Надежда Первухина - Вежливость королев
— Не подходи! Не подходи, безголовый! Я знаю, где ты прячешь свою голову! Ты носишь ее на поясе вместе с ручными гранатами, и, когда приходит твой час, ты бросаешься с криком на врага, чтоб взорвать его! А следом за тобой бежит желтый ящероскорпион-пулеметчик, его не возьмешь разрывными пулями! Я не пройду этот уровень, не пройду!.. До пирамиды осталось всего несколько шагов, но наши патроны и жизни на исходе! Гейм овер! Гейм овер!
— Какой ужасный у нее бред, — прошептала дежурная служаночка. — Кто такой этот «Гейм овер»? Может быть, ее святой покровитель?
— Помогите мне, — потребовал Гогейтис — Необходимо, чтобы она проглотила это питье.
И он слегка встряхнул склянкой. Внутри склянки словно замерцали розовые и зеленые огоньки…
Когда Карине разжали челюсти и влили три ложки лекарства, она притихла и с минуту просто лежала с закрытыми глазами.
— Ей станет легче, — заверил всех Гогейтис. — Сейчас она просто уснет. Через два часа я дам ей еще одну порцию питья. И к утру все пойдет на лад.
Служанки охами и вздохами выразили надежду на то, что именно так все и будет.
— Вы все ступайте отдохните, — сказал им безголовый Уильям. — Я сам буду неотлучно находиться у постели больной. У меня все равно бессонница.
Служанки повиновались.
А Уильям уселся в кресло рядом с кроватью, вытащил из кармана небольшой, с ладонь, томик афоризмов известного древнего философа Вольера и принялся его изучать, изредка поглядывая на притихшую Карину. Его лекарство (а сделано-то оно было всего-навсего из нескольких видов травяных сиропов, настояно на белом вине и издавна применялось им как верное средство при простуде) действительно помогло. Девушка ровно дышала, ее не трясло, хотя чересчур яркий болезненный румянец еще горел на щеках.
— Зачем вы это сделали, Карина? — горестно прошептал Гогейтис, разумеется, не надеясь на связный и вразумительный ответ. — Что за глупое ребячество: вымокнуть под дождем и заболеть! Я же отвечаю перед герцогом головой за вашу безопасность, и, если с вами что-то случится, он лишит меня головы окончательно…
— И вы только поэтому взялись меня лечить? — не открывая глаз, тихо спросила Карина.
— Гламур на мою голову! — ахнул Гогейтис. — Разве вы не спите?
— Нет. — Несмотря на столь твердый ответ, глаза девушка так и не открывала.
— Поймите, вам нужно спать. И ваша болезнь вскорости пройдет. Завтра утром вы встанете бодрой, полной сил и…
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Что хорошего принесет мне новое утро? Разве оно развеет мою тоску, утолит мой гнев, озарит меня радостью?
«Опять бредит!» — испугался Гогейтис и схватил склянку. Поднес к губам Карины:
— Выпейте, госпожа!
Карина равнодушно повиновалась Гогейтис, просунув одну руку ей под спину, приподнял девушку, чтобы ей было удобнее пить, и ощутил, что это тело в вымокшей от пота сорочке не просто пышет жаром, как сковорода с угольями, а заставляет и его, бедного ученого мага, воспламеняться. Едва Карина допила остатки лекарства, Гогейтис убрал руку, словно и впрямь страшился обжечься.
— Спать хочу, — прошептала Карина и безвольно упала на подушки.
— Вот и хорошо, — кивнул Гогейтис, возвращаясь к брошенной на столик книге афоризмов Вольера. Но и тут (на странице пятисотой, первый абзац, вторая строка) его ждала философическая загадка:
«Спящая женщина представляет для мужчины наибольшую, хотя и наисладостнейшую опасность».
«Чепуха! — Уильям сердито отбросил книгу — И этот философ считается самым мудрым! Вот спящая женщина. — Уильям посмотрел на Карину. — Вот я. Разве она для меня опасна? Глупость… Гламур меня побери, я не слышу ее дыхания! Уж не переборщил ли я с лекарством?!»
И Уильям склонился над безмятежным лицом девушки, стараясь уловить, дышит ли она…
Разумеется, она дышала. А вот у ученого, залюбовавшегося обнаженной шейкой, волосами, грудью, едва прикрытой кружевом сорочки, с дыханием стало… как-то не совсем.
— О нет! — прошептал безголовый Гогейтис, ощутив себя наконец не только ученым. — Как я посмею! Она так прекрасна, а я — ничтожество, каторжник без срока давности! Это невозможно! Мое дело — философия! Философия! Знание — вот настоящая сила мужчины…
И тут руки Карины коснулись его невидимого лица.
