Игорь Мерцалов - За несколько стаканов крови
— А сам мозгами пошевелить не хочешь? — невозмутимо полюбопытствовал полевик. — Хотя бы вспомни, что у эльфа нюх не хуже, чем у лешака. Кстати, мог бы и ты учуять, это уж нам, сирым, не дано… Ну, ничего на ум не приходит? Эльф за лешаком пошел, когда учуял запах меда — и, как видно, что-то там себе сообразил. А где мы мед в последний раз встречали?
— Чтоб у меня хвост облез… — прошептал Дерибык, видимо и впрямь что-то смекнув.
— Что, и ты теперь начнешь загадками говорить? — спросил Плюхан, уже заметно беспокоясь.
— Какие загадки? — расхохотался Дерибык. — Все на виду, прав мелкий! Экий я дурень… Медом пахла та повозка, на которой Хмур из «Трубочного зелья» ушел!
— И были в той повозке трое, — добавил Шарох, жестикулируя травинкой, как сигарой. — Сам Хмур, малахольный упырек из Лионеберге и возница. А в Шинельино возницы уже не было.
— Потому что он раньше сошел, — подхватил Дерибык. — Ай молодца, мелкий! И ведь правда же, чуял я этот мед, а не смекнул…
— Да что ты не смекнул? — теряя терпение, воскликнул Плюхан.
— Что братец мой решил-таки взяться за клад, — объявил Жмурий. — Черт, все сходится…
— Что сходится? — спросил Оглоух, выпрямляясь и убирая нож от глотки Гемье.
Гном немедленно шатнулся в сторону. Бежать! Однако ноги не держали, а кроме того, он с удивлением обнаружил, что ему страсть как хочется дослушать объяснение всех этих медовых загадок.
— Брика, пахнущая медом, конечно, принадлежит пасечнику, — ответил Дерибык. — Какой-то пасечник помогает Хмуру смыться у нас из-под носа, потом они едут за город и расстаются подле Шинельино, причем пасечник отдает повозку и уходит пешком, а Хмур вместе со своим странным упырьком едет дальше — и зачем-то ясно дает нам понять, что намерен удирать именно в этой повозке. И когда мы доходим до места, где они расстались, Ляс по запаху отправляется вслед за пасечником, а не за Хмуром!
— Причем Ляс — единственный, кто видел пасечника в лицо, — вставил Шарох.
— Верно! — кивнул Дерибык. — Кстати, сразу можно было догадаться — помните, как он летел с повозки, когда ему возница в лоб двинул? У кого еще столько силы, как не у берендея?
— Эй, да вы, никак, думаете, это был Яр? — насторожился Оглоух.
Все еще не ухвативший нить рассуждений Плюхан поглядел на него с горечью, но промолчал.
— Если бы мне сразу пришло в голову принюхаться, я бы мог сказать точно, — ответил волколак. — Но Ляс ни секунды не сомневался, по чьему следу идти, сразу решил, кто важнее.
— И вот мы теперь шатаемся по графству, догоняя брику, — добавил полевик, — заодно тратим время, злясь друг на друга, препираясь и пытаясь добиться очевидных ответов у тупого гнома…
— В то время как Яр, вероятнее всего, уже пришел в Купальский лес, — закончил начавший понимать Эйс Нарн. — Похоже на правду…
— Да каким местом похоже? — возопил Плюхан, обнаруживший, что рискует остаться в полном одиночестве: даже в глазах Зазряка мелькнул проблеск понимания. — Что, по-вашему, он встретил Яра и вот так взял и выложил ему, как поднять клад?
— Во всяком случае, если он еще способен доверять, то только Яру, — сказал Дерибык.
Тут водяной не нашел возражений. Хотя он не любил берендея за отсутствие, как он уверял, твердой идейной позиции, не признать очевидного было нельзя: Яр доверия заслуживал.
— Все равно, — проворчал Плюхан. — Что же выходит: повозка у него, а клад поднимать Яр пошел?
— Такой бугай и в одиночку все перетаскает, — отмахнулся волколак.
— Но ведь не за час же! — оживился Плюхан, разом избавившись от сомнений. — Да и берендей не птица… Мы еще можем успеть! Уговорим Яра, а если нет — что ж… Главное, от продажи произведений искусства мы получим достаточно денег, чтобы продолжить борьбу, и благодарные потомки еще высекут наши имена золотыми буквами на мраморном пьедестале Незалежности, который…
Обычно Плюхана, по молчаливому согласию, не перебивали. Но сейчас Жмурий не стал дожидаться, пока водяной завершит нанизывание красочных образов на прямую, как палка, нить своих помыслов, и сказал:
— Ни черта нам не достанется, если Хмур нас опередит. Есть у меня одно подозрение… Кто-нибудь из вас замечал у него на левой руке такую золотую висюльку?
