которая пронзила меня при попытке встать и не позволившая отдаться этому сюрреалистичному чувству.
– Ух… что это за место?
Такие драматичные слова были ни к чему.
Я лежал на четвёртом этаже заброшенного здания.
Класс, где я кормил девочку-вампира пончиками прошлой ночью…
– Но… ой…
Я очень удивился.
Если честно, я бы хотел удивиться сильнее (выгнуться назад и сделать стойку на руках), но боль в левом плече сковывала мои движения.
Рядом со мной сидела упомянутая девочка-вампир.
Она была совсем рядом с моей головой.
Сидела, обхватив колени.
Под таким углом я мог видеть всё, что было под её платьем – кстати, если верить аниме, под платьем у неё… но забудем об этом.
Дело было во взгляде, которым она на меня смотрела.
Это не был обычный взгляд, полный ненависти – и конечно, это не был жадный взгляд при виде пончиков.
Как бы сказать.
Это был… презрительный взгляд.
Не взгляд, которым можно было убить, но взгляд, от которого хотелось умереть.
Я даже думать не смел, что она беспокоилась за меня и приглядывала все это время – ей незачем было это делать.
Скорее, её взгляд говорил:
«Жалкий».
«Позор для рода».
«В таком состоянии из-за драной кошки».
«Ты точно слуга вампира?…»
Нелепо…
«Говорил», да неужели.
Как будто она может сказать хоть что-нибудь.
Как будто она заговорит.
По мне может показаться, что мы общаемся без слов.
Но когда я пригляделся, то понял, что это обычный кислый вид.
Просто она была ближе обычного, и я смотрел на неё снизу вверх.
Вампир – это вампир.
Человек – это человек.
Мы – две параллельных прямых.
Потому что весной мы разошлись навсегда.
Она ни за что не станет относиться ко мне как к слуге.