— Мне холодно без тебя, Уильям, — прошептала она, не открывая глаз.
И новое утро наступило. И солнечный свет залил герцогское поместье, как темное скеденское вино — новую скатерть. И любопытные сверкающие лучи проникли во все комнаты замка, исключая уборную и пыточную (потому что в них отсутствовали окна).
И солнечный свет разбудил Карину, грея ее обнажившееся плечо.
Она потянулась в постели, ощущая, что вчерашняя хворь и хандра действительно, как и предсказывал ее безголовый доктор, исчезли без следа. Осталась только радость — как бывало в детстве перед большим праздником, на который она пойдет в новом платье и с пышными бантиками, вплетенными в косички…
Карина весело взбрыкнула ногами, сбрасывая одеяло, перевернулась на живот и только сейчас обнаружила, что в постели она не одна.
— Доброго утра тебе, госпожа моя, — сказал Карине мужчина, глядя на нее глазами влюбленного.
Голос Карина знала прекрасно, доселе он принадлежал невидимому ученому…
— Уильям, — Карина коснулась пальцем небритой щеки мужчины, — а я тебя вижу. Всего.
Тот расхохотался и принялся обнимать Карину:
— Я стал видимым! Гламуры на мою голову, значит, таким оказался побочный эффект того, что было между нами ночью…
Карина вспыхнула и сердито освободилась из объятий:
— Тебе только и важны твои эксперименты да побочные эффекты! А я-то думала…
— Карина, госпожа моя возлюбленная! Прости меня, я сам не свой от счастья! И вовсе не потому, что снова стал видимым.
— А почему? — прищурилась Карина.
Уильям снова притянул ее к себе и зашептал на ухо. Лицо Карины сначала вытянулось, потом стало пунцовым, и, наконец, она со смехом простонала:
— Неужели и вправду столько лет?! Бедный ты, бедный…
— Карина, я так счастлив! — Глаза Гогейтиса возбужденно блестели. — Если б ты знала, как я страдал от того, что такое высшее существо, как ты, никогда не снизойдет до ничтожного ученого!
— Дурачок. — Карина ласково провела по носу своего неожиданного возлюбленного прядкой волос. — Мне с тобой хорошо…
— Правда?
— Правда…
— Тогда, может, повторим…
— Но только не в качестве эксперимента!.. Просто…
— И как тебе будет угодно, госпожа…
Весть о том, что ближайший друг герцога стал снова видимым, как все нормальные люди, облетела замок мгновенно. Правда, истинных причин, по которым оное превращение произошло, слуги не знали. Хотя по сияющим лицам Гогейтиса и Карины вполне могли догадаться.
После завтрака парочка опять направилась в парк, омытый вчерашней грозой и от того еще более свежий и благоуханный.
— Уильям! — воскликнула Карина, пока возлюбленный носился по лужайке, собирая для дамы сердца букет. — Мне кажется, что я знаю, на кого ты похож…
— На гончего пса. — Запыхавшийся ученый подскочил с букетом и обнял Карину. — Да?
— Нет, я не об этом… Вот ты говорил об искаженных отражениях людей в разных мирах… Знаешь, в том мире, где я жила, есть человек, внешне очень на тебя похожий.
— Ты с ним знакома? — ревниво спросил Гогейтис.
— Нет, что ты! Я только видела его фотографии… ну, портреты. С ним просто так не познакомишься.
— А кто он такой?
— Ой, он самый богатый человек нашего мира! И у вас даже имена похожи. Его зовут Билл Гейтс!
На лице Уильяма расплылось самодовольство.
— Самый богатый, говоришь? — переспросил он. — Значит, есть в мире справедливость.
— Ничего себе справедливость! Он там в золоте купался, а ты тут на каторге гнил. Или, допустим, я. Я же не королева, как ваша Абигейл, а вообще женщина без определенных занятий… — с грустью сказала Карина.
— Ты будешь королевой! — пообещал Уильям. Слова о том, что в некоем мире его «отражение» ворочает миллиардами, словно включили в сознании Гогейтиса некий генератор. — Мы сделаем из этого Ожерелья такой мир… Такой…
Но каким именно видел себе дивный новый мир Уильям Магнус Гогейтис, рассказать он не успел.
Потому что его прекрасная спутница вдруг завизжала, тыча пальцем в небо:
— Уильям, там дракон! Настоящий дракон!
Гогейтис успокаивающе погладил Карину по плечу:
— Не волнуйся так, милая. Да, это дракон. Но, насколько я помню, он совершенно ручной, да к тому же является собственностью герцога Рено. У драконов сильно развито сознание вассальной зависимости. И еще, кстати, это последний дракон из всех, которые когда-либо водились в тарсийских скалах. Это реликтовое животное…
