Светлана Багдерина - День Медведя
– А как его еще назвать-то? – снисходительно хмыкнул рослый бортник. – Маленький, лысенький, тщедушный, в каком-то балахоне черном застиранном… И глаз один. Так что он точно не охотник, ваши величества. С одним глазом какая уж тут…
– Костей, – в один голос, будто репетировали неделю, выдохнули Медведи и Серафима.
– Что?.. – испуганно осекся Олешка.
– Это был Костей, колдун, – начиная понимать то, что теперь она понимает гораздо меньше, чем до визита в семейное убежище Медведей, медленно проговорила царевна. – Ты сам сказал: красная вспышка. Его магический Камень был красным. Он убил тебя Камнем Силы и чарами заставил всех поверить, что ты – это и есть царевич Мечеслав.
– А где тогда брат? – встревожено подались вперед Незнам и Нафтанаил.
– Где мой сын?!.. – схватился за сердце Аникан.
– Это нам и предстоит выяснить, – сурово насупилась и решительно поджала губы Сенька.
– А получится ли, девица? – обеспокоено заглянул ей в лицо Незнам.
– А вот это уже второй вопрос, – честно призналась она. – Но будем стараться. Это я вам обещаю.
– Мы чем-нибудь помочь можем? – отважно выпятил полупрозрачную, обтянутую броней грудь Нафтанаил.
– Естественно! – сделала большие глаза царевна.
– Чем?
– Приказывай!
– Выведите меня отсюда…
– Прошу! – проворно обойдя замешкавшуюся молодежь на повороте, галантно предложил ей руку старый царь, указывая другой вперед.
– Благодарствую, – снова и с таким же успехом[36] попыталась изобразить реверанс Серафима и приняла руку, хоть и стоило ей немалого труда не проходить сквозь нее и, заодно, сквозь своего кавалера.
Сыновья Аникана Четвертого, на ходу поправляя облачения и усы, важно пристроились по бокам почетным эскортом и были уже готовы тронуться в путь, как Серафима вдруг выпустила только что обретенную с таким трудом царскую длань и многозначительно и демонстративно покосилась в сторону замершего нерешительно в сторонке пасечника.
– Погодите, пять сек, ваши величества. А не создалось ли у вас такое впечатление, что мы упустили из виду еще кое-что? А, вернее, кое-кого? Медведи остановились, оглянулись, переглянулись и опустили глаза.
– Ступай, чудо, – смущенно чуть поморщившись, Аникан негромко озвучил решение сконфуженно топчущегося в полуметре от пола семейного совета. – Займись своими делами. Или приляг, отдохни. И… прости нас. Пожалуйста. Что вот так, не разобравшись… А если скучно станет – заглядывай… По-соседски… В прятки поиграем…
– Да ладно уж… чего там… ваши величества… всякое бывает… – незлобиво улыбнувшись, пожал плечами Олешка, низко поклонился Сеньке, развернулся и неспешно поплыл во мрак.
Когда Сенька вернулась в мир живых, на улице уже стемнело, зажглись звезды и половинка луны. С блаженным удовольствием втянув полную грудь ледяного ночного воздуха, она пробежала глазами по темным окнам дворца в поисках покоев, отведенных ими под кабинет, не нашла, но обижаться не спешила. Если свет не горел с этой стороны, значит, он горел с той: Иван спать завалиться без нее не мог по определению. Оставалось только отыскать в восьми крыльях царского дворца ту одну-единственную комнату, где ее благоверный занимался чем-то общественно-полезным[37].
К счастью, мимо с отрешенно-безоблачным выражением человека, каждый шаг которого приближает его к долгожданной кровати и ночному отдыху, в тесном круге света устало догорающего факела проходил Карасич.
Царевна мстительно усмехнулась, весьма кстати припомнив, что за нерадивым хранителем дворцового порядка имеется маленький должок за сегодняшнюю прогулку по подземной полосе препятствий, и решила расплату не откладывать.
– Равняйсь-смирна! – весело выкрикнула она, и эхо радостно поддержало ее, ликующе заскакав по пустому двору.
Стражник ойкнул, подскочил, споткнулся, выронил факел и приземлился на четвереньки прямо у Сенькиных ног.
– Вольна! – довольная неожиданно достигнутым эффектом, скомандовала царевна. Но расчет еще не был окончен.
– Карасич, привет! – подхватила с подмороженного булыжника факел Серафима и любезно вручила торопливо принявшему вертикальное положение солдату. – Где Иван, знаешь?
