Михаил Высоцкий - А дело было так…
А при прошлых королях, говорят, то и дело мятежные бароны восстания поднимали. Это, так сказать, народная традиция: посидит король годик-другой на троне — и давай народ его свергать. Песни, пляски, народ забавляется, а королям-то невесело. Сидеть в замке, ждать, пока тебе голову отрубят, — вот и набирали себе личной гвардии побольше, не скупились. И казармы отгрохали — считай, второй тронный зал, в лучшие времена тут по сто человек жило, а сейчас один Додж с трудом разместился.
Додж у нас вообще парень крупный. Вширь. Ведь не каждого принца в народе «колобком» обзовут, такую честь еще заслужить надо — а он и доволен. Морда красная, уши в стороны торчат, нос картошкой, не идет, а с места на место перекатывается — раз десять отец порывался это чудо природы казнить, да так и не решился. Из Доджа король — курам на смех, даром что хитер, лиса позавидует.
А вот покои его меня всегда убивали. И как только он в этом бардаке хоть что-то найти умудряется, ума не приложу. Впрочем, сейчас даже Додж сам себя превзошел — повсюду сундуки, ящики, коробки, и между ними «колобок» суетливо перекатывается.
— А, это ты… — Мельком глянув в мою сторону, Додж продолжил собираться. — Ну заходи, раз пришел. Чего надобно-то?
— Дык это… — задумался я. — Попрощаться вроде. Мы ведь вроде как в разные стороны расходимся…
— Разные? — Додж на секунду запнулся и тут же продолжил копошиться в своих баулах. — Ах ну да, конечно, совсем разные. Не тут, не тут… Может, здесь? Ты ведь на дракона идешь, да? Ну удачи тебе, удачи. И это… прощай, брат, мне будет тебя не хватать… Черт побери… Ну где же она… А, вот!
— Слушай, Додж, — спросил я, — а зачем тебе шуба? Ты ведь на юг идешь?
— На юг? Ну да, да, конечно, на юг, куда же еще, на юг… — бурчал себе под нос Додж, упаковывая огромную песцовую шубу в гигантский сундук. — А шуба… Это… От москитов! Точно, от москитов, там такие, говорят, москиты, что от них только под шубой спрятаться и можно. Да, конечно, шуба — это от москитов… Черт, ну где же они… Где… А, вот…
— Навигационные приборы? — задумался я. — Додж, ты уверен, что они тебе в джунглях пригодятся?
— В джунглях? А, в джунглях… Ну конечно, в джунглях, — кивал брат, упаковывая переносную корабельную навигационную систему, — и где только такую рухлядь добыл. — В джунглях это самое важное! Заблудишься в джунглях, тут тебе без секстанта никак… И компас… Градшток… Квадрант… А астролябия — это вообще самое важное…
— И без этого тоже никак? — уточнил я, наблюдая, как Додж набивает очередной сундук старинными рукописями типа «Наставления Агапита Благоразумного, яко с нечистью иноземной, что в краях диких обитает, разумную речь вести».
— Никак, — виновато пожал плечами Додж, покатившись дальше, — Совсем никак…
— Ну бывай тогда. Встретишь, случаем, Сигизмунда… ну мало ли, вдруг он тоже решит в джунглях погулять… передай привет.
— Всенепременно, всенепременно… — бормотал брат, даже не повернувшись в мою сторону.
Ну и ладно. А вдруг ему повезет. В конце концов, его тоже в самоубийцы назначили, только не так прямо, как меня, более завуалированно. Сомневаюсь, что отец его выпустит, хотя от Доджа всего можно ждать, этот лис в любую щель прокатится. В любом случае нам с ним не по пути.
А вот наконец и ворота… Ну все, прощай, дворец, да здравствует свобода! И спасибо тебе, дракон, если бы не ты, черта с два отец бы меня так просто на все четыре стороны отпустил. Ну хорошо, не четыре, а всего одну, но и этого уже после стольких лет заключения достаточно. Нет, конечно, я не сидел всю жизнь взаперти в четырех стенах — я ведь все же принц, меня народу положено время от времени показывать, причем желательно не в кандалах, а с веселой улыбкой на лице. Я честно старался. Улыбка, конечно, у меня не особо обворожительная, но если надо — хоть сутки подряд веселые рожи корчить буду, лишь бы во дворце лишний раз не сидеть. Но тогда за мной всегда наблюдали внимательные глаза отцовских лазутчиков — у нас лихого народа всегда хватало, кто за золото хоть королю-некроманту, хоть самому черту служить будут.
А теперь свобода! Те края, где дракон безобразничает, только формально нам принадлежат, на деле в молодости пару раз отец туда пробовал соваться… Чем дело закончилось — не знаю, вспоминать дела давно минувших дней он не любит, но ничего хорошего из той попытки не вышло. Мне бы туда только добраться живым и здоровым, а уж там… Впрочем, пока лучше помалкивать, а то мало ли кто мои мысли решит почитать. Есть одна интересная задумка, и если все пойдет по плану, то…
Конюшня — единственное нормальное место во дворце. Честно, будь моя воля, я бы тут с конями поселился, они и то лучше, чем я, живут. Светло, тепло, и воздух не такой затхлый — сказка, а не жизнь. Пробовал было отец дохлых коней оживить, да так толком ничего и не получилось — твари вышли тупые, медлительные, на ходу разваливаются. Махнул рукой, обычных пришлось завести. Ну и слава богу, а то как представлю, что пришлось бы через всю страну на дохлой кобыле скакать, мухи тучами летают, вонь несусветная, аж дрожь берет. К обычным-то зомби я привык — с рождения, так сказать, с мертвяками рядом живу, но ведь я привычный, а другие на первых порах пугаются… И чего, спрашивается, — зомби вообще мирный народ. Бояться живых стоит, таких, как мой отец, этот любого мертвяка стократ страшнее будет.
