Надежда Первухина - Рыцарь Золотой Ладони
— Так вознесем же молитву святой Вальпурге, которая защищает нас! — Этими словами чтица давала понять, что трапеза окончена.
Все встали и хором, повторяя за чтицей, проговорили молитву святой Вальпурге.
Из трапезной вели две тропинки. Одна к монастырскому комплексу, а другая — в сад. Виталий решил подождать своих дам в саду и протелепатировал об этом Катю.
Сад оказался прекрасен. Апрель здесь, в монастыре, был месяцем цветения невыразимо очаровательных цветов. Нарциссы, тюльпаны, гиацинты и крокусы покрывали клумбы сплошным ярким ковром. Цвели яблони и сливы, от молоденьких листьев смородины шел чудесный пряный аромат. У Виталия даже слегка закружилась голова от всего этого ботанического шика. Он подошел к клумбе с тюльпанами и вознамерился было сорвать один цветок для Кати, как вдруг услышал за спиной тоненький голосок, проговоривший на английском:
— Извините, но рвать цветы здесь запрещено.
Виталий обернулся. На него смотрела девушка в скромном монашеском одеянии. Правда, лицо ее не было прикрыто вуалью, как у монахинь, и Виталий увидел, что лицо это очень красивое. Высокие дуги бровей, очаровательный вздернутый носик, пухлые, почти детские губы… А глаза! Какой же красоты у этой девушки были глаза!
Убийственная просто красота!
Виталий понял, что потерял голос, а девушка продолжала смотреть на него спокойно и внимательно.
— Простите, — наконец выдавил Виталий. — Я не знал, что цветы рвать нельзя. Я здесь только второй день, еще не знаю порядков.
— Понимаю. Как вас зовут?
— Ви… Джереми Максфилд.
— Очень приятно, мистер Максфилд. А я послушница в этом монастыре. Меня зовут Маргарита. Идемте, я покажу вам сад. Это не займет много времени.
За послушницей Маргаритой Виталий пошел бы не то что сад осматривать, а в адские каменоломни.
— Вот, взгляните, — сказала Маргарита. — Это поздние крокусы. Эти сорта вывели наши сестры. А вот справа — полянка гиацинтов. Правда, красиво? А сейчас прямо по дороге будет альпинарий. Его тоже сделали наши сестры.
— Скажите, Маргарита… Если вы послушница, значит, вы еще не монахиня?
— Еще нет. Мое пострижение назначено на осень, а сейчас я прохожу испытательный срок. Монахини отличаются от послушниц тем, что носят вуали и имена у них другие. Не такие, как у обычных людей. Например, сестра Смирение или сестра Благодать. Понимаете?
— Понимаю. А можно вопрос?
— Конечно.
— Что вас, такую красивую, такую обаятельную девушку вынудило уйти в монастырь, скрыться от всего света?
Маргарита засмеялась:
— Что, по-вашему, святой Вальпурге нужны только уродливые монахини? Но дело не в этом. Я пришла в монастырь из-за благодати и из-за греха.
— Как это понять?
— Хорошо ли это, что я вам обо всем рассказываю? — смутилась Маргарита. — Но ведь в том, чтобы открыть сердце, нет греха, верно?
— Верно, — кивнул Виталий, ненавидя себя за то, что ему приходится скрываться под чужим именем и вообще…
Он вор. Он пришел украсть.
— Я расскажу вам свою историю, — решилась Маргарита. — Возможно, это послужит к пользе нас обоих. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я полюбила. До этого времени я просто занималась колдовством, ведьмами были моя мать и бабушка. Я гадала, находила потерянные вещи, варила разные зелья и была спокойна за свою жизнь. Но однажды я увидела его. Он пришел ко мне за настойкой, помогающей при желудочных болях, — его мать страдала гастритом. Я дала ему настойку, еще не понимая того, что отныне он навсегда вошел в мою жизнь, так же как я — в его.
Мы встретились снова — случайно, на празднике, посвященном Дню Урожая. У нас, в горной деревушке Твидлистон, всегда празднуют этот день с большим размахом. Мы танцевали как угорелые, ели пончики и пили имбирное пиво, проверяли свою меткость стрельбой из лука, а потом… Он сказал мне, что не встречал лучшей девушки, чем я. Мое сердце растаяло, но я не позволила ему того, что на самом деле очень хотела позволить. Ведь вы же понимаете меня?
— Понимаю, — пробормотал Виталий.
— Мы встречались очень часто, речь уже шла о свадьбе и о том, какой красивый мы построим дом и сколько у нас будет детей. Но я не знала, что у меня есть соперница. Она тоже была ведьма, молодая, красивая, смелая. Она сварила приворотное зелье и этим зельем напоила моего парня. И с той поры он отшатнулся от меня как от прокаженной. Я заболела и пластом лежала в своем доме, позволяя только матери и бабушке ухаживать за мной. И тогда моя бабушка пообещала мне, что сварит приворотное зелье, которое будет еще сильнее того, что сварила моя соперница.
