Сергей Панарин - Флаг вам в руки!
– А чем ты говоришь?
– Ха-ха-ха! – раскатисто засмеялся дуб. – Ты бы еще спросил, где у меня глаза.
– А что, есть?!
– Откуда? Я же дерево!
– Помнится, ты заявлял, что не дерево, а дуб… – съязвил Коля.
– Не цепляйся к словам, – назидательно изрек дуб.
Откуда-то из кроны точнехонько в макушку солдата прилетел желудь.
– Ай! – парень потер затылок.
– В расчете!
– И ты продолжишь врать, что у тебя нет глаз?..
– Давай будем считать, что меня есть уши, и я бросил на звук. Так что ты хотел сделать с моей корой?
– Вырезать на ней призыв о помощи.
– Оригинально… Птицы рассказывали мне о разных способах дать сигнал бедствия. Крик «ау»… Записка в бутылке… Большой костер… Впрочем, об этом и думать забудь! – дуб прижал ветви к стволу, и сложилось впечатление, будто они отпрянули от Коли. – И что бы ты делал с вырезанной на мне надписью?
– Ничего. Просто я не из вашего мира…
– Да-да, я сразу понял: ты не от мира сего, – прервал дуб откровения солдата.
– Не перебивай. Шут его знает, как я попал в ваш лес. Вероятно, за мной пошлют поисковый отряд. Вот для него я и оставляю послания.
– Ну, в этом есть логика. Только я себя резать не дам. Не для того я три века рос, чтобы… Слышь-ка! А давай сделаем по-другому. Если твой отряд сюда выйдет, я им передам от тебя привет.
– Нет, лучше уж молчи. Наши ребята могут сначала открыть огонь…
– Открытый огонь?! В лесу?! Да вы изверги! – дуб воздел ветви к небу.
Лавочкин решил не вступать в долгие прения с эмоциональным древом:
– Вот я и говорю, лучше не трогай наших ребят. А я, пожалуй, пойду. Приятно было познакомиться, извини за укол.
– Подожди! – взмолился дуб. – Я не успел… Ты же добрый человек, я это сразу почувствовал… Помоги мне ради всего святого, а?
– Как?
– У меня под корнями завелся червь. Жрет, сволочь, корни, а я весь горю, как зуб от кариеса… Выкопал бы ты его, а то погибну молодым!
– Триста лет – еще не возраст, – с шутливой завистливостью пропел Коля. – Ладушки. Где копать?
– Где сидел, там и копай.
Коля бросил мешок да знамя, скинул китель с рубашкой и принялся рыть, пользуясь ножом. Земля была мягкая. Вскоре солдат выкопал яму глубиной по колено.
– Да-да, уже близко, – комментировал дуб. – Вот и первый корешок… Ой, больно!!!
Гибкая ветка хлестнула Лавочкина по той части тела, кверху которой он торчал над ямой.
– Ну, извини, буду осторожнее, – пообещал парень. – Нет, все-таки у тебя есть зыркалки…
Он стал разрывать корешки значительно аккуратнее. Вскоре показался червь – упругий опарыш-переросток. Коля прикинул, что толщиной он должен быть примерно в обхват.
– И что мне с этим монстром делать? Я же его не вытащу.
– Убей его гадостью, которой меня колол, – нетерпеливо подсказал дуб. – А то он, кажется, уползает…
Солдат примерился, размахнулся и вонзил нож в бледный пульсирующий бок. Тугая белая струя ударила в лицо и грудь Лавочкина. Парень откатился от ямы, брезгливо протирая глаза и лихорадочно смахивая вязкую массу с лица.
– Тьфу! Воды… Тьфу, тьфу… – отплевывался он. – Ну и запашок…
– Да, ты это сделал! – ликовал дуб. – Спасибо! Свободен! Свободен! Никакой боли, никакой тяжести… Блаженство, сущее блаженство…
– Воды!!! Где вода? – Коля подскочил к стволу и начал его пинать, чтобы обратить на себя внимание впавшего в радостное безумие дерева.
– Что? – опомнился дуб. – Воды? О, ты устал, тебе нужно освежиться… Вон там, недалеко, есть ручей.
Несколько веток вытянулись в сторону, указывая путь. Солдат со всех ног кинулся к ручью. Там он чуть не убился о камень, поскользнувшись на сырых листьях. Бросился с головой в воду. Яростно стал оттирать скользкую гадость с лица и плеч.
Парень не скоро вернулся к дубу. Засыпал разрытую яму.
– Благодарность моя не знает границ, – торжественно пробасил спасенный. – Преподношу тебе подарок! Полезай в дупло, там лежит шапчонка-невидимка. Владей!
– Да ладно, не стоит.
– Не отказывайся, а то передумаю!
Коля слазил, взял шапку.
Дуб с ноткой смущения в голосе проворчал:
– Имей в виду: работает эта безделица только днем. Впрочем, точно не знаю, я же в любом случае никого не вижу…
Парень надел шапку, посмотрел на руку. Нету руки!
«Вещица – блеск!» – обрадовался Коля, пряча невидимку за пазуху.
