Владимир Лещенко - Чародей на том свете
Сержант подошел к пленнику, поднял его за шиворот (пресловутая куртка затрещала, хотя и выдержала) и поставил на ноги. Потом отпустил, и сектант мешком рухнул на землю.
Проделал это еще раз. Потом еще.
И только тогда в разговор вступил Кириешко.
– Скажи‑ка мне, друг любезный, – небрежно начал он, жуя сорванную травинку. – Скажи‑ка, куда именно вы девали того человека, с которого ты куртку снял?
– Ты его уже не увидишь – сегодня ночью его в совятник бросят! – сообщил связанный и тут же, запнулся. – Ничего больше не скажу!
– Скажешь, скажешь, – изрек Сержант, демонстративно проверяя, хорошо ли заточен нож. – Вот посадим тебя на муравейник голым или отрежем тебе кое‑чего, – и скажешь.
– Не скажу! Ничего не скажу, – изо всех сил придавая лицу благородно‑скорбное выражение, выкрикнул парень. – Умру за пророка Хариуса и Святую Мать Джоан! Пытайте, жгите огнем, насилуйте, не скажу ничего!
– Ладно, – небрежно бросил Кириешко. – Тогда мы твою сову убьем!
– Да‑да, – неожиданно поддержала его Муха. – Если сову живьем сварить, классный супешник получится!
– Разве сов едят? – простодушно осведомился Барбос, едва не испортив все дело.
– А ты думал? – не моргнув глазом, ответила девушка. – В китайской кухне самое, можно сказать, вкусное блюдо. Меня бабка научила готовить, она из Шанхая. Сварю вам, мальчики, такой бульончик, пальчики оближете!
С радостной миной на мордашке она потерла руки.
– Как же это?! Это как же?! – хлопая глазами не хуже совы, забормотал пленник. – Совушку мою нельзя варить! Она священная!
– Стало быть, отведаем священное блюдо – приобщимся к святому делу, – решил Кириешко.
– Да я!! – задергался пленник. – Да я за нее!.. Я вас всех…
Не обращая внимания на его крики, Муха подошла к шевелящемуся свертку и задумчиво взвесила его на руке.
До пленника донеслось…
– Так, килограмма тут не будет, ну да ничего… Живьем ощипать трудновато, конечно… Перчик есть, черемша тут неподалеку.
Затем как ни в чем не бывало извлекла из сваленных тут же вещей котелок.
– Мальчики, не помните, в какой стороне родник?
– Не надо, не надо!! – застонал сектант. – О, моя совушка! Моя… Моя…
– Ну, что ты волнуешься, паря? – ухмыльнулся Сержант. – И на твою долю оставим, не обидим.
– Не‑ет!!! Не надо!! – затрепыхался сектант. – Не надо, не губите душу: все скажу!
Сказать он мог не так много.
Роулианцы обитали тут весьма давно. Наверное, скрылись в эти дикие места еще во времена первого запрета и гонений на разнообразные нетрадиционные религии – при премьер‑регенте Леонсио Карпове.
Жизнь они проводили в непрерывных молитвах и ожидании пришествия своего пророка; с внешним миром контактов почти не поддерживали.
Иногда приносили в жертву случайно забредшего в эти края туриста.
Жили скудно, довольствуясь тем, что выращивали на отвоеванных у тайги огородах, дарами леса да охотничьей добычей.
Год от году их становилось все меньше, они вырождались; почему‑то среди них рождалось мало девочек. Если б не крали женщин из числа все тех же туристов, давно бы уже вымерли.
Сейчас в поселке было около полутора десятков боеспособных мужчин, на которых приходилась пара старых ружей. Имелись еще самодельные копья и мечи.
Сообщил он также, что одновременно с Даниилом им попалась и какая‑то девчонка, похоже, из местных. Застукали ее на островке посреди болота, где она, разведя костер, совершала какие‑то поганские обряды.
Надо сказать, эвенков обитатели Хар‑Басской обители прежде избегали трогать. Те догадывались, где обитают сектанты, и, если что, прижали бы их к ногтю, что называется, «на раз». Пока роулианцев выручало, что эти места считались у аборигенов весьма нехорошими и тут почти никто не жил.
Но на Элю (так зовут девушку) положил глаз сын Великого Инквизитора, так что теперь было решено отступить от правил. Притащили ее в скит. Теперь тоже дожидается приговора Совета старейшин. Инквизитор требует для «дикой тунгуски» той же участи, что и для Горового. Глава же роулианцев пока колеблется. Не хочет ссориться с молодежью, боясь бунта.
…На разработку плана ушло еще полчаса.
Наличных бойцов Кириешко разделил на две группы.
В первую вошел он сам и Муха.
Во вторую – Сержант со своим верным «драконом» и Барбос, сменивший топор на трофейный меч и трофейную же двустволку.
