Сергей Шведов - Кукловод
– Надо поправить, господа, – веско сказал Игнатий Львович. – Я на вас надеюсь.
На этом губернатор сухо раскланялся со своими советниками по культуре и по связям с проштрафившейся прессой. Зато его сухость компенсировала супруга, пославшая гостям ослепительную улыбку. Витёк открыл двери на выход – аудиенция была окончена.
– Меняются люди, – усмехнулся Дальский. – И не всегда в лучшую сторону. – Тут не в Гулькине дело, – хмуро сказал Сократов. – Катька ему хвост накручивает. Баба она ушлая, хоть иной раз и строит из себя простодушную дурочку. Между прочим, у неё изрядная доля в нашем проекте – именно у неё, а не у Игнатия Львовича, который свято блюдёт закон. Штабс-капитан тоже человек не без способностей, говорят, что его гвардейцы уже изрядно потрепали Дуба с людишками.
– Ну, это не так уж и плохо, – пожал плечами Дальский. – Лучше уж гвардейцы, чем урки, да и порядка в городе стало больше.
– Всё так, но ты знаешь, как они постановление об учреждении ордена через Думу протаскивали?
– Ах да, – вспомнил Дальский. – У Маркова какой-то орденок на груди, а нам почему не дали?
– С помощью девочек они его протащили. Голову даю на отсечение, что этот план Катька придумала. Думцы-то наши слабаками оказались по части женского пола. И забыли, что фотографию ещё в прошлом веке изобрели. Да и повод показался им пустяковым, чтобы из-за него на скандал идти – подумаешь, какой-то там значок от имени губернатора. А между прочим, в том орденском уставе есть пунктик, разрешающий носить гвардейцам оружие при исполнении общественных обязанностей. Теперь понял? Тысяча хорошо обученных мужиков, а их хорошо обучают, я проверял, со стволами – это тебе не золотые погоны и аксельбанты.
– Но зачем всё это им? – А ты знаешь, какие мысли бродят у этих ребят в головах? – Сократов искоса посмотрел на приятеля. – Очень может быть, что они пока просто играют в казаки-разбойники, но ведь можно и заиграться.
На Дальского слова Сократова произвели впечатление. Виталий не трепло и воздух попусту сотрясать не будет. И по части доходов Катюши Сократов оказался прав. Прораб Попрыщенко развёл руками в ответ на вопрос Сергея:
– Да без её слова Игнатий ни одной бумажки не подпишет – совсем скрутила мужика, жадная стерва. А потом, гвардейцы у неё, казаки у неё. А без гвардии ныне никуда. Костю у Дуба они отбили да так, что авторитет слинял из города в неизвестном направлении. С нашим контингентом иначе нельзя, Сергей Васильевич, каждый на себя одеяло тащит и другого придушить норовит. А милиции разве докричишься, а если докричишься, то сразу – закон. Тебе тут в брюхо нож суют, а им закон не дозволяет. Дармоеды. А Витёк трахнул кулаком по столу, а Мишка взмахнул нагайкой – тут же всё сразу на место стало. Нет, Сергей Васильевич, без гвардии мы приличного борделя не построим.
В сущности Попрыщенко был прав. Вникнув глубже в дело, Дальский и сам очень быстро убедился в полезности реальной силы. Обсудив проблему с Юрием Михайловичем и рядом других влиятельных лиц, Сергей пришёл к выводу, что гвардия учреждение полезное и следует лишь присматривать, чтобы она не повала под влияние подозрительных лиц. Слишком уж много жадных и на всё готовых рук тянулось к плодоносящему дереву, прораставшему на казалось бы совершенно неплодородной областной почве, и время от времени по этим рукам следовало бить, чтобы они не дотянулись в приступе вдохновения до отцов-основателей.
Столица, наконец, изволила заметить шевеление в провинции, но отнюдь не осудила инициативу, а даже снисходительно одобрила эксперимент, поставив его в пример другим губерниям. Столичная пресса по поводу российского Монако писала довольно вяло: ну, суетятся там внизу и пусть суетятся – всё равно ничего путного в российской глубинке произрастать не может в принципе, разве что какая-нибудь гадость на потеху цивилизованному миру. Ишь на что замахнулись, придурки деревенские, – на княжество Монако. Да разве ж с нашим суконным рылом можно мечтать о европейском парадизе.
