Роберт Сильверберг - На дальних мирах (сборник)
— Не хочешь ли ты сказать, что для ученого обязательна преданность объекту изучения? — искренне удивился Джиджибой,— Ты вот, кажется, еврей, а диссертацию защитил, если я ничего не путаю, по истории Третьего рейха.
— Ладно, убедил,— поморщился Кляйн.
— Для меня как социолога субкультура мертвецов — неодолимый соблазн. Разве не поразительно, что на глазах у всех возникает абсолютно новая сторона человеческого бытия? Разве не потрясающее везение, что это случилось в начале моего профессионального пути? Для меня нет более благодарной темы. Однако я не имею ни малейшего желания когда-либо воскреснуть таким способом. Для меня и моей супруги — Башня молчания, жаркое солнце, всегда готовые служить стервятники и окончательное забвение.
— Для меня это неожиданно, если бы я знал получше теологию парсов, мог бы догадаться, что...
— Ты не понимаешь. Наше неприятие не имеет отношения к теологии. Во-первых, нам просто не хочется заглядывать дальше отпущенного срока. Это личное. Во-вторых, у меня есть серьезные сомнения насчет последствий практики воскрешения для общества в целом. Присутствие мертвецов среди нас порой приводит меня в отчаяние. Как частное лицо, я их побаиваюсь. Мне совсем не нравится культура, которую они создают. Мне отвратительно...— Джиджибой оборвал сам себя.— Извини. Слишком сильное слово, наверное. Видишь, как все сложно? Парадоксальная смесь влечения и отвращения. Вот меня и разрывает между двумя полюсами. И зачем я это тебе говорю? Если не расстрою, то уж точно не развеселю. Расскажи лучше про Занзибар!
— Ничего интересного, к сожалению. Две недели ждал, когда она появится, потом не смог даже близко подойти и вернулся обратно. Проследил до самой Африки, но увидеть не вышло даже мельком.
— Как печально, дорогой Хорхе.
— Она не вышла из номера. А мне не позволили к ней подняться.
— Не позволили? Кто?
— Ее, как бы их назвать, свита. Сибилла путешествовала в компании четырех других мертвецов. Трое мужчин и одна женщина. Она поселилась в одном номере с Захариасом — это бывший археолог. Он меня к ней не пустил, очень ловко. Вел себя так, будто Сибилла — его собственность. Может быть, так и есть. Что скажешь, Джиджибой? Мертвецы женятся? Можно считать Захариаса новым мужем Сибиллы?
— Вряд ли. Понятие супружества у мертвецов не в ходу. Между ними складываются те или иные отношения, но пары возникают крайне редко, а вернее всего — никогда. Зато они создают псевдосемейные группы из трех-пяти человек, которые...
— Хочешь сказать, все четверо — ее любовники?
— Кто может знать? — развел руками Джиджибой.— В физическом смысле — едва ли, но даже тут ничего нельзя утверждать. Захариас, судя по всему, связан с ней какими-то узами. Остальные компаньоны могут быть членами псевдосемьи, а могут и не быть. У меня есть основания полагать, что в определенные моменты каждый мертвец может объявить всех остальных своей семьей. Увы, мы их наблюдаем и воспринимаем, в лучшем случае, через тусклое стекло.
— Для меня и это было бы неплохо. Я даже не знаю, как Сибилла теперь выглядит.
— Наверняка не хуже, чем при жизни.
— Ты мне говорил. Только мне надо самому увидеть. Не представляешь, как нужно. Если бы ты знал, как больно...
— Ты хочешь увидеть Сибиллу прямо сейчас?
— Как увидеть? — изумился Кляйн.— Не хочешь ли ты сказать, что она...
— Прячется в соседней комнате? Нет, конечно. Но небольшой сюрприз у меня найдется. Пошли в библиотеку!
Небольшой кабинет от пола до потолка был заставлен книгами на разных языках: не только на английском, французском и немецком, но и на санскрите, хинди, гуджарати и фарси. Крошечная колония бомбейских парсов не расставалась ни с одним языком, попавшим в их поле зрения.
Отодвинув высокую стопку специальных журналов, Джиджибой вытащил обзорный куб, включил подсветку и вручил его Кляйну.
В центре ослепительно четкой голограммы, посреди бесконечной равнины, стояли три фигуры. Над гладким, без единого деревца, морем зеленой травы синело пустое небо. Слева Захариас возился с затвором тяжелой винтовки, не глядя в объектив. Справа стоял крепкий коренастый мужчина с грубым лицом, бледным по контрасту с черными волосами — густая борода до ноздрей. Кляйн его узнал: Энтони Гракх. Рядом стояла Сибилла в брюках цвета хаки и белой куртке. Гракх показывал пальцем куда-то за пределы поля зрения камеры, а Сибилла целилась туда из винтовки, почти такой же большой, как у Захариаса.
