Чингиз Цыбиков - Граница нормальности
— Почему так долго? — капризно спросил Альберт. — Я соскучился.
— Это что такое? — спросил я, обозревая весь этот бедлам.
— Мне было скучно, — сказал Альберт.
— Ты зачем подушку порвал, урод?
— У тебя же ещё есть, — сказал Альберт. — Зачем тебе много подушек, когда ты один?
— Прибью, — пообещал я и схватил тапок. Альберт резво скакнул, как-то по-кошачьи, боком, и мой богатырский удар пропал втуне. И тут во мне словно лопнуло что-то, зарычав совершенно по-звериному, я понёсся по вcей квартире за Альбертом, сокрушая воздух и что попадётся молодецкими ударами тапка. Альберт легко уворачивался, скакал по кровати, дивану и по креслам, под стол, на стол и из-под стола и оглушительно лаял. Ему было весело. Во мне же с каждым новым промахом бешенство подскакивало аж до самого горла, я уже вполне серьёзно был готов его убить. Наконец я припёр его в углу, ухватил за ошейник и потащил к двери.
— Оы-у-ииииии! — заголосил Альберт. — Куда? Чего?
— Посидишь в подъезде, сволочь, — сказал я, задыхаясь. Выкинул его за дверь и уселся на пол прямо в прихожей. Стена приятно холодила мою потную спину. Я прислушался, но выть он вроде не собирался.
Посиди, подумай, голубчик, подумал я злорадно. Хотя, в сущности, такое ли уж это страшное наказание для собаки — побыть в подъезде?
Через десять минут мне стало стыдно. Потерял лицо, думал я, завёлся как пацан. В результате собака сидит в подъезде, а с него какой спрос? он же молодой у меня совсем, глупый ещё. В общем, я созрел для того, чтобы его простить. Когда я это осознал, я пошёл, открыл дверь, шагнул за порог и ступил в роскошную кучу, расчётливо наваленную Альбертом у самой двери.
Сам Альберт сидел чуть поодаль и смотрел на меня с плохо скрываемым удовольствием.
— Ну, — спросил он, — где моя кость?
* * *Есть обстоятельства, относящиеся к разряду привычных расстройств.
У кого-то это ежедневно уезжающий из-под носа автобус. Кто-то регулярно сжигает на плите кашу. Кто-то простывает всё время.
Я же остаюсь без хлеба. Сколько раз доедая утром последний (чёрствый и невкусный) кусок, я говорил себе — не забудь купить хлеба! А всё без толку.
Но ведь можно считать, что мне повезло — опаздывать на автобус гораздо обиднее. А при наличии магазина в торце моего дома, сходить за хлебом — ерунда, плюнуть и растереть.
И я — в трикотанах и тапках, в футболке опять не первой свежести — взял в одну руку портмоне, в другую мятый пакет-маечку и пошёл за хлебом. Для полноты образа не хватало лишь трёхдневной щетины, но это ладно, это как-нибудь в другой раз.
Дверь запирать не стал. Я ведь быстро — одна нога здесь, другая тут. И потом в квартире ведь собака.
У магазина меня, конечно же, поймал Серёга.
— Зенит-то, а? — заорал он ещё издали. И я остановился — про «Зенит» действительно поговорить было можно и нужно. Не каждый день, как говорится.
Прошло полчаса. Удовлетворив жажду общения, Серёга занял у меня полтинник и ушёл. Я же поднялся к себе, на третий этаж. Вошёл в квартиру.
В квартире было оживлённо.
На диване сидели две кошки и одна болонкообразная дворняга. Три довольно здоровых пса сидели у окна. Ещё три кошки и здоровенная помесь бульдога с чем-то лежали на кровати. Кроме того, по квартире степенно перемещалась разная собачья мелкота. Все они вид имели дворовый, и, стало быть, весьма подозрительный.
Сам Альберт восседал на журнальном столике, что стоял у меня перед диваном, и негромко, но выразительно лаял. Рядом с ним стоял незнакомый мне мальчик лет пяти и гладил моего пса по спине. Увидев меня, Альберт дружелюбно завилял хвостом и гавкнул отдельно.
Все посмотрели на меня и тоже завиляли хвостами. Кроме кошек и мальчика.
— Добрый вечер, — сказал я. — Собаки. И кошки. И ты, мальчик, тоже добрый вечер.
— Здластвуйте, — степенно сказал мальчик.
Что-то загремело на кухне.
— Сорри, — сказал я и прошёл на звук. На кухонном столе сидел здоровенный кот совершенно дикого вида, а на полу валялась сковорода с обеденными макаронами.
В зале заработал телевизор. Я вернулся в зал. Там все смотрели «National Geographic».
— Братан, — обратился ко мне Альберт. — У нас есть чем угостить пацанов?
— Конечно, — сказал я, вспоминая, куда задевал бейсбольную биту. — Конечно, братан.