– Э-э-э… Ваше высочество?.. Ф-фу… Здравия… желаю… – не совсем искренне отозвался солдатик. – Его высочество с Макаром чегой-то пишут в хозяйственной части… по хозяйственной части… там… Спокой…
– А это где? – невинно округлив глазки, поинтересовалась она.
– Туда, и потом туда, – подробно растолковал служивый. – Спокой…
– Туда куда, и потом куда туда? – недоуменно сдвинув брови, уточнила Сенька.
– Ну… туда, потом сюда, а потом туда, туда, так, так, еще раз туда, и снова сюда, – исчерпывающе объяснил Карасич, вычерчивая факелом в ночи план-карту всех «туда, сюда и куда». – Спокой…
Но Серафима, действующая по принципу «сама не сплю, и другим не дам», ласково улыбнулась едва успевшему захлопнуть разрывающийся в зевке рот стражнику, и даже не попросила – сообщила ему:
– Ты меня проводишь.
Кинув тоскливый взгляд в сторону казармы, где тщетно ожидала его прибытия мягкая постель и мятая пижама, Карасич сказал «так точно», прозвучавшее в его устах как «а куда мне бедному-несчастному деваться», и они пошли.
Минут через пятнадцать местонахождение загадочной хозяйственной части было установлено, и царевна мягко переступила порог подсобного помещения, использовавшегося раньше ключником или младшим экономом как штаб-квартира.
За незамысловатым кухонным столом, покрытым исписанными листами бумаги, сидел с пером в руке Макар и под диктовку Иванушки писал.
– …за подотчетный период прошедшего времени… было заготовлено… двадцать кубометров дров… на душу населения… одна десятая кубометра… подсолнечного масла…
– Подсолнечное масло не измеряется в кубометрах, – решительно покачала головой Сенька.
– А в чем тогда? – растеряно оглянулся на нее Макар.
– Ну… не знаю, – небрежно пожала плечами царевна. – В бочколитрах?
– Сеня, ты вернулась! – радостно бросился к ней Иван. – Ну, как всё прошло? Успешно? Рассказывай, что узнала!..
– Ну, я пошел? – уже почти не прячась, с чувством оплаченного долга сладко зевнул Карасич. – Спокой…
– Слушай, парень, раз уж ты тут, слетай, будь добр, в кабинет его высочества за бумагой? А то у меня кончается, а мы здесь так заняты, так заняты, а?.. – обратил на него бездонно-честные глаза Макар.
Кинув один, но долгий и кровожадный взгляд на вальяжно откинувшегося на спинку стула гвардейца, Карасич пробурчал что-то обиженное себе под нос, прихватил факел и скрылся в темноте коридора, не закрыв за собой дверь.
С выполнением Макарова поручения солдатик намеренно не спешил: чувство неоплаченного долга было теперь знакомо и ему. Неспешно поднялся он на третий этаж, неторопливо прошествовал в противоположное крыло восьмиугольного дворца, медленно взял с подоконника стопку чистой бумаги, взвесил в руках, скроил зверскую рожу в адрес некоторых халявщиков, которые думают, что если они принадлежат к элитному отряду самого Ивана-царевича, то могут гонять остальных куда хотят как мальчишек на побегушках и собирался уже в обратный путь, как коварная мысль пришла ему в голову[38].
Солдатик расплылся в шкодной улыбке, взял из увесистой пачки верхний листок, а остальное тщательно подровнял и аккуратно положил на место. Макар послал его за бумагой, так? Кто скажет, что один лист – это не бумага?
Правда, после того, как он передаст его канцлерскому (или канцелярскому?) превосходительству доставленный заказ, главной заботой будет своевременно оттуда удрать… Но это уже второй вопрос.
Ухмыляясь и довольно похмыкивая, словно любимая бабушка не умерла и оставила ему наследство, молоденький стражник весело зашагал обратно, по дороге продумывая все детали операции «Бумажка».
Чтобы шутка полностью удалась, соображал он, надо войти в подсобку, когда Макар будет занят своей писаниной. Тогда он не сможет сразу вскочить и надавать ему по шее, как иногда грозится. А когда вскочит, то пойдет за своей бумагой сам, как миленький, потому что его, Карасича, там уже и близко не будет.
Оставив факел за углом, чтобы раньше времени не выдать своего присутствия, стражник на цыпочках приблизился к так и не закрытой никем двери, вытянул шею, затаил дыхание и прислушался.
– …младший сын Аникана Четвертого пропал без вести, и это дело рук Костея, это к бабке не ходи! – донесся до него возбужденный голос Серафимы.
– Ну, почему сразу «без вести»? – с сомнением возразил Макар. – Может, его тот медведь сожрал без остатка, хоронить было нечего, вот Костей и попросил этого Олешку помочь.
