Кир Булычев - Похищение чародея (сборник)
— Это еще что за явление народу? — спросил Андрюша.
— Григорий, — сказала Ангелина. — Что-то он в последнее время осторожный стал, опасается. А раньше совсем ручной был.
— У вас не деревня, а зоопарк какой-то, — сказал Андрюша.
Ворон шумно хлопнул крыльями и улетел.
— Ты медведя имеешь в виду? Он в лесу живет.
— Приходящий, значит? А почему он из пушки стреляет?
— Ой, это тебе лучше мама расскажет! Сколько себя помню, стреляет. Круглый год. Без этого нам нельзя — даже коровы без пушки в стадо не пойдут. Раньше, когда я девчонкой была, у нас медведица служила, потом подохла. Она этого Мишку с малолетства сюда водила, приучала. Пошли, что ли? А то мне обратно на ферму пора.
— Спасибо за молоко, — сказал Андрюша.
Они вышли. Громадный черный ворон сидел на крыше и клевал ломоть хлеба.
8
Хоть Ангелина и утешила Андрюшу, что смеяться не будут, все-таки он через деревню не пошел, а свернул в другую сторону, к околице. За льняным полем виднелась речка, узкая и чистая. Солнце поднялось высоко и припекало, но от голубых гор, поднимавшихся над близким темным лесом, тянул ветерок.
С дороги открылся умиротворенный вид на деревню. Андрюша достал камеру. И тут услышал за спиной голоса.
Голоса стихли. Босые пятки, отбивавшие дробь по дорожке, стихли тоже. Разумеется, они остановились и наблюдают.
— «Зоркий-Эм» у него. С «Юпитером». Я знаю.
— Какой «Зоркий»! Я что, «Зоркий» не узнаю?
Ребята углубились в спор, уходить не собирались, видно, ждали, когда фотограф обернется и разъяснит. Андрюша понял, что пора общаться, опустил свою «Практику» и обернулся.
— Ого! — сказал он.
— Ого! — сказали два мальчика лет по десяти.
Мальчики узнали в фотографе героя, которого утром медведь таскал по площади, а Андрюша увидел, что мальчики волокут привязанную к длинной палке рыбину размером побольше метра. Даже удивительно, что такая поместилась в речке.
Рыбина чуть шевелила хвостом.
— А вы за мельницей приехали? — спросил один из ребят.
— Нет, — сказал Андрюша, — песни записывать будем и сказки.
— Дед Артем говорил, что мельница представляет исторический интерес. Ее обязательно увезут. Древняя она, понимаешь?
— Водяная?
— Не, ветряк…
— Покажете?
— А пофотографировать дашь? А то у Кольки Полуехтова «Канон» японский, а у нас только «Смена».
— Договорились, — сказал Андрюша. — Когда?
— Завтра с утра зайдем. Сейчас, видишь, дело есть.
— А рыба-то какая? Сом?
— Ну ты, видно, городской. Разве у сома лицо такое? Да мы на сома и не пойдем. Он в омуте живет, с дом ростом. И его нельзя трогать, у него золотое кольцо на жабре. Его специально выпустили. Для учета. А это селедка…
Мальчишки потащили рыбину дальше.
Андрюша постоял немного, подождал, пока они скрылись за крайним домом, и пошел дальше к реке. У тропинки по краю льна росли васильки. Он, правда, не сразу догадался, что это васильки — они были похожи на махровые гвоздики голубого цвета. Андрюша нарвал небольшой букет для Эллы Степановны.
— Спасите! — раздался крик от реки. — На помощь! Грабят!
Андрюша относился к тому разряду людей, для которых любой крик о помощи — приказ действовать. Забыв об утренней истории и медведе Мише, он кинулся по откосу вниз и влетел, ломая ветки, в заросли у речки, крича:
— Держитесь! Я иду!
Жертвой нападения оказался вчерашний старичок с седой эспаньолкой, мирно сидевший на пеньке.
— Что случилось? — крикнул Андрюша. — Кто напал?
— Кто напал, тот сбежал, — сказал старичок, поднимаясь на ноги и еле доставая Андрюше до груди своей блестящей потной лысинкой. — Спасибо тебе. Ой, поясница болит! Это же надо, так толкать пожилого человека! Пойди корзинку мою подбери — в кустах она.
Андрюша пошел в кусты. Там на боку валялась корзина, из нее высыпались красные яблоки. Старичок подошел сзади.
— Ты их подбери, — сказал он, — будь любезный. Мне наклоняться больно.
Андрюша стал подбирать яблоки. Это оказались не яблоки.
— Что это? — спросил он. — Ананасы?
— Малины, что ли, не видел?
— Такой не видал, — сказал Андрюша. — Малина обычно мельче.
— Это обычно, а у нас крупнее.
