Виктор Баженов - Дело «Тридевятый синдикат»
— В этом что-то есть, — неуверенно пробормотал Люцифер, с опаской поглядывая на демона, с кряхтеньем поднимавшегося с пола. — Ну тогда запоминай. Как я уже сказал, тебе на Буян нужно. Кадров моих на лояльность проверить. Наедешь на них…
Демон начал принимать форму трактора.
— Да не так, — недовольно поморщился Люцифер, нервно вышагивая по кабинету, — на лояльность говорю… уж больно место там… разлагающе на моих сотрудников действует. Короче, как прибудешь, требуй отчёта о проделанной работе. Да построже! Главное — построже! А потом на работу предложи поступить к твоему шефу. И мягонько, ласково так. Благ там посули всяких, льгот…
— Помедленнее, пожалуйста.
— Что? — вздрогнул дьявол, поднимая глаза. Старый, заслуженный демон сидел на полу около неизвестно откуда взявшегося ведра чернил, макал в него страусиное перо и старательно писал на морщинистой ладони шпаргалку.
— Ты буквы-то помнишь? — поинтересовался на всякий случай дьявол.
— Я по старинке. Картинками.
Люциферу стало интересно, и он не поленился зайти с тыла и заглянуть.
— Это по-каковски? Почему не знаю?
— Молодо-зелено, — отечески пробубнил адский ветеран, — ты ещё и пелёнок не марал, а мы уже…
Люцифер почесал затылок. Он отчётливо помнил, что стадии пелёнок у него не было.
— Ну ладно, — хмыкнул дьявол.
— Ну ладно. — Пенсионер старательно заскрипел пером.
— Это можно пропустить, — заволновался Люцифер.
— Это мы опустим, — не возражал демон, продолжая размеренно водить своим стилом.
Нечистый понял, что каждое лишнее слово в общении с пенсионером чревато последствиями и вольный стиль изложения задания в данном случае недопустим.
— Чтобы поступить на работу к Вельзевулу, — медленно, размеренным тоном профессионального диктора начал излагать Люцифер, — необходимо охраняемый объект ликвидировать…
— А чем тебе остров помешал? — Удивлённый демон даже конспектировать перестал.
— Да не остров! Марью-искусницу ликвидировать надо… тупица.
— Понял. — Старичок вновь заскрипел пером. — Как ликвидировать будем?
— Ну… утопить, задушить, сварить, зажарить наконец в масле подсолнечном…
— На подсолнечном лучше, — одобрил старичок, — холестерину меньше. Ты не поверишь, сынок…
Люцифер понял, что пенсионер сейчас ударится в воспоминания, и зачастил:
— Поверю! Сразу и безоговорочно! Ты лучше главное запиши. Все одно не запомнишь ведь! Если они Марьюшку хоть пальцем тронуть посмеют, уничтожить всех! Сам охранять будешь.
— Так бы сразу и сказал, что тебе остров нужен. Это мы в момент! Чистку по всем правилам…
— Тьфу! — Нервы Люцифера не выдержали. — МАРЬЮШКУ НЕ ТРОГАТЬ!!! НИ ТЕБЕ, НИ ИМ!!! ПОНЯЛ? — проревел он на ухо демону. — Все! Пошёл!
Демон обиделся, кряхтя встал и послушно пошёл, но чуть-чуть левее двери.
— Ну и жлоб наш Вельзевул. Не мог на очки своему заслуженному разориться.
В образовавшийся проем сунулась удивлённая мордочка секретарши.
— Насчёт каменщиков распорядись, — буркнул ей Люцифер, — и столяров тоже. Надо бы интерьер обновить и дверь расширить, а то её последнее время замечать перестали.
14
Если для членов синдиката и царицы-матушки утро выдалось хлопотливое, то Илья в отличие от них выспался отменно. Зелье сонное в жбанке с кваском погрузило его в безмятежный сон и заставило проспать чуть не до полудня. Сладко потянувшись, он открыл глаза, обнаружил себя в объятиях жаркой пуховой перины и вспомнил все, что с ним случилось накануне. Марьюшка! Капитан слетел с кровати и бросился к одежде. Неладное почуял, застёгивая уже последние пуговицы. Нагрудный карман был пуст.
— Та-а-ак, — выдохнул капитан, осаживаясь на кровать.
Беглый осмотр личного имущества выявил ещё две пропажи. Часы и крест. Это был удар. Часы были дарёные. От его ребят. Группа захвата обожала своего бесшабашного «папу». А крест… тут и говорить нечего. Крест есть крест. А в этом мире не только крест, но ещё и индикатор опасности. Три года назад он честно предупреждал хмельного Илью о появлении агрессивной нечисти. Другое дело, что он, обормот, не всегда эти предупреждения был в состоянии адекватно воспринять по вполне понятным причинам.
— Обчистили. Это кто ж мне удружил?
