Дмитрий Емец - Вселенский неудачник
Выпрошенная мною царица продолжала жить у меня в покоях – тихая и скорбная. Всякий раз, когда я подходил к ней, она начинала дрожать и, кажется, даже глохла от ужаса.
Я ощущал, как день ото дня надо мной все сильнее сгущаются тучи и еще немного – ударит гром. Однажды ночью я попытался сбежать, надеясь, что смогу добраться до корабля и покинуть эту негостеприимную планету, но стража не открыла мне ворот, заявив, что повелением государя никто не может выйти из замка.
А на другой день утром, после того как завтрак прошел в гнетущей тишине, государь поднялся со своего места. В тот же миг все замерло. Слышно было даже, как на дальнем конце стола с перепугу подавился какой-то пожилой придворный.
– Чужеземец, я давно не делал тебе никаких даров, – отчетливо произнес Иваниус II.
Не понимая, к чему он клонит, я растерянно пробормотал, что всем доволен.
– И вот сегодня я решил исправить эту досадную оплошность, – не слушая меня, продолжал государь. – За то, что чужеземец спас мне на охоте жизнь, я решил сделать ему самый дорогой подарок, который может преподнести благодарный монарх. Я дарю ему всех своих придворных – фрейлин, копейщиков, егерей, арбалетчиков, короче всех, кто есть у меня во дворце! Отныне вы – собственность моего канцлера, князя Шеремятьевского, Зацепского и Змейского, графа Колюбакинского и Ухоцапского, герцога Карбонийского, адмирала Океании и маршала Поднебесий! Он – ваш господин!
С этими словами государь повернулся и тяжелой поступью вышел из зала. Вопреки обыкновению, никто не последовал за ним. Все – от вельмож до последнего поваренка – стояли как истуканы и смотрели на меня, а в дверях появлялись все новые и новые слуги, до которых, очевидно, уже дошла весть об их дарении. Я чувствовал, что в «великодушном» подарке государя таится какая-то неведомая угроза, но вот откуда ждать беды – не понимал.
Я попятился к дверям и быстро, не оглядываясь, отправился в свои покои. Худшие опасения подтвердились: все придворные до одного повалили за мной. Я надеялся, что хотя бы в моих покоях они отстанут, но не тут-то было: «подаренные» набились внутрь и заняли все комнаты. Их было так много, что мне приходилось проталкиваться сквозь толпу.
– Зачем они сюда пришли? Разве у них нет никаких дел? – шепотом спросил я у Терезия, отыскав его за занавеской.
– Таков древний обычай. Все подарки обязаны всюду следовать за своим господином, – отвечал он.
– А от них никак нельзя отделаться?
– Невозможно, ведь они подарены вам самим государем.
С этой минуты моя жизнь превратилась в кошмар. Куда бы я ни шел: на пиршество ли, в сокровищницу, в баню или в отхожее место – всюду за мной следовала огромная толпа. Я ни на секунду не мог остаться в одиночестве. Даже ночью, когда я лежал в кровати, совсем рядом, из-за балдахина, доносилось горячее дыхание ненавидящих меня людей. Я не понимал, когда они спят и едят: должно быть, незаметно отлучались по очереди.
Хотя у меня теперь было больше свиты, чем у кого-либо в королевстве, за столом мне никто не прислуживал, никто не чистил моей одежды, не взбивал перин, не седлал варагона и не оказывал ни одной из тех услуг, что я во множестве получал прежде.
Как-то, ощутив жажду и не зная, где найти воду, я отыскал в толпе одного из своих прежних слуг и велел ему принести мне напиться. Прежде это был услужливый и веселый парень, теперь же он стоял как истукан и таращился на меня. Сколько я ни повторял своей просьбы, он даже не сдвинулся с места.
– Что он стоит и глазеет на меня? Забыл, как прислуживают? – по-русски крикнул я Терезию.
– То, что было раньше, не имеет значения. Теперь он больше не слуга, как остальные больше не егеря, не латники и не повара, – спокойно объяснил мне переводчик.
– Что? А кто они теперь такие?
– Они ваши подарки, а подарки не выполняют поручений. Они не имеют права заниматься ничем, кроме того, чтобы быть подарками. По нашему обычаю, нельзя даже пользоваться выпрошенными предметами. Другими словами, если бы вы надели сапоги пажа и стали их носить – это было бы грубейшее нарушение традиции.
– Хм... А какие-нибудь просьбы эти люди выполняют? Есть мне от них хотя бы минимальная польза или сплошные неудобства?
– Польза только та, господин Тит, что они всюду следуют за вами. Вы же должны следить, чтобы они всегда были сыты и довольны.
– Но почему?
– Так для вас будет лучше. Если кто-то из подаренных умрет, заболеет или хотя бы пожалуется на вас, вы будете казнены. Помните того фаворита, который был брошен в колодец? Он всего-то и выпросил себе сокола, а тот на другой день возьми да издохни. А ведь он был царским подарком!