Мухе Владилен Авессаломович вручил два ножа, свой и Барбоса, и еще кое‑что – маленький одноразовый пистолет‑игломет, целиком отлитый из пластика.
Он оказался на дне его сумки, непонятно как туда попав. Оружие это было не очень надежным, но выбирать не приходилось.
И они двинулись в поход, предварительно примотав пленника к стволу пихты и покрепче заткнув рот.
Крепость сектантов не произвела на Владилена Авессаломовича особого впечатления. По рассказам пленника, он ожидал чего‑то более солидного.
Похожее сооружение он видел в каком‑то старинном историческом фильме.
В нем тоже обитали какие‑то сектанты. Как их там, «закольники»? «Прикольники»? Ладно, не важно!
Над оградой возвышались потемневшие от времени крыши строений. Тут же торчала сторожевая вышка, но на ней сейчас никого не было.
Все пока благоприятствовало его планам.
– Ничего себе оградка, – пробормотал Сержант, когда они с Кириешко отползли в глубь леса. – Будь тут моя «Жужелица», снесли бы этот курятник, никто бы пикнуть не успел.
Некоторое время Владилен Авессаломович прикидывал – может, потратить один драгоценный заряд «дракона» и вынести ворота, чтобы без помех ворваться в крепость?
Но все же решил, что лучше пойти другим путем: эти дурики со страху ломанутся всей толпой наружу, и, чего доброго, затопчут их.
Атаковать решили с двух сторон, с востока и севера. Именно там лес подходил ближе всего к частоколу.
Капитан еще раз оглядел две длинные лесины с зарубками – с их помошью они взберутся наверх и окажутся внутри.
Он ощутил, как в нетерпении подрагивают мышцы, из которых начисто ушла усталость. Перед выходом капитан роздал всем по две таблетки фероланинсимезилтонина – лучшего на сегодняшний день стимулятора, который только имелся в распоряжении спецслужб. (Кириешко совершенно забыл о нем, пока таскался по болотам и буреломам – вот что значит отсутствие практики реальных боевых операций!)
Напоследок полагалось сказать что‑то ободряющее, но в голову ничего не приходило.
– Что ж, друзья, приступаем, – бросил он. – Сигнал, как договорились, крик кукушки. Готовность – два «ку‑ку», атака – три.
Барбос и Сержант двинулись вдоль опушки, скрываясь в кустах.
– Ну, давай, Муха, наша очередь…
Стрелой они пересекли заросшие бурьяном огороды, лежавшие между тайгой и оградой, стараясь не шуршать сухими стеблями.
Отдышались, прижимаясь к пахнущим смолой бревнам, нагретым солнцем.
Осторожно приставили лесину.
Вот дважды прокуковала кукушка.
Муха, приложив ладони рупором ко рту, ответила условным сигналом.
Пошло время!
Как белка (он сам не ожидал от себя такой прыти), взлетел Кириешко на гребень стены, мгновенно «фотографируя взглядом» все, что было во дворе скита.
Десятка два стариков, перебирающих какие‑то корнеплоды; парочка старух, присматривающих за священнодействиями мужчин; женщины помоложе, развешивающие белье; несколько юных парней, истуканами замерших с ритуальными копьями наизготовку у дверей какого‑то сарая.
Владилен Авессаломович прыгнул вниз, через секунду услышав, как за спиной приземлилась его спутница.
– Всем лечь! – заорал он. – Спецоперация МГОП! Вы окружены, сопротивление бесполезно! Всем лечь, руки за голову!
И пустил над головами замерших сектантов луч лазера.
Почти сразу пришлось выстрелить второй раз. В человека, целившегося в него из самодельного арбалета устрашающих размеров.
Затем все смешалось.
Гремел «дракон», ему вторила двустволка, сверкал меч, несколько раз за спиной коротко щелкал игольник в руках его соратницы.
Вопили охваченные ужасом старцы, плакали женщины, верещали старухи… Еще дважды луч лазера обрывал жизни врагов, еще несколько человек катались по земле, пытаясь сбить пламя.
Муха с воинственным визгом раскидывала мечущихся роулианцев. Отобранный у кого‑то посох в ее руках, вертясь, превращался в сплошной призрачный диск.
Выстрел из «дракона» вышиб дверь уродливого сарая с надписью стилизованной под готику кириллицей: «Хогварц», и оттуда с жалобным уханьем вырвались совы, принявшиеся бестолково носиться над пристанищем сектантов, хлопая крыльями. Одна, совсем одурев, вцепилась в лысину какого‑то толстяка в хламиде и принялась остервенело долбить ее клювом.
А потом все как‑то сразу кончилось. Живые попадали на землю, закинув руки за голову, как и приказал Кириешко в самом начале. Какого‑то из особо ретивых жрецов, еще пытавшегося призывать единоверцев одуматься и сокрушить слуг лорда с непроизносимым именем, Сержант приложил доской по башке. Совы частью подались в лес, частью забились под крыши и в прочие темные углы.