Кляйн повертел куб, разглядывая лицо Сибиллы с разных сторон. От этого зрелища пальцы его сделались неуклюжими, а ресницы задрожали. Джиджибой не обманул: она не утратила своей красоты. Но это была совсем другая Сибилла. Тогда, в гробу, Сибилла казалась безупречной мраморной копией самой себя. Она походила на статую и сейчас: маска лица, два таинственных омута, затянутых льдом, вместо глаз, загадочная, едва заметная улыбка на губах. Смотреть на такую Сибиллу, чужую и незнакомую, было страшновато. Может, она не казалась бы окаменелой, если бы не целилась так сосредоточенно. Поворачивая куб так и эдак, Кляйн разглядел наконец, куда она целилась: на самом краю голограммы топталась странная птица. Крупнее индюшки, круглая как мешок, оперение серое, хвост и грудь грязно-белые, крылья белые с желтым, а ноги короткие и смешные, в желтых чешуйках. Эта птица с огромной головой и черным коротким клювом выглядела важно и комично. Она не подозревала, что минуты ее сочтены. Еще одно отличие: старая Сибилла не стала бы никого лишать жизни ради забавы. Сибилла-охотница, Сибилла — богиня Луны, Сибилла-Диана.
Потрясенный Кляйн спросил Джиджибоя:
— Где это снимали? Сафари в Танзании?
— Да, в феврале. Этот белый охотник — их проводник...
— Я его знаю. Гракх, один из компаньонов Сибиллы в Занзибаре.
— Он старший егерь охотничьего заповедника близ Килиманджаро. Заповедник обслуживает исключительно мертвецов. Одно из самых странных проявлений их субкультуры: они охотятся только на животных, которые...
— Откуда у вас эта голограмма?
— Ее сделала Нерита Трейси, компаньон Сибиллы.
— Да, в Занзибаре я ее видел. Но как вышло, что...
— Ее друг является моим информатором. Очень важный ресурс для исследований. Несколько месяцев назад я попросил его добыть для меня такую голограмму. Не сказал, конечно, что картинка нужна тебе. По-моему, ты чувствуешь себя нехорошо, мой Друг.
Кляйн кивнул, опустив веки, будто прятал глаза от африканского солнца на голограмме.
— Мне нужно с ней встретиться,— бесцветным голосом объявил Кляйн.
— Было лучше оставить эту мысль.
— Нет.
— Не знаю, как убедить тебя в том, что это опасная и бессмысленная фантазия.
— Даже не пытайся. Это необходимо, понимаешь? Необходимо.
— И с чего ты думаешь начать?
— С «ледяного города» Сион.
— Ты уже там был. Тебя просто не пустят.
— Еще как пустят. Разве они отказывают мертвецам?
— Ты хочешь отдать сдою жизнь? — Парс заморгал.— Такой у тебя план? Хорхе, правильно ли я тебя понял?
— Вовсе нет! — рассмеялся Кляйн.
— Тогда объясни.
— Я думаю туда внедриться. Прикинусь одним из них. Проникну в «ледяной город», как неверный проникает в Мекку. Ты поможешь мне? — Кляйн схватил Джиджибоя за руку.— Научишь их жаргону и обычаям?
— Они тебя мгновенно раскусят.
— А если нет? Если я успею найти Сибиллу?
— Это чистое безумие.
— Пусть так, неважно. Ты знаешь больше других. Могу я рассчитывать на твою помощь?
Мягко освободив руку из хватки Кляйна, Д жиджибой отошел к стене кабинета. Наведя порядок на одной из книжных полок, он сказал:
— В моих силах сделать для тебя не так уж много. Мои знания обширны, но недостаточно глубоки. Но если ты решил, есть еще одна возможность. Я представлю тебя тому, кто способен помочь. Это мертвец, один из моих информаторов, не признающий авторитета отцов-проводников. Мертвец, но не из их числа. Может быть, ему удастся обучить тебя всему необходимому.
— Вызови его! — потребовал Кляйн.
— Должен тебя предупредить: он непредсказуем, неистов и ненадежен. Нормальные человеческие ценности для него не имеют значения в нынешнем состоянии.
— Просто вызови его.
— Если бы я мог тебя отговорить...
— Вызови его.
5
От ссор происходят бедствия. В последнее время львиный рык раздается повсюду. За горем следует радость. Детей не следует бить слишком много. Тебе лучше вернуться домой. Работать сегодня невозможно. Ты должен ходить в школу каждый день. Идти этой дорогой не стоит, путь преграждает вода. Неважно, я перейду вброд. Нам лучше вернуться поскорее. Эти лампы потребляют много масла. В Найроби нет москитов. Здесь львы не водятся. Здесь люди собирают яйца. Есть ли вода в колодце? Нет, воды здесь нет. Если есть только три человека, работать сегодня нельзя.