– Черт бы вас всех побрал! Но почему так?
Скорчив кислую физиономию, Терезий развел руками:
– Таков обычай. Неуважение или плохое обращение с подарком – самое тяжкое преступление у нас в государстве. А ваше преступление было бы вдвойне тяжким – ведь подарок сделан самим государем.
План мести Иваниуса II открылся во всем своем дьявольском коварстве. Этим подарком царь буквально затянул петлю у меня на шее. Стоит одному из бесчисленной оравы тунеядцев прищемить дверью палец или несколько раз чихнуть, симулировав простуду, как я немедленно буду казнен за неуважение к царскому подарку.
После этого открытия мое положение еще более осложнилось. Теперь я вынужден был целыми днями сновать между придворных и собственноручно раздавать им еду, которую мне самому же приходилось и готовить: ведь повара-то тоже были мне подарены! Вечером я раздавал им все свои подушки и одеяла, а под конец уступил и саму кровать, которую заняла подаренная мне раньше всех Маризия.
Эта бабенка уже вполне освоилась и день напролет кокетничала со всеми мужчинами подряд. О чем тут говорить, когда она даже переодевалась у всех на глазах, не завешивая кровать балдахином! Видимо, прав был Иваниус, когда держал ее в ежовых рукавицах. Единственным, кого Маризия терпеть не могла, был я, и она всякий раз поднимала ужасный визг, стоило мне приблизиться к ней хотя бы на три метра. «Умная баба! Когда меня казнят, всякий сможет подтвердить, что она была Иваниусу верной женой, а уж о том, что весь двор видел ее голой, никто и не заикнется!» – думал я с раздражением.
Заботясь о том, чтобы никто из моих «подарков» не простудился, я перестал открывать окна и вздрагивал от всякого случайного чиха, который доносился из толпы. «Подарки» это вскоре заметили и стали чихать и сморкаться нарочно.
Вскоре, впрочем, я придумал неплохой способ, как улучшить с ними отношения: пользуясь своим положением казначея, утащил из сокровищницы, которая никем теперь не охранялась, пару мешков с драгоценностями и рассовал их по ладоням своих «подарков». Чихание и кашель мигом прекратились – и, клянусь вам, не было ни одной ладони, которая бы не сжалась, когда в ней оказывался изумруд! Вот и доверяй после этого людям!
Два дня и две ночи прошли относительно спокойно. «Подарки» старались особенно не отравлять мне жизнь в надежде на новые подношения, которые я каждый вечер регулярно рассовывал им по карманам. Даже когда какой-то старикан, живший при дворе еще со времен деда нынешнего государя, в самом деле раскапустился (он стоял слишком близко к окну и его продуло), бедняга изо всех сил крепился и, кашляя, даже заталкивал себе в рот рукав камзола, чтобы его не было слышно. Я же каждый час, поддерживая сражающийся с болезнью организм, выдавал ему по золотой монете.
Но как-то ночью гроза все же разразилась. Две дряхлые фрейлины от скуки стали вспоминать былые времена, и первая вспомнила, что другая когда-то отбила у нее кавалера. Слово за слово полоумные старухи раскричались и дошли до того, что одна толкнула другую. Ее противница с грохотом обрушилась на пол и, ударившись головой, вскричала на весь зал:
– Ах, умираю! И зачем только государь подарил нас этому деспоту?
Я схватился руками за голову. Мне почудилось, что крик старухи разнесся по самым отдаленным уголкам дворца. Все придворные пришли в движение. Двое или трое бросились вон из моих покоев, вероятно, спеша известить государя, что долгожданный момент наступил. Стало ясно, что вскоре, спутанный, точно барашек, я полечу в колодец вниз головой.
Не давая ужасу овладеть собой, я метнулся к окну и, разбив его старой алебардой, вскочил на подоконник. Кто-то из придворных попытался задержать меня, но я швырнул в него мешочек с алмазами, а сам, выпрыгнув из окна, побежал по крыше. Прыгая из стороны в сторону, как заяц, я бежал и слышал за собой шум погони. Совсем близко от моего уха пронеслась арбалетная стрела – стрелявший не промахнулся бы, не будь так темно. Не раздумывая, я подбежал к той части крыши, которая выступом выходила в океан, и с громким воплем кинулся вниз.
До сих пор не пойму, как мне удалось остаться в живых. Пролетев метров пятнадцать, я с плеском обрушился в волны, нахлебавшись воды, кое-как вынырнул, выбрался на сушу и побежал вдоль берега. Уже рассветало, когда я встретил вдрызг пьяного крестьянина, который неторопливо ехал куда-то на тележке, запряженной добродушным ушастым животным, слегка похожим на осла. Подбежав к крестьянину, я сунул ему в руку свой адмиральский орден, украшенный бесценными бриллиантами, и, вскочив в тележку, погнал осла к своей ракете. Сидя на земле, крестьянин что-то мычал мне вслед, но был слишком пьян, чтобы даже встать.