Рядом воет Буцефал, Дана зверюга, смесь коня, слона и носорога, к нему лучше не подходить. А вот и Малиновка. Моя, любимая, ну и что, что ростом не удалась и стать отнюдь не боевая, зато умная, с полуслова понимает. Я ее ни на каких Буцефалов не поменяю — а собственно говоря, мне такой обмен никто и не предложит. На колбасу пустить предлагали, это да, причем не раз, но разве можно так с друзьями поступать? Тем более другого коня у меня все равно нет, так что придется пользоваться тем, что дали и… И вовсе она не серо-буро-малиновая, а просто «экзотической маскировочной раскраски» — если придется в пустыне во время дождя под сугробом прятаться, там мою Малиновку точно никто не заметит.
Ну же, давай, зверь, скачи как ураган… Как ветер… Как ветерок… Хорошо, просто скачи. Ну хорошо, можешь не скакать, но хотя бы с места соизволишь сдвинуться? Или ты думаешь, я тебе просто так на спину залез, больше посидеть негде? Ладно, уговорила — если ехать на тебе не получится, то, может, хоть мешок мой понесешь? Не хочешь? Ладно, понесу на себе. Но хоть рядом со мной пойдешь? Компанию, так сказать, составить. Я тебя сахаром угощу…
А вот на это Малиновка всегда готова! Я же говорил, умная кобыла, а еще она по деревьям лазить умеет. Честно, сам видел — к ней как-то дворняга сзади подкралась, тявкнула, так моя Малиновка взлетела на сосну! Едва снял. А вот воды боится и плавать не умеет — ну и правильно, кто его знает, что там, в глубинах, скрывается, вдруг еще вылезет Чудо-Юдо и утащит на дно.
На выходе из конюшни Малиновка заартачилась ни шагу больше не желает ступить, рычит, стучит копытами, будто и не лошадь вовсе, а хищник какой. Вот ведь умный зверь — понимает, что путь нам длинный предстоит, тяжелый, так что пришлось себе на спину еще мешок овса взвалить. Сразу успокоилась, послушной стала, знает, зараза, что хозяин ее в обиду не даст, вдет за мной, и глаза такие добрые-добрые…
Надо будет, когда к дракону пойду, пристроить ее в хорошие руки. Хотя… Где я найду второго такого дурака, чтоб Малиновку терпеть? Это я знаю, что она для вида вредничает, а где-то там в глубине души, если хорошенько копнуть, добрая и отзывчивая кобыла, другой хозяин ее бы уже давно на колбасу…
Теперь главное — незаметность. Затеряться, слиться, так сказать, с толпой. Честно говоря, дело нелегкое, особенно если ты принц и любимый отец время от времени демонстрировал тебя столичной публике. Но выбора у меня нет. Если хочу отсюда убраться, то просто обязан стать незаметным, иначе до конца своих дней из города не уеду. А все почему? Потому что народ у нас хороший. Сердобольный. Каждая хозяюшка так и норовит накормить, напоить, спать уложить, бабушки на паперти как заметят, так навстречу бегут, последнее отдать готовы — «нам, милок, еще подадут, тебе нужнее». А каждый настоящий мужик обязательно по плечу похлопает и выпить предложит. И будут потом всем трактиром меня жалеть…
Народная любовь — это, конечно, хорошо, но народная жалость — это уже слишком. Я, конечно, привык, все равно лучше, чем дома сидеть, паутиной любоваться, но сейчас ведь я не просто так погулять вышел, а подвиг совершать! Если меня каждый встречный-поперечный пожалеет, приголубит, так дракон от старости издохнет, пока я до него доберусь. Лететь бы сейчас на белом коне под влюбленные взгляды местных красавиц и завистливые красавцев…
Ладно, чего жалеть — у меня тоже есть конь — огонь, куда там заморским скакунам. Моя Малиновка, между прочим, сущий зверь — как глазами поведет, так все окрестные скакуны в стороны бросаются. А ее боевое ржание! Да такой унылый, замогильный вой даже зомби моего отца издавать не умеют, сразу хочется заткнуть уши и зарыться куда-то под землю, лишь бы этот ужас не слушать. Правда, упрямая совсем чуток, болезная малость, но в бою незаменимая! Особенно если не знаешь, куда бежать, — беги за Малиновкой, она выведет. Всем бы таких коней, так нет, мне одному повезло. Впрочем, почему повезло? Не я сам Малиновку выбирал, и не она меня — это, между прочим, отцовский подарок на совершеннолетие, а дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Она еще совсем жеребенком была, маленьким серо-буро-малиновым жеребенком, но уже тогда отличалась умом и сообразительностью. Нет, я, конечно, и до этого знал, что у моего отца довольно своеобразное чувство юмора, но с таким подарком он сам себя превзошел. Парады потом проходили — одно загляденье, боевая фаланга зомби, легион мумий, отборные роты наемников, рыцари тьмы в железе на своих крылатых бестиях, Дан верхом на своем монстре, остальные братья, ну и я пытаюсь уговорить Малиновку с места сдвинуться. Ей ведь все равно — парад, не парад… Пока чем-то вкусненьким не приманишь, в жизни с места не сойдет. Один раз не рассчитал, сахар раньше срока кончился, так я ее еще полчаса после парада пытался уговорить домой вернуться. Хорошо, хоть добрые люди помогли, подтолкнули…