— Кому, — спросил Андрюша, — ваша малина понадобилась?
— Не догадываешься? — изумился дед, прищурился. — Да ты дипломат! Из-за тебя же я пострадал. Это точ-на! Попал я в лапы мстителю!
Старичок погрозил в кусты кулаком, и издали донесся обиженный рев. Андрюша вздрогнул. Ему не хотелось снова встречаться с медведем. К счастью, старичок разделял опасения Андрюши.
— Побежали, — сказал он. — А то Мишка опомнится, сообразит, кто мне на помощь подоспел. Он же тебя за взвод пехоты принял. Это точ-на.
Старичок подхватил корзину и засеменил наверх, к тропинке. Андрюша поспешил за ним, очень стараясь не обогнать старичка.
9
У клуба-медпункта на длинной лавочке под бревенчатыми колоннами сидели десять старух в высоких кружевных кокошниках, разноцветных до земли платьях и с выражением торжественного достоинства на лицах.
— Вот, — сказал Эдуард с некоторым облегчением, — а я боялся, что не придут в разгар трудового дня. Но пришли. И даже облачились. Это великолепно. Здравствуйте, товарищи пенсионерки!
Старухи наклонили головы, здороваясь, и Элле показалось, что своим коллективным взором они пронзили ее насквозь, знают, где родилась, как училась в школе и почему у нее не сложилась личная жизнь.
— Замечательно, — сказал Эдуард. — Вот наш народный хор. А перед вами, товарищи пенсионерки, специальная экспедиция Академии наук, приехали записывать и изучать. Большое внимание уделяют сохранению и утверждению народного творчества. Прошу взаимно знакомиться! — Эдуард Олегович отступил на шаг и сделал широкое движение рукой, как сеятель. Затем добавил: — Пошли внутрь помещения. Там поговорим, а то дождик собирается…
Вениамин в клуб не пошел. Эта мирная на вид деревня скрывала в себе тайны, ускользающие, но ощутимые, невыдуманные. Тайна утреннего выстрела из пушки вроде бы разрешилась. Но факт стрельбы из пушки не открывает причин этой стрельбы. Есть дрессированный медведь. Но зачем он?
Вениамин огляделся, раздумывая, куда направить свой путь. Он казался самому себе витязем на распутье. И потому решил подождать, как распорядится судьба, — должен же быть знак, который направит его в нужную сторону.
Намек материализовался через две минуты и принял форму знакомого грузовика, который медленно выехал из улицы на площадь. Вениамин сначала решил, что в деревне есть особые ограничения для единственной машины: может, охраняют медведей. Но тут же выявилась причина столь медленного движения: Василий, сидя за рулем, разговаривал с какой-то девушкой, чьи ноги были видны по ту сторону грузовика.
— В кино вечером пойдешь? — спросил Василий, глядя из кабины в сторону и вниз, так что Вениамину был виден только его крепкий коротко остриженный затылок.
— Мне заниматься надо, — ответил почти заглушенный мотором девичий голос, который Веня узнал бы из тысячи.
— Я вот и без образования зарабатываю. Главное — уметь использовать обстоятельства.
— Кого цитируешь? — спросила Ангелина.
— Я не цитирую, я сам придумываю, — сказал Василий. — Ты не думай, для меня авторитетов нету.
— Поезжай в город, — сказала Ангелина, — молоко скиснет.
— Наше не скиснет, — сказал Василий. — Я его водой из ключа разведу.
— Ты не шути! — сказала Ангелина, прибавила шагу, и Вениамину было видно, как загорелые ноги переместились вперед, но Василий чуть прибавил скорость и догнал девушку.
— А в кино пойдешь? — спросил он.
— Не пойду.
— Ученые приехали? Я им покажу, где раки зимуют.
— Брось ты свои угрозы, — сказала Ангелина.
Дальше разговора Вениамин не слышал, потому что грузовик и Ангелина отошли далеко.
Вениамин побрел по дороге, любуясь резьбой на наличниках и столбах, греясь под северным нежарким, но уютным солнцем, глядя с нежностью на жеребенка, который выскочил на улицу, оглянулся, взбрыкнул и погнался за курами, а те лениво разбегались, уступая ему дорогу. У крайнего дома, от которого дорога спускалась в низину, Вениамин остановился. Столбы ворот, седые от старости, представляли собой солдат в высоких гренадерских шапках. Носы у солдат уже откололись, как и дула ружей, но глаза гневно глядели вперед из-под насупленных бровей. Сюжет резьбы показался Вениамину необычным — ни в одной из специальных статей, несмотря на свою любознательность и осведомленность в народном творчестве, он о таком не читал. «Надо сказать Андрюше, чтобы сфотографировал», — подумал Вениамин и в этот момент услышал над головой стройное многоголосое пение, ровное и негромкое.
