Лоуренс Уотт-Эванс - Ночь Безумия
Но для Ханнера он по-прежнему был прежде всего домом, он просто не мог воспринимать его иначе.
Нет, разумеется, напомнил себе Ханнер, сейчас дворец ему не дом – он изгнан оттуда приказом Азрада до последующих распоряжений. Впрочем, он был уверен, что изгнание это временное и в ближайшие пару дней все образуется.
Он огляделся, стараясь понять, изменился ли город.
Улицы в общем-то остались такими же, разве что толпа на них слегка поредела да народ выглядел чуть более встревоженным, чем всегда, чуть более склонным спешить. В переулке виднелось несколько разоренных лавок с наскоро заколоченными витринами, на Нижней улице Нового города сгорел старый дом, но в целом ночное безумие, кажется, не очень повредило Этшару.
По городу прокатился вал насилия и безумств, но он, очевидно, схлынул. Все будет в порядке уже через пару дней. Связанные с магией беспорядки случались и раньше, хоть и не такие серьезные, и Этшар всегда быстро приходил в себя.
Конечно, исчезновение всех этих сотен люден – трагедия, но тут ничего не поделаешь, разве только какой-нибудь маг сумеет отыскать их и вернуть назад. Ну да за этим присмотрит Азрад. Ханнер взглянул вдоль улицы – на дворец.
Ему был виден парапет над фасадом, но окружающие дома и народ на улице закрывали от него большую часть здания.
Но он кое-что слышал.
Ханнер помрачнел. Впереди явно шумела толпа, и более всего шум этот походил на жужжание обозленных ос.
– Пошли, – сказал он и заспешил, стараясь не пыхтеть. Взглянув через плечо – проверить, поспевают ли за ним, – он увидел, что Рудира, которая до того шла, как все, теперь летит.
Ханнер резко остановился и повернулся к ней.
Она тоже остановилась – повисла в футе от земли, искоса поглядывая на Ханнера.
– Вряд ли это хорошая мысль. – Он указал на ее болтающиеся ножки.
– Но я не могу идти так быстро.
– Тогда беги!
– Бежать унизительно, особенно если я споткнусь. И я вовсе не хочу испачкать эти одежды: дама вашего дяди была бы недовольна.
– Не думаю, чтобы нынешняя дама моего дяди хотя бы видела эти тряпки, – отмахнулся Ханнер. – Они, должно быть, остались от кого-то из прежних. – Он кивнул на дворец. – Слышишь шум там, на площади? Я, например, слышу, и мне он не кажется радостным. Скорее – опасным. Толпа обозлена. И злится она в основном на чародеев. Влететь туда сейчас, открыто объявить, что ты – чародейка, значит вызвать восстание и погубить нас всех. Не знаю, как тебе, а мне бы очень хотелось остаться сегодня в живых.
Рудира капризно вскинула голову.
– Не думаю, чтобы им удалось убить меня! – бросила она. – Ибо я – чародейка, и, судя по тому, что до сих пор видела, самая могущественная в этом городе!
– Это, быть может, и так, – согласился Ханнер, – по ты одна, а их сотни, возможно, и тысячи, и, хоть и сомнительно, чтобы среди них нашелся чародей, потому что у большинства чародеев больше здравого смысла, чем у тебя, маги там могут быть вполне. Или ведьмы. Или колдуны. Волшебники, демонологи – да любые маги. Я не знаю, чего стоит чародейство против обычных видов магии, – а ты?
Рудира бросила взгляд на площадь и опустилась наземь.
– Твоя взяла. – И она пошла вперед.
Отисен молча наблюдал на спорщиками. Теперь, когда вся троица быстро – хотя и не так быстро, как прежде, – шагала ко дворцу, он спросил:
– Ты правда думаешь, что это опасно? И что там могут быть маги?
– Да, опасно, – подтвердил Ханнер. – Есть ли там маги, мне неизвестно.
Отисен улыбнулся и радостно затрусил вперед.
Минутой позже троица добралась – нет, не до площади, а до последнего ряда толпы в добрых пятидесяти футах от площади.
– Что происходит? – поинтересовался Ханнер у первого, до кого дошел.
Человек бросил на него взгляд.
– Не знаю, – отозвался он. – Отсюда не видно. Что-то говорят, но мне не слышно.
Никакой полезной информации из ответа Ханнер не извлек; удержав ядовитое словцо, он сказал «позвольте» и начал протискиваться вперед.
Толпа была большой, но не плотной; Ханнер легко проложил себе дорогу. Один-два раза он отодвигал людей, не касаясь их, и всякий раз ощущал холодок страха; тогда он стискивал зубы и сдерживал магическую силу.
Теперь, когда он мог это, удержаться и не пользоваться чародейством было трудно. Ничего удивительного, что Рудира любила летать: эта странная магия была невероятно привлекательна. Она хотела, чтобы ее использовали. Не зная, что обладает магической силой, Ханнер не испытывал искушения испробовать ее, но теперь не мог не думать, как удобно было бы ею пользоваться: дотянуться до одного, поднять другое, передвинуть третье...