В дверь зазвонили. Потом сразу же постучали, и тут же дверь распахнулась и в квартиру ворвалась женщина. Она была мощно сложена и решительно настроена.
— Зайчонок! — вскрикнула она, увидев мальчика. Подбежала к столику, спихнула со стола Альберта, отчего тот с грохотом сверзился на пол, и схватила мальчика в охапку и повернулась ко мне.
— Вы что это себе позволяете! — она сразу же начала кричать. — Развели тут собачий питомник! Я счас милицию вызову! А если бы они его покусали?
И ребёнок заплакал. Его тут же поддержали собаки, дружно залаяв со своих мест. Больше всех старался Альберт, который одним лаем не ограничился, он довольно правдоподобно изобразил, что хочет женщину укусить.
— Помогите! — заорала женщина. — Собаками бешеными травят!
И резво побежала к выходу.
Заорали коты, и вся эта свора ломанулась за ней вприпрыжку.
Женщина выбежала на площадку, захлопнула дверь, едва не прищемив Альберту нос, и стала что-то орать оттуда. Продолжали лаять собаки, выть коты, было слышно, как плачет ребёнок. Самые крупные из псов отважно бросались на мою несчастную дверь и драли дерматин когтями.
— А ну заткнулись все! — заорал я.
Никакого эффекта. Я бросился в ванную и полной струёй набрал в ведро холодной воды. Вернулся в прихожую, распахнул дверь. Женщина, оборвав свой крик на полуслове, бросила ребёнка и побежала вниз по лестнице. Я начал обильно поливать всех подряд в прихожей из ведра, пинками помогая зверью выскакивать на площадку, и к лаю и вою добавился визг. Свора поскакала вниз по лестнице. Судя по истошному женскому воплю, в районе второго этажа они женщину эту догнали и перегнали.
Поле боя осталось за мной. Я огляделся. Вот и занятие до конца отпуска, подумал я уныло. Буду делать ремонт в прихожей. Болели пальцы на боевой ноге.
И тут я услышал, что в зале кто-то разговаривает.
— … а меня Альберт.
Я заглянул в зал. Там лицом к лицу стояли мальчик с Альбертом и разговаривали.
— Тебя как зовут? — спросил я.
— Вова, — сказал за него Альберт.
— А где ты живёшь? — я не удостоил его взглядом.
— Жейдева пятнасать, пиесят осемь, — заученно ответил пацан.
Слава богу, это в соседнем подъезде.
— Пойдём, Вова, я отведу тебя домой.
* * *Домой я вернулся через полчаса. За эти полчаса Вовина семейка увозила меня до состояния полного исступления. Полчаса криков и бессвязных угроз. Уйти мне не давали — какой-то крепенький мужичок, надо полагать, муж, неагрессивно порывался набить мне морду, женщина крепко держала меня за рукав, какая-то девочка звонко обзывалась из глубины квартиры и все это сопровождалось громкой «дискотекой восьмидесятых». Зато я их вспомнил — это была известная во дворе семейка. Вова был их приёмный ребёнок, новый.
Дома было тихо, хорошо и грязно. Я снял с себя джинсы. Переломил их пополам, и из кармана выпала маленькая бумажечка.
Билет. Должно быть, тот самый, что я купил вчера у той девушки. Я машинально посмотрел на номер.
555456.
Я взял билет.
Альберт сказал:
— Я хочу в туалет.
— Пошли, — сказал я, снова надел джинсы, и мы пошли во двор. Неясные мысли блуждали у меня в голове.
На улице я сел на лавочку. На лавочке уже сидела пожилая женщина, вокруг солидно бродила пожилая собачка.
Я снова внимательно рассмотрел билет. Подошёл, сделав свои дела, Альберт. Шумно вздохнул. Я посмотрел на него. Мой пёс с тревожным ожиданием смотрел на меня. Потом на билет. Потом снова на меня.
К чёрту, подумал я. Он меня так в могилу вгонит.
— Хочу, чтобы всё стало как раньше, — сказал я.
— Сука ты, — громко сказал Альберт, поперхнулся и залаял.
— О господи, — сказала пожилая женщина и засмеялась. — Мне ить показалось, что собака заговорила.
— Да вы что, женщина, — сказал я, улыбаясь, — разве собаки могут разговаривать? — и уже Альберту: — Всё! Хватит лаять! Пошли домой.
* * *Дома Альберт лёг на ковёр прямо посреди комнаты. Я насыпал в его миску корма; он никак на это не отреагировал.
Бог с тобой, подумал я и включил телевизор. Через пять минут выключил его. Альберт по-прежнему лежал на ковре.
— Поспать что ли, — сказал я вслух. — А и в самом деле, умотался я чего-то.
Я кинул на диван подушку, взял плед и лёг. Наверное, я действительно устал за последние дни, потому что неожиданно для себя провалился в глубокий сон.
Мне ничего не приснилось.
Когда я проснулся, на часах было полдесятого.