— Вроде той? — уточнил Шарох, выплюнув травинку.
— Или ту же самую. Я уж в тонкостях не разбираюсь.
— Ты правда думаешь, что он это сумеет? — нахмурился полевик. — Заклясть клад упырем — это сложно.
— Заклясть человеком тоже непросто, а это он уже делал, — ответил Жмурий. — Чары все-таки похожие. Главное — это объясняет, для чего он таскает с собой упырька. Водит нас кругами, а заодно настраивает на него артефакт.
— Стало быть, скульдены себе, коллекцию — в новое место? — оскалился Дерибык. — А что, это на него похоже. Если мы вокруг клада крутиться не будем, он и десять лет прождет без труда, прежде чем возьмется музейное добро толкать…
— Значит, Яр сейчас тем и занимается, что перепрятывает содержимое тайника, — согласился полевик. — Пока мы тут дурью маемся…
— Верно мыслишь, мелкий, — кивнул волколак. — Эй, Зазряк! Чего сидишь, запрягай лошадей! Хомка, выбрасывай свое варево, сухарей и в седле погрызем. Ну что, Плюхан, командуй! — предложил он, отдав распоряжения.
С некоторых пор водяной вбил себе в голову, что как самый сознательный он обязан взять на себя командование остатками подразделения — и, самое удивительное, никто не стремился развеять его иллюзии. В способности этого фантастического сброда приходить к какому-то безмолвному соглашению и даже прощать чьи-то слабости чудились остатки бригадного духа, созданного Хмурием Несмеяновичем.
«А все-таки бригада уже не та», — грустно думал Гемье, сидя в стороне и наблюдая за спешными сборами.
Поначалу почти все эти разумные были вполне убежденными бойцами, истинными фанатиками суверенитета — за вычетом конечно же таких, как Оглоух, которые посвятили жизнь большой дороге и готовы были записаться куда угодно, лишь бы не изменять своему призванию.
Потом была война — процент идейных уменьшился: многие гибли, мальчишки вроде Зазряка не выдерживали крушения идеалов и выживали из ума, а пополнялись бригады, как правило, отборнейшей сволочью. Однако Тучко дело знал, при нем бойцы умели держать себя в руках и действовать сообща.
У них была хорошая бригада. Кто-кто, а Гемье знал в этом толк. Они могли брать города — и брали, между прочим. И когда-то именно они удерживали Ховайск целых два часа — а почему? Да потому, что знали: какой бы хаос ни царил вокруг, свои не подведут. Не оставят позицию, не обнажат фланг, не позволят противнику зайти в тыл.
Гемье опять вспомнилась окраина: Ховайский вокзал с закопченными стенами, взорванная железная дорога, столб дыма над ковролеткой, вспышки молний, наугад бьющие вдоль задымленной улицы из чердачного окна проката семимильных сапог… Снега не было видно под красным и черным.
— Идут! Перворожденцы идут!
— Бронепоезд у моста!
— Это Пятый… Слыхал? Уланы уже за полем стоят, только сунемся — накроют нас…
Паника…
Достоверно известно только одно: перворожденцы действительно идут. Тремя колоннами движется от центра города лейб-гвардии Перворожденский пехотный полк. Как трехглавый огнедышащий дракон, как тень смерти. Уже видны над крышами вороны — глаза магов-разведчиков. Перворожденцам незачем скрываться: герильясы сломлены и бегут. Продвижение каждой колонны выдает вьющийся над ней феникс — грозная огненная птица, готовая обрушиться на любой дом, на любое скопление неприятеля.
Тремя колоннами неторопливо шагают они вперед, разрезая линию сопротивления на перепуганные толпы, а за ними катится вал серых шинелей — Вторая Накручинская дивизия. Перворожденцы — это страшно. Каждая пуля в цель, каждое заклинание неотразимо. Это они продавили оборону, заняли окраины и за какой-нибудь час вышибли герильясов из центра.
Паника! Нужно бежать, немедленно, сломя голову, но что, если бронепоезд, остановленный взрывами путей, и впрямь перешел на запасную ветку и держит под прицелом своих орудий мост? Что, если Пятый уланский полк и правда уже встал за хутором на той стороне поля — ведь бригада Перебегайло, как говорят, вся тут, мародерствует вместе со всеми, а значит, некому и пытаться его задержать?
— Разговорчики отставить! — прикрикивает Эргоном на свое звено. — Дурни, забыли, что на хуторе наш отряд? Даже если уланы подошли — так просто не пройдут. А тут всего-то и нужно — полчаса простоять, видите, ковролетку уже почти потушили. Уйдем с комфортом и с добычей. Так что айда на позицию и учтите: если подведете меня, лучше вам от имперцев смерть принять, чем мне на глаза попасться. Ну, живо бегом марш!