Интересно, подумалось ему, всякая ли магия настолько притягательна? Ни один из волшебников, с которыми он по просьбе дяди беседовал, ничего подобного не говорил, но это еще ничего не значило.
Ханнер оглянулся и увидел, что Отисен и Рудира остались на Торговой улице.
Отисен был деревенский парень; возможно, он вообще никогда не видел, чтобы в одном месте собиралось столько народу. Рудира не вышла ростом; конечно, магическая сила защитила бы ее от любого толчка, но Ханнер только что уговорил ее не пользоваться этой силой.
Ладно, они не дети. Рудира, наверное, даже старше его года на два. Они вполне могут сами о себе позаботиться. Он двинулся дальше.
Прошлой ночью на площади было полно солдат. Сегодня стража выстроилась вдоль северного края площади, отгораживая канал, мост и дворец, а сама площадь кишела обозленными горожанами.
Оттуда, от начала моста, кто-то обращался к толпе. Ханнер вытянулся, стараясь разобрать слова.
– ...вопросы! Наймите волшебников, возможно, они смогут ответить вам!
Кто-то крикнул что-то сердитое, и по толпе прокатился одобрительный рокот.
– Смерть его возьми! – пробормотал Ханнер. Кто бы ни ораторствовал сейчас, делать он этого не умел.
– Защищать нас – ваше дело! – крикнул кто-то.
– А мы вас и защищаем! – отвечал оратор. – Есть ли здесь хоть один чародей?
– Откуда нам знать? – откликнулась какая-то женщина.
Хор согласных голосов волной прокатился по толпе и отразился от стен дворца.
– Поймите, это же чары, – в отчаянии воскликнул человек на мосту. Теперь Ханнер видел, что одет он в форму капитана гвардии. – Мы знаем не больше вашего, но маги должны все объяснить! Лорд Азрад послал в Гильдию гонца с требованием объяснений, и ответ вот-вот придет!
– А может, с них-то все и пошло!
– Это демонологи!
– Северное колдовство!
– А что говорит лорд Фаран?
Именно на этот вопрос Ханнеру и хотелось бы получить ответ. Что скажет дядюшка, когда – и если – обнаружит, что его племянник – один из этих докучливых новых магов?
И, кстати, что скажет Гильдия?
Не то чтобы Ханнер собирался кому-то рассказывать...
Он просто хотел бы знать, где сейчас Фаран и чем занимается.
Глава 17
Голос лорда Фарана был почти умоляющим, что было ему отнюдь не свойственно. Он сидел на своем обычном месте в малом приемном зале, но не удобно откинувшись, как всегда, а наклонясь к трону правителя.
– Лорд Азрад, – говорил он, – не все они преступны!
– Но все опасны, – возразил правитель. Он сидел на троне, привычно нахохлясь, но взгляд, которым он одарил своего главного советника, был нежданно тверд. Они были в зале одни и могли говорить свободно. – Я поражен вашим заступничеством, милорд Фаран, – это совершенно на вас не похоже. Уж не из них ли ваша последняя возлюбленная? Или племянник, этот бесполезный Ханнер?
– Нет, лорд Азрад. По крайней мере, думаю, что нет, но поскольку вы не сочли возможным впустить Ханнера во дворец, я не могу быть уверен ни в чем.
– А женщина?
– О, я могу утверждать наверняка, что Исия не знакома с магией – кроме чар, обычных для молодой женщины.
Он, разумеется, не проверял, но в ней не было заметно ни малейшего намека на то, что и она владеет той странной новой силой, которую ведьмы назвали чародейством.
А если она даже и владела ею, ему не было до этого никакого дела; с ней приятно было проводить время, но не более, чем с множеством других женщин, и она была Фарану ничуть не милее дюжин своих предшественниц.
– Тогда почему же вы так настаиваете на помиловании всех этих безумных магов?
– Потому, милорд, что они не причинили вреда, и когда толпа придет в себя, народ Этшара вспомнит об этом. Хотя в моей семье их нет, у каждого чародея есть семья и друзья, и со временем эти семьи и друзья начнут удивляться, почему старого дядюшку Келдера или малышку Сараи с другой стороны улицы приговорили к смерти за волшебство. Почему чародеи, а не демонологи? В конце концов они якшаются с силами тьмы. Почему не колдуны, ведь они были на коне в Северной Империи и, возможно, по сию пору не избавились от северной скверны? Почему не волшебники – вот уж кто связан с поистине непознаваемыми силами, да к тому же через свою Гильдию осмеливается диктовать условия всем правительствам мира? Ах да, чародеи разграбили пару лавок, сожгли пару домов, изнасиловали пару-тройку женщин... но дядя-то Келдер ничего такого не делал, а простой вор обычно отделывается бичеванием, а насильник – рабством. Чем так провинились чародеи, что должны умирать?