Профессиональная гордость капитана была уязвлена. Мозг заработал. Старых друзей из списка подозреваемых он вычеркнул сразу же. Такова уж была натура у капитана. Если друг, то до конца. До гробовой доски. Последнюю рубаху отдаст, в омут кинется, из беды выручит. Вот за это-то и ещё, может, за лёгкий и весёлый нрав и любили Илью все, кто хоть раз имел с ним дело.
Капитан проанализировал события прошедшего дня шаг за шагом. Рыбалка, черти, караван….. Последний раз он ощущал на себе крест на пиру. Это Илья помнил точно. Отец Митрофаний… посол…
— Мандладашский народный обычай! — дошло наконец до отца-основателя. — Тот шустрый посол. — Анализ ситуации был закончен.
В тронном зале его с нетерпением ждали царь-батюшка, министр финансов, Никита Авдеевич, Соловей и так до конца и не очухавшийся народный целитель.
— Ожил, терминатор? — Тот мрачно мотнул головой и торопливо схватился за очки. Люстру министр финансов ему простил, справедливо выставив счёт за учинённый во дворце погром боярину Нарышкину, но рисковать не стоило. — Значит так, бра… — Илья великолепно помнил братковый сленг, занесённый им в тридевятое три года назад, но последнее время капитана от него стало немного коробить. — Короче, я на поиски Марьи-искусницы отправляюсь, но перед этим хотелось бы повидаться с послом вчерашним. Из Мандладаша.
— Зачем? — удивился Чебурашка.
— Я тут думал, думал… — неопределённо пробормотал Илья.
— О чём? — заинтересовался Никита Авдеевич.
— Моё профессиональное чутьё, — капитан почесал грудь в том месте, где когда-то лежало Кощеево яичко, — говорит мне, что с этим послом не все чисто. Стоило бы почитать его грамотки. Да и с самим потолковать в приватной беседе. — Илья выразительно стукнул кулаком о раскрытую ладонь.
— Соловей! — нахмурился Иван. Воевода сыскного приказа опрометью кинулся исполнять высочайшее повеление. Через пару минут он вернулся мрачный как туча.
— Исчез. С утра его никто не видел.
— Папа проснулся? — в окне появилась голова Центральной. — Там Яга уже заждалась.
— Меня? — удивился Илья.
— Попрощаться с тобой перед дорожкой хочет, — пояснила Левая, высовываясь из другого окна, и шмыгнула носом
— Вы уж извинитесь перед ней, ребятушки. Недосуг мне. Марьюшку спасать надобно.
— Ни в коем случае!
— Папа!
— Что ты! Она всю ночь пирожки тебе в дорожку пекла. Не обижай!
Иван уговаривать не стал. Он подхватил капитана на руки, поднёс к окну и сунул в зубы Центральной.
— Доставишь в целости и сохранности, — распорядился царь.
— Какой базар! — ответствовал судья, роняя «папу». Хорошо Левая и Правая были на подхвате. Они бдили на совесть.
* * *В отличие от «папы» Кощей этим утром проснулся в своей «камере» с больной головой.
— Воды, — жалобно простонал он, не открывая глаз.
— Ожил, — удовлетворённо вздохнул Лихо, — всю ночь тазик просил, а теперь на водичку потянуло.
— Я бессмертный, — простонал «узник».
— Если б не моя терапия…
— Ты что, — подскочил Кощей, — меня лечить посмел?!
— Шлаки выводил, — степенно кивнул головой «народный целитель», — передозировка дело серьёзное. Запросто концы мог отдать.
— Вон! — рассвирепел Его Бессмертие. Лихо оскорблённо поджал губы и покинул «камеру» с гордым видом непризнанного гения.
— Шарлатаны… знахари-недоучки…
Кощей выполз из постели, доплёлся до стола, сдёрнул с него недопитый накануне пузырь «Тройного борзенского» и одним махом добил ёмкость. Через десять минут в голове просветлело.
— А жизнь-то налаживается, — бодренько хмыкнул Кощей, торопливо одеваясь. — Чем бы заняться? Из камеры сегодня мне никак… Папа ещё не отбыл… а может быть, отбыл? — Его Бессмертие покосился на поднос. — Скотина все-таки этот Лютый. Пришёл и все опошлил. Может, заняться?
Решив, что все равно делать нечего, Кощей принялся колдовать над своим окном в мир, и то ли терапия Лиха одноглазого, то ли его собственная помогла, но дело пошло так шустро, что через два часа аппарат заработал, причём не хуже зеркальца Яги. Передачи ловились не случайные, а чётко по заказу. К испытаниям Кощей приступил немедленно, потребовав от подноса показать ему, что творится в данный момент на лесной полянке, ибо именно оттуда по плану и должен стартовать на остров Буян их любимый «папа». Сделал он это вовремя, так как у ямы, оставшейся после драматического старта дуба, жители лесные в тот момент получали последние инструкции.
— …и если хоть один коготь, хоть один зуб папу коснётся…
Разноголосый рёв и вой лесной братии был настолько искренним, что Яга поняла: аудитория прониклась. Леший погрозил своим корявым, узловатым пальцем:
