Сергей Боровский - Рыбаки
Наши рыцари слегка засмущались при виде принцессы в нижнем белье, но только не я — видал её и в более подробном облике.
— Водка есть? — спросила она, не поздоровавшись.
Андрюха машинально всучил ей пустой стакан и хотел плеснуть, но она попридержала горлышко бутылки, пока уровень жидкости не достиг половины.
— Ваше здоровье! — отметилась гостья и опрокинула огненную воду внутрь, заправски крякнув.
Англичане издали одобрительные крики и разродились аплодисментами. У них все женщины поголовно — леди, и на такие фокусы согласятся только по решению суда.
— Ещё! — потребовала она, видя такой успех.
— А не поплохеет? — усомнился Андрюха
— Мне нужно снять стресс, — аргументировала она.
Со вторым стаканом она разделалась так же мастерски. Мы невольно прониклись уважением к её профессионализму.
— Тебя как звать-то? — оттаял Андрюха.
— Зинаида Юрьевна, — отрекомендовалась она, намекая на разницу в возрасте, но тут же понизила критерии. — Отчество можно будет опустить. После третьей.
Андрюха повиновался.
— Слышь, Зина, — шёпотом спросил он, когда дама отдышалась от новой дозы. — А что там были за выстрелы?
— Где? — сначала удивилась она, но сразу же спохватилась. — А, это Витюн.
— Муж? — догадался я.
— Муж, — подтвердила Зина, протягивая назад пустой стакан.
— А зачем он стрелял? — не унимался Андрюха.
— Ну, так ясно зачем. Ревнивый он у меня.
Переводчик тревожно вслушивался в наш разговор, и только англичане пребывали в полном неведении происходящего, получая удовольствие от лицезрения Зининых способностей.
Прошла ещё парочка тостов, и Фред созрел для того, чтобы положить ей на плечо свою руку. Она не противилась и даже наоборот — всячески поощряла осмелевшего британца, сводя глаза к переносице.
— А ты красавчик, — похвалила она, прижимаясь к нему.
Мы никогда не узнаем, как далеко зашли бы их отношения, потому что в следующее мгновение послышался лай собаки, а потом у костра появился давешний мужичок. Он по-прежнему сжимал в руках ружьё, и лицо его не стало менее свирепым.
— Шлюха! — заорал он, завидев жену, и демонстративно загнал в ствол патрон. — На колени!
Зина выронила стакан, расплескав его содержимое, и неожиданно ловко спряталась за мной, хотя никаких поводов для этого я не давал. Её ногти впились в мою задницу — даже через грубый материал штанов почувствовалась их острота и прочность. Я не собирался геройствовать, но только выхода у меня другого не оставалось.
— Витёк, — сказал я. — Давай не будем пороть горячку и спокойно всё обсудим. Сядем. Выпьем.
Ход оказался правильным.
— Давай, — легко согласился Отелло и подсел к столу, принимая от Андрюхи водочный паёк в размере полного стакана.
Ружьё он держал между колен, не выпуская — опытный, видать, боец.
Навыки его в питье оказались ещё более удивительными, чем у жены, поэтому он вызвал новую бурю аплодисментов со стороны англичан. И чувствовал он себя в новой компании, словно пылесос на ковре.
Зина сначала держалась от него на дистанции, но потихоньку, в процессе трапезы, подобралась поближе и приобняла. Он вроде как не обращал на неё внимания — кобенился. Якобы терпел. А потом они поцеловались, как голубки на насесте, и окончательное примирение состоялось под оглушительный залп шампанского — его мы тоже обычно прихватываем. И мы не жмоты, и людям приятно.
Веселье продолжилось. Витюн демонстрировал иностранцам чудеса русской алкогольной выносливости и травил анекдоты, которые заставлял переводить. У Артёма в связи с этим наметились большие проблемы, поскольку англичане не знали ни Штирлица, ни Петьку с Василием Иванычем. Все пояснения насчет того, что один из них — офицер Вермахта, а двое других — красные партизаны времён Гражданской, только усугубляли непонимание.
Цивилизации соприкоснулись на какой-то шутке по поводу мужа, внезапно вернувшегося из командировки — это международное. И Витюн, вдохновлённый успехом, решил его немедленно развить.
— А ну, Зинка, станцуй нам! — предложил он.
— Да где ж тут? — замялась она. — Музыки-то нет.
— Как нет музыки? — удивился супруг и завертел головой в поисках опровержения Зининых слов.
Действительно. Быть такого не могло.
— Уан момент! — понял его без переводчика Честер, доставая ай-фон.
Для связи прибор, конечно, не годился в лесу, но вот для концерта — в самый раз. Послышались знакомые звуки весёлой песенки из «Мадагаскара». Больше отговорок у Зины не оставалось, и она честно принялась отрабатывать выпитое.
Где у них селе учат этому, я не знаю, но исполнительница достигла в ремесле эротического танца несомненных высот. Она энергично двигала бедрами и игриво приподнимала края ночнушки. Пару раз через дыры в ней показалось что-то вполне аппетитное. Англичане пришли в полный восторг, а Честер так даже полез за кошельком, доставая из него смятые фунты. Витюн их бережно упрятал за пазуху.
— Давай! — подбадривал он.
Вскоре Зинаида Юрьевна, при безоговорочной поддержке публики, перешла к более активным действиям, и нашему взору открылись тугие, пылающие жаждой насилия, соски. И объём имущества впечатлял — литров по пять в каждой ёмкости.
Краем глаза наблюдая за развитием событий, я склонился к Андрюхе и, сохраняя на губах похотливую улыбку (для конспирации), шепнул:
— Как только он оставит ружьё, хватай его.
— А собака?
— А что собака?
— Покусает.
— Если будет, что кусать — уже радость.
— А ты?
— Отоварю его чем-нибудь тяжёлым, пока соображать будет.
Андрюха продолжал сомневаться.
— Может, поменяемся? Ты хватаешь ружьё, а я бомблю.
Кивнуть в знак согласия я не успел, потому что рёв мотора накрыл своим мощным телом лесную тишину — писк ай-фона не в счёт. В кромешной темноте мы увидели слепящий прожектор, направленный на нас. Раздался предупредительный гудок, и что-то большое и неуклюжее влетело в наш катер, стоявший у берега.
Хруст переломленных рёбер судна свидетельствовал о том, что столкновение получилось нешуточным. В подтверждение тому прожектор агрессора погас, сорвавшись мачты в воду, и на смену ему пришёл веселенький выбух пламени, озаривший поляну, где мы стояли с раскрытыми ртами, завороженные зрелищем.
Я успел увидеть лишь общие контуры хаоса, но этого хватило, чтобы сделать выводы о полной гибели обеих эскадр.
— Ах, ты тварь! — заорал Витюн и бросился в атаку, не забыв прихватить ружьё. — Борман! Фас!
Андрюха увязался за ними, а мне вдруг стало совершенно безразлично. И почему-то не страшно. Я опустился на бревно и налил себе полный стакан водки, собираясь его немедленно осушить. Лай собаки, грязная ругань и звуки, похожие на те, которые издают нимфы во время купания в лунную ночь, были прекрасным фоном для намеченной акции.
— Вот так и мучаюсь с ними, оболтусами, всю жизнь, — раздался над самым моим ухом Зинин обречённый голос. — С восьмого класса.
Она всхлипнула.
— Люблю их обоих. Ничего поделать с собой не могу.
Вот оно что. Треугольник, значит.
— За любовь! — сказал я и вылил в себя священную жидкость.
Сергей Боровский
Houston, 2011