С местной прессой Дальскому и Сократову пришлось повозиться. Особенно злобствовали «'Губернские вести» Аркадия Гермесовича Зарайского, которые в своей ненависти к монархизму переплюнули даже Крячкинское «Знамя». Коммунисты личной жизни губернатора деликатно не касались, напирая лишь на его классовую чуждость идее социализма, бессовестно украденной у людей, готовых за нее жизнь положить. Впрочем, к подобным выпадам заматеревший на ответственном посту Игнатий Львович относился равнодушно, а его дражайшую супругу они не трогали вовсе, по причине малой грамотности в теории классовой борьбы. То ли потому, что Катюша плохо училась в школе, то ли потому, что в её время сей предмет вообще исчез из школьной программы, но выпады коммунистов она иной раз воспринимала как комплименты. Ей страшно понравилось вычитанное на страницах Крячкинского «Знамени» слово «фаворит», а также другие слова, такие как «помпадурщина» и «абсолютизм». Звонила она Дальскому теперь чуть ли не каждый день, ставя его в тупик своими вопросами. Ну, например: может ли народ выбрать царя, и почему в Монако выбирают князя, а у нас всего лишь губернатора?
Приходилось Дальскому объяснять милой женщине, что князя в Монако не выбирают, он утвердился там сам и уже довольно давно.
– А Франция демократическая страна? – поинтересовалась Катюша. – Демократическая, – подтвердил Дальский.
– Ну вот, – сказала Катюша. – Что вот? – не понял Сергей. – Это я не вам, – отмахнулась Катюша. – Спасибо.
Что там за мысли бродили в этой красивой головке, Дальскому было выяснять недосуг: затеянное с его лёгкой руки дело требовало всё больше сил и внимания. Совещание следовало за совещанием, скандал за скандалом, и все буквально рвали Дальского на части, требуя от него совсем уж невозможного. Сергей Васильевич тащил свой нелёгкий воз с упорством Антея, не имея возможности припасть к земле для поднятия духа и сил.
Прибывший из столицы Филипп Петрович трудами Дальского остался доволен, но больше сетовал на усиливающееся давление оппонентов, которые грозили затопить растущую на глазах «Монаку» потоком постановлений и указов.
– А это уже ваши проблемы, Филипп Петрович, – жёстко сказал Дальский, выработавший за это время свою манеру разговора со столичными и областными чиновниками. – Если не можете наладить контакт с этим руководством – совершайте государственный переворот.
– Это, в каком же смысле? – удивился Филипп Петрович. – В прямом, – чётко разъяснил ему Дальский. – Я условия договора выполняю буква в букву, не ссылаясь на объективные трудности, а вы нет. Если дело так пойдет и дальше, то мы вынуждены будем приостановить выплаты и пересмотреть условия договора. Где соглашение о разграничении полномочий? Где указ об оффшорной зоне? Почему так вяло пишет он нас столичная пресса? Деньги вам на эти мероприятия переводятся регулярно.
Собравшийся на встречу с вице-премьером городской бомонд, они же акционеры-пайщики, поддержал Дальского холодным молчанием в адрес проштрафившегося гостя.
– Мы делаем всё, что можем, – вяло оправдывался Филипп Петрович. – Боюсь, что не всё, – отрезал Дальский. – Если в ближайшее время не появятся реальные плоды ваших усилий, то нам придётся взять свои меры для достижения необходимого результата. Задействованы слишком большие средства, затронуты интересы слишком большого числа влиятельных людей, чтобы можно было просто развести руками и сказать – извините.
Видимо до Филиппа Петровича стало доходить, что собравшиеся здесь люди не намерены шутить по поводу своих вложенных в большое дело средств, и это понимание стало проступать на его лице мелкими бисеринками пота.
– Все необходимые усилия уже предпринимаются, – сказал он глухо. – Результаты будут в течение ближайших недель.
Дальский вице-премьеру поверил, но отправил вслед за ним в первопрестольную Юрия Михайловича с твёрдым наказом попинать слегка разжиревших от безделья столичных бонз.
Виталий Сократов сдержал слово, поднажал на расшалившихся журналистов, и публикации по поводу личной жизни губернаторской четы прекратились. Зато резко возросло число публикаций с критикой его политики, превращающей некогда спокойную область в гнездо разврата и разгула.
Дальский и Сократов были вызваны во дворец, где были публично возведены в ранг кавалеров ордена Святой Екатерины. Игнатий Львович Гулькин самолично навесил на выпяченные груди товарищей по партии соответствующие регалии. – Ко мне поступают разного рода сигналы, – Игнатий Львович пристально посмотрел на Дальского маленькими поросячьими глазками, – о том, что для осуществления своего проекта вы, Сергей Васильевич, привлёкайте сомнительные капиталы – это нехорошо.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Не хватало ещё, чтобы губернатор Гулькин стал совать свой нос, куда не следует. До чего же неблагодарный у нас народ: ну дали тебе трон под задницу, так сиди, царствуй, но нет, всем ещё непременно хочется править. А для того, чтобы править, надо, как минимум, иметь мозги, а у Игнатия Львовича с этим явные проблемы. Разумеется, Дальский заверил светоча монархической мысли, что его замечания будут учтены, и он сам лично проведёт необходимые расследования, непременно поставив губернатора в известность о результатах.
