Владимир Лещенко - Чародей на том свете
– Присоединишься к моей трапезе, гость издалека?
– Спрашиваешь! – радостно протявкал Путеводитель.
Эвенк отложил в сторону орудия своего волшебства, превратившись в гостеприимного хозяина. Из походной торбы он извлек две металлические миски (как отметил нетеру, золотые), вилку и нож для себя, несколько лепешек и нечто, плещущееся в большой зеленой четырехгранной бутылке, при виде которой сердце волчка учащенно забилось.
Деловито разлив по мискам крутой, пахнуший неведомыми травами бульон и нарезав туда же по приличному куску мяса, шаман потянулся к штофу. Отвинтил пробку, понюхал, при этом вкусно причмокнув. Скосил глаз на Упуата:
– Ты как, Проводник?
– Ну…
– Понятно.
Из кармана своего плаща Тэр‑Эр‑Гэн добыл махонькую неглубокую мисочку, плеснул туда из бутылки и поставил на траву перед волчком.
– За знакомство! – хищно припал он к горлышку штофа.
– Х‑хор‑р‑роший ты мужик, Тэр‑р‑р‑Эр‑р‑Гэн! – сытно отрыгнув, прорычал Упуат, когда жидкость в заветной бутылке закончилась.
– Не сп‑порю‑у, – подтвердил шаман, уже вошедший в глубокий транс.
– Только к‑какой‑то гр‑р‑рустный.
Эвенк глубоко вздохнул.
– Или потер‑р‑рял ч‑чего?
– Ага! – согласился. – Но не ч‑чего, а к‑кого.
– И я тоже, – обрадовался Путеводитель.
– Дав‑ваай вместе искать, – предложил шаман.
– Д‑давай. А как?
Тэр‑Эр‑Гэн потянулся было к бубну, но затем махнул рукой. Встав на четвереньки, он заполз в свой чум, но вышел из него на двух ногах, торжественно неся перед собой на вытянутых руках резной деревянный посох. Внизу этот жезл заканчивался то ли оленьим, то ли лосиным копытом, а венчала его рогатая, наверное, лосиная голова.
– Поз‑накомься! – протянул его Упуату. – Эт‑то м‑мой Пров‑водник!
Волчок ткнулся носом в деревяшку. Пахло специфически. Бесспорно, в посохе таилась сила.
– Щас кам‑лать буду! – заявил шаман. – Внуч‑чку искать стану, Эйяно… Проворонили, г‑гады.
Погрозил кому‑то своим жезлом.
– Ушла в лес и не… и не верну… лась. Как бы не об‑бидел хто. Я их тогда с‑сам так об‑бижу…
Снова угроза посохом неким невидимым силам.
– А у меня др‑р‑руг пр‑р‑ропал, – пригорюнился Открыватель Путей.
– Н‑не боись‑сь, – успокоил собутыльника колдун. – Найдем. Ты з‑закрой глаза и п‑редс‑ставь себ‑бе своего д‑друга.
– Не поможет, – безнадежно отмахнулся хвостом нетеру.
Шаман сделал многозначительный жест рукой. Дескать, не торопись, увидим.
Присев у костра и вцепившись костлявыми руками в посох, Тэр‑Эр‑Гэн Четвертый начал негромко напевать. Чуткое ухо Путеводителя отметило, что шаманов язык внезапно перестал заплетаться, словно старый колдун лишь притворялся пьяным:
Бог мой, хозяин мой, сюда иди, предков зови.
Мои десять чумов, моя серебряная жена
Колтаркичан, моя мать,
Сюда бегите вместе, я начну вам жаловаться.
Хозяин леса, Отец мой, сюда приходи, здесь сядь,
Мы мяса тебе дадим…
Упуат вдруг почувствовал приближение чего‑то чужого. Шерсть на его загривке встала дыбом.
И вели твоим духам‑невидимкам мне тоже служить.
Я здесь играть буду, а они пусть в лес идут, свою мать‑лягушку зовут.
Над верхом сосен поднимитесь, на Небо смотрите,
На Тайгу смотрите, на болота смотрите. Нам пропажу сыщите!
Золотисто‑оранжевая вспышка. И Проводник увидел.
Какое‑то полутемное, бревенчатое помещение. Дверь с небольшим зарешеченным окошком. На полу лежит связанный человек. Над ним кто‑то склонился. Эх, присветил бы кто.
Словно услышав его, склоненная фигура вздрогнула и повернула свое лицо… к Упуату. Неужто… видит?
Тем временем в помещении стало светлее. Ненамного, а так, будто зажгли свечу или лучину. Великий Дуат, это кто ж такие фортели выкидывает?
Уже можно рассмотреть, что сидит совсем еще юная девушка. А связанный человек у ее ног – не кто иной, как… Ну, конечно, кому ж еще там лежать, как не Даниилу Сергеевичу Горовому! Знал же, знал, что тот обязательно во что‑нибудь вляпается…
Снова вспышка, и картинка исчезла. Но Упуат уже засек нужное направление. Не зря же он зовется Открывателем Путей.
– Ну, все, – решительно заявил он, стряхивая остатки видений, – мне пора.