— И что же?
Маргарита тихо коснулась рукой цветущей яблоневой ветки:
— Потом я зазвала своего парня будто бы на прощальное свидание и сумела сделать так, что он выпил бабушкино зелье. Но, вместо того чтобы вернуться ко мне, он…
— Умер?
— Нет, избави святая Вальпурга. Все случилось гораздо хуже. Этот парень воспылал страстью к моей бабушке. Исправить это было невозможно, и они поженились. А я, чтобы не видеть этого ужаса, отправилась сюда, в монастырь. Здесь я нашла успокоение души, работу, подруг, веру…
— Скажите, Маргарита… — Да?
— А вы никогда не думали, что, может быть, судьба предоставит вам еще один шанс?
— То есть?
— Ну вы встретите человека, которому захотите отдать свое сердце?
— Я… я не знаю. Здесь, в монастыре, я уже не думаю об этом. Я только хочу, чтобы поскорее истек испытательный срок и я приняла постриг.
— Понятно… А вот еще у меня вопрос.
— Какой?
— В монастыре вы и другие монахини продолжаете заниматься ведьмовством?
— Да, но очень мало. Зачем? Ведьмовство хорошо и нужно тогда, когда с его помощью ты можешь улучшить жизнь человека… Впрочем, у нас есть монахини, которые до сих пор лечат болезни паломников при помощи отваров и заклинаний.
Также мы применяем ведьмовство для лучшего роста растений и хорошей погоды. И разумеется, в монастыре никто не практикует черного ведьмовства. Это строжайше запрещено. Сглаз, порча, приворот — все это осталось в прошлом. Простите, кажется, это к вам.
По тропинке действительно шли мисс Ристон и Катерина. Вид у них был сердитый.
— Куда вы пропали, мистер Максфилд? — чуть возмущенно спросила мисс Ристон. — Мы ждали вас, ждали… Наконец, миссис Максфилд предложила поискать вас в саду. Слава святой Вальпурге, что вы таки обнаружились!
— Извините, — покаянно склонил голову Виталий. — Но вот послушница Маргарита столько мне рассказала об этом саде. Я поневоле залюбовался и заслушался.
Немедленно пришел телепатический отклик от Кати:
«Заслушался он. Бабник!»
«И ничего подобного. Просто интересно».
«Не забывай, что я твоя жена!»
— О да, — сказал Виталий. — Дорогая, познакомься с послушницей Маргаритой.
— Очень приятно, — на неважном английском сказала Катя.
Послушница поклонилась:
— Простите, что отвлекла вас.
— Ничего страшного, — улыбнулась мисс Ристон. — Мы должны отправиться к настоятельнице, чтобы засвидетельствовать свое почтение и получить от нее благословение поработать на пользу монастыря.
— Да-да, конечно, — еще более смутилась Маргарита. — Покои настоятельницы сразу за садом. Позвольте, я провожу вас.
— Будем очень признательны.
Послушница заторопилась и повела наших путников широкой аллеей, обсаженной цветущими японскими вишнями. Зрелище было умопомрачительное.
Наконец впереди показался скромный домик, выкрашенный серо-сиреневой краской. Когда наши путники подошли поближе, оказалось, что и возле дома раскинута клумба с карликовыми деревцами.
— Позвольте, я постучу, — прошептала Маргарита.
Она постучала в дверь и напевно проговорила:
— Молитвами святой Вальпурги да спасемся!
— Да будет так! — раздалось изнутри, и дверь открылась.
На пороге стояла стройная даже в мешковатом монашеском облачении женщина. Лицо ее было скрыто плотной вуалью. Голос звучал молодо и свежо.
— Что это за люди с тобой, Маргарита? — спросила настоятельница.
— Мать настоятельница, это паломники и их гид, — поклонилась Маргарита и отошла в сторону.
— Что же, проходите в мое скромное жилище. А ты, Маргарита, побудь во дворе. Это тебе порицание за болтливость.
— Мать настоятельница все видит и слышит, — покаянно склонила голову несчастная Маргарита.
Оставив послушницу во дворе любоваться бонсай, путники вслед за настоятельницей прошли в большую светлую комнату. Здесь все было строго и аскетично. Вместо кресел — сосновые табуреты и скамьи, вместо ковра — плетеные жесткие циновки, дубовый стол без скатерти. На стенах, оклеенных светло-серыми обоями без узоров, не было никаких картин. Впрочем, нет, одна картина была — она изображала женщину властного вида. Под картиной подпись: «Святая Вальпурга». И все.