– Прощай, дуб!
– Прощай… Имя есть?
– Николас.
– Удачи тебе, Николас.
К первым сумеркам солдат зашел в самые дебри Зачарованного леса, послушно топая за «компасом» Всезнайгеля.
Наконец парень остановился напротив густой поросли молодых елок. Здесь веретено задрожало особенно сильно.
– Ага… Значит, принцесса совсем близко, – смекнул Коля.
Шариться по колючим кустам не хотелось, тем более с мешком и знаменем. Солдат решил оставить хотя бы мешок. Повесил его на ближайшее деревце.
– Я же не надолго… – пробормотал он, словно оправдываясь.
Зажал знамя под мышкой. Взявшись обеими руками за тарелочку и стараясь не уронить «стрелку», углубился в заросли ельника.
Парень терпел уколы хвои, веточки царапали руки, сухие иголки сыпались за шиворот. Коля прошел уже шагов сорок, а густой массив и не думал редеть.
А веретено норовило сорваться и кинуться в чащу. Наконец оно застучало о края тарелочки. Лавочкин остановился, прижав бешено пляшущий «компас» к груди.
Тут перед солдатом зашевелились ветви, и он встретился взглядом с чумазым мохнатым человекоподобным существом. Длинные черные волосы этого лесного чудища торчали во все стороны, пестрый грязный мех клоками свисал с узких плеч. Вокруг горящих безумных глаз были синие круги.
– А-а-а!!! – заорал Коля, бросая знамя и тарелку с веретеном.
– А-а-а!!! – ответило чудище.
Не прекращая ора, человек и зверушка метнулись друг от друга, но Лавочкин быстро опомнился и закричал вслед ломящемуся сквозь ельник существу:
– Принцесса! Ваше высочество! Я друг!.. Я от Тилля Всезнайгеля!..
Услышав обращение и имя придворного колдуна-мудреца, принцесса замерла. Медленно повернулась к солдату. Из ее глаз потекли слезы, нижняя губка предательски задергалась.
– Это правда?.. – всхлипнула девушка.
– Истинная! – закивал парень.
– А у вас… у тебя… нету, случайно, топора?..
– Нет, и никогда не было, – Лавочкин развел пустые руки в стороны. – Что за достоевщина?..
– Тут мужик один… – принцесса непроизвольно взялась за лоб, щупая огромную шишку, – бегает по округе… Чуть не убил… Ограбил…
Девушка разрыдалась в голос.
Коля пробрался к ней, обнял, подставил, что называется, плечо.
Принцесса лила слезы, размазывая на кителе солдата мокрое, черное от сажи, пятно.
– Сколько я натерпелась… – причитала она. – Страх такой… Зверье рыщет… Убийцы лихие… Заблудилась, по кругу ходила…
– Не волнуйся, успокойся, – парень неловко гладил ее по голове. – Теперь с тобой я. Всезнайгель дал мне карту. Я отведу тебя в надежное место, спрячу от короля. К бабушке Гретель отведу. Все будет хорошо, хорошо…
Постепенно девушка успокоилась. Отстранившись, пристрастно оглядела Колю.
– Как тебя зовут?
– Николас, а с некоторых пор люди величают меня Николасом Могучим, – Лавочкину подумалось, что надо подбодрить несчастную беглянку, и он назвался полным местным именем.
– Могучим? – улыбнулась принцесса. – Не очень-то ты похож на силача…
– Первое впечатление нередко оказывается ошибочным, – надулся солдат.
«Разумеется, я не Арнольд Шварценеггер, – подумал он, – но зачем сразу смеяться?.. В ее-то положении…»
– Извини, – спохватилась девушка. – Я не хотела тебя задеть.
– Да я не такой уж и крутой… Забудь. А тебя как звать?
– Катринель.
– Красивое имя. Пойдем, хватит нюни распускать, Катринель.
– Во-первых, не Катринель, а принцесса Катринель, – девушка утерла сопли. – А во-вторых, как ты смеешь столь фамильярно обращаться со знатными особами, смерд?
Апломб, с которым была произнесена эта гневная тирада, ярко контрастировал с видом чумазой девчонки в пестрой шкуре, и впору было засмеяться, однако солдат не на шутку завелся.
– Значит, так, принцесса, – отчеканил он. – Может быть, мой папа всего лишь инженер-конструктор завода счетно-аналитических машин, а мама невропатолог областного диспансера, но это не повод для оскорбления. Я же все-таки в СССР успел родиться. А у нас там гегемония пролетариата и развитой социализм были…
Катринель проговорила упавшим голосом:
– Ой, простите, Николас! Из того, что я поняла, точнее, не поняла, следует, что вы, безусловно, знатная особа и моя вспыльчивость… Простите, простите, пожалуйста! Не могли бы вы уточнить свой титул?
Девушка молитвенно сложила руки на груди и захлопала синюшными веками.
– Да и вы извините, ваше высочество, – сдал назад Лавочкин. – Для простоты я бы предложил все же перейти на «ты» и обойтись без титулов. Согласны?