Тэр‑Эр‑Гэн ничего не спрашивал, только устало кивал головой. Видно было, что камлание изрядно его утомило.
– Присмотришь за моей подружкой? – ткнул волчок носом в сторону мамонтихи.
– Будь спокоен, – еле слышно прошептал старик. – Я знаю, где ее стойбище.
– Спасибо. За свою девчонку не опасайся. Выручу и ее. Хотя, как я погляжу, она и сама за себя может постоять. Не пойму только, чего ждет. Разве что…
Он недоговорил, пораженный внезапной мыслью. Неужели девушка не уходит из‑за Даньки. Вдвоем‑то им, конечно, не сбежать.
Хм, хм.
– Ладно, сенеб – радуйся! – попрощался Упуат с шаманом по‑египетски.
Однако уйти с миром волчку не дали.
* * *Отлично! Он таки обнаружил пропажу!
Вон резвится себе в речке, как дитя малое.
Муруки Харуками быстро осмотрел близлежащую местность.
Так. Какая‑то палатка. Костер. У костра мужчина с собакой. Не иначе пастух. Только кого пасет, не видно. Не мамонта ли?
Лейтенант осклабился.
Сейчас он задаст им жару.
– Банзай! – заорал японец что есть мочи и кинул вертолет вниз.
Сначала снимем пастуха.
Палец нажал на гашетку пулемета. Безжалостные свинцовые градины устремились вперед, к земле.
Тьфу ты, промазал! Только палатку продырявил, и все. Какая‑то пелена глаза застит.
Еще одна очередь.
И мощный толчок извне, сбивший машину с курса. Что такое?! Откуда водяной шквал?
Лейтенант развернул свою стальную стрекозу хвостом к палатке.
Здоровущая струя воды ударила прямо в лобовое стекло. Пришлось включать водоотталкиватель.
Когда видимость нормализовалась, Харуками глянул перед собой и невольно ругнулся. Это же надо такое придумать.
Мамонт в роли водомета! Кто надоумил бессловесное животное набрать в хобот воды и пульнуть ею в геликоптер? И с какой силой!
Такую хитроумную скотину, право же, и убивать жалко. А что поделаешь, кто возместит лейтенанту его кровные двадцать тысяч геоларов? Кто станет кормить его будущую семью?
– Банзай! – вновь истошно завопил Муруки и поперхнулся.
– Чего орешь? – спросило нечто, похожее на большого черного волка и парящее вровень с кабиной его вертолета.
Японец тонко и пронзительно завизжал.
– Ворон распугаешь! – осклабился волчара. Из его глаз вырвались два желтых луча. Слились в одно густое облачко, устремившееся прямо в лицо Муруки Харуками…
– Да, землячка, – прищурился на Нефернефрурэ Путеводитель. – Вижу, что без тебя мне никак не обойтись.
Фрося скромно хрюкнула. Рада, мол, стараться.
Глава шестая
КАПИТАН ПРОТИВ МАГОВ
– Старший, я снова прошу позволения лично отправиться в квадрат ХБ‑4 для контроля над завершающим этапом операции.
– Извините, Охотник, но чем вызвана ваша чрезмерная активность?
– Исключительно беспокойством за исход дела.
– Да? А мне показалось, что вы вообще неравнодушны к этому району и его коренному населению. Что случилось? Неужели вы стали таким сентиментальным?
– Намекаете на мое участие в эвакуации аборигенов во время глобальной катастрофы?
– Участие? Не скромничайте, не скромничайте. Ведь это вы фактически спасли эвенков от неминуемой гибели. Невзирая на откровенное недовольство наших оппонентов.
– Итак, Старший?..
– Что с вами делать, летите уж. Но не перегибайте палку.
Вопреки тому, как принято описывать подобные ситуации в скверных детективах, ужас вовсе не пронзил капитана при этих словах, и душа его не ушла в пятки, хотя он догадался, с кем довелось столкнуться в этих гиблых местах.
Даже напротив, на мгновение Владилен Авессаломович испытал некое облегчение: по крайней мере, теперь не надо никуда бежать, ни о чем волноваться, и он хотя бы сможет отдохнуть (пусть даже и в плену).
Но уже через минуту жалкий измученный человек был побежден офицером МГОП.
Он придал своему лицу выражение наибольшего отчаяния и слабости (прямо скажем, особых усилий для этого не потребовалось).
И медленно, осторожно, повернулся.
При этом ремень карабина как бы невзначай соскользнул с плеча на локоть.
Противников у него оказалось трое.
Крепкий высокий парень, чье розовое лицо не было отмечено излишним интеллектом (да и вообще каким‑нибудь), вооруженный тяжелым двуручным мечом. Заросший до самых глаз бородой мужик лет пятидесяти с допотопной двустволкой, которая была направлена на Кириешко. И седой, но еще вполне в соку дед с массивным посохом. У парня на плече сидела крупная, раскормленная совища, чей вид не внушил Кириешко оптимизма.
– Ружьишко‑то брось, однако, – то ли попросил, то ли приказал бородатый, назидательно поводя своим самопалом туда‑сюда.
