Михаил Успенский - Время Оно
Жихарь молчал и только созерцал тупым взором черные Мутиловы лапы; сквозь полупрозрачные перепонки было видно, как между лап прыгают роковые кости.
Наконец лапы разжались, кости полетели на расшитый плат.
И упали обе пустыми гранями вверх.
Мутило долго возмущался, в сотый раз осматривал зернь — все в порядке, никаких пустых граней…
— Судьба, — сказал Жихарь. — Разве против нее пойдешь? Отдавай озеро, а то несчастье будет, сам же видишь, не желает моего проигрыша кто-то сильный и могучий, не идти же нам поперек…
Мутило разлил пиво по кружкам, выпил единым духом и зачесал в затылке.
— Как бы и вправду на себя беды не накликать, — сказал он наконец. — Голову ты сохранил, только давай еще немножко поиграем…
— Но по маленькой, — предупредил Жихарь.
— Ясное дело, по маленькой, — согласился Мутило. По-своему он был честный водяник, хоть и глуповатый.
По маленькой Мутило отыграл сперва раков, потом рыб, потом русалку (при этом он нахально попенял Жихарю, что русалка не первой свежести), потом и утопленника — вот уж без кого богатырь вполне мог обойтись!
— Довольно, — сказал Жихарь. — А то мне и так уже одна вода осталась.
— Зато какая вода и сколько! — вздохнул Мутило.
Они вышли из водяной избы. Сквозь толщу зеленой воды еле-еле проглядывало солнце.
Поднимались наверх медленно — добрый Мутило объяснил, что если с такой глубины вынырнуть враз, то закипит кровь в жилах и можно вполне от этого помереть. Что ж, ему видней. Жихарю даже как-то стыдно стало перед водяником. Вроде бы честно выиграл, а вроде бы и бесчестно…
На берегу сушились на кольях скудные Жихаревы одежки. Кажется, и недолго пребывал богатырь в озерном царстве, а успели высохнуть.
Пожилая русалка, подвернув под себя толстый чешуйчатый хвост, штопала рыбьей костью богатырские штаны.
— Видишь, какая рукодельница, — похвастался Мутило. — А я ее сдуру чуть не проиграл… Озеро же твое — забирай.
— Как же я его заберу? — удивился Жихарь. — Разве что ведрами перетаскать, только куда?
— Вот говорят: люди умные, люди умные, — вздохнул Мутило. — Если вы такие умные, чего ж вы под водой-то не живете? Все вам объясни, все покажи на свою голову… Давай-ка свой плат наговоренный. Я с людьми всегда по-честному…
Жихарь, ни слова не говоря, протянул ему подарок княжны. Водяник подул на плат и опустил один из углов в воду.
Жихаря трудно было чем-нибудь удивить, коли уж видел он даже море, поставленное на попа. Тем не менее рот он разинул.
Вода в озере начала стремительно убывать, впитываясь в платок. Обнажились и стали обрушиваться крутые берега, даже избенка поползла было к обрыву, но не доползла. В конце концов на месте Гремучего Вира образовалась громадная глубокая яма, на дне которой бились и подпрыгивали многочисленные рыбы.
— Рыбу жалко, — сказал Жихарь. — Зря пропадет. Оставь хоть маленько водички-то, я ведь не изверг, не кабатчик Невзор…
— Невзор… — сказал Мутило и задумался. — Знаю. Сегодня утром, до того как тебе появиться, был тут этот самый Невзор. С дружиной. Я их собирался пугнуть, а потом смотрю — рожи такие, что… Толковали про Беломора. Его они ищут.
— Точно? — ахнул богатырь.
— Точнее некуда. Я ведь тебя предупреждал… А насчет воды не бойся, она вся никуда не уйдет. Знаешь, сколько ключей бьет на дне? А скоро еще горный снег начнет таять — так помаленьку новое озеро наберется…
Он вытащил платок, перевязал все четыре конца узлами и вручил Жихарю. Платок был совершенно сухой.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Он весь посинел и умер — в надежде на воскресенье и жизнь будущего века.
Марк ТвенДавным-давно, так давно, что даже боги жили еще на земле как простые охотники, люди поделились на умных и не очень.
Произошло это так: по ночам кому-то надо было стеречь стоянки и поддерживать огонь в костре. Спать при этом, ясное дело, не полагалось, вот сторожа и устремляли глаза в небо либо в пламя. Книжек в те времена не водилось, да и писать-читать люди не горазды были. Единственная книга тогда существовала — бездонное небо, а первыми буквами стали звезды на нем.
Если очень долго изучать книгу на незнакомом языке, в конце концов что-то да начнешь ведь понимать! И ночные сторожа начали различать на небе разных зверей и птиц, и каждый из этих знаков висел в небе не просто так, а обозначал и предсказывал перемены в погоде и судьбе. Самые сообразительные стражи углядели связь между расположением светил и сменой времен года, знали теперь, когда охота будет удачной, а когда напрасной, не затрясется ли земля, не выйдут ли из берегов реки и моря.
Из этих стражей получились волхвы-неклюды. Оттого волхвы и теперь жили часто поодиночке, а среди людей им становилось не по себе. Да и людям с ними не по себе было.
Другие караульщики не искали в небе птиц да зверей, а попросту считали звезды. Сперва пальцы загибали на руках и ногах, а когда пальцев перестало хватать, придумали дюжины и десятки. Узнав, сколько в небе звезд, они по привычке стали считать охотников, женщин, детишек, убитых зверей, копья, дубинки, луки и стрелы. Потом надумали помаленьку торговать. Так и возникли купцы.
А те, кто смотрел в огонь, видели в языках пламени разные картины — о сотворении мира, о битвах богов и великанов, о подвигах великих героев. Потом они своими словами пересказывали соплеменникам все, что видели в огне, а когда слов не хватало, составляли их сами. Так появились сказители.
А некий пророк предсказал, что вернутся еще времена, когда всем умным и толковым людям снова придется пойти в ночные сторожа и хранители огня…
«Все верно, — мыслил Жихарь, перескакивая через очередную павшую лесину. — Оттого, видно, и теперь дураки спят сладко и крепко, а умные полночи ворочаются с боку на бок. Им думушки голову сверлят, спать мешают».
Надо было поспеть к Беломору, опередив кабатчика с дружиной. Старик мудрый, он враз разберет, кто подлинный богатырь, а кто чужую славу присвоил.
Только ведь неведомо, где нынче располагается речной остров с Беломоровой избушкой. Может, старику грохот водопада надоел, он и перебрался куда-нибудь в низовья… Или, наоборот, в верховья…
А с чего это вдруг пустоглазому кабатчику Беломор понадобился? Или сообразил, что Жихарь туда непременно наведается? Как бы не навредил старику, надо ходу прибавить…
Ходу он прибавил, но все равно уже начало темнеть. Вроде и недолго богатырь гостевал под водой, а времени на самом деле прошло много. Под водой ведь и движешься медленнее, и думаешь тихо… Не мог Мутило сразу про Невзора с дружинниками сказать! Правда, тогда бы и озера не выиграл, а оно в дороге лишним не будет…
— Батюшка бор! — взмолился наконец богатырь. — Выведи меня к старому волхву короткой тропой! Сам видишь — беда может случиться. Я ведь пеший, а они на конях! Понимаю, что надоело тебе со мной возиться, да дело уж больно срочное!
Верхушки вековых деревьев зашумели — глубоко вздохнул батюшка бор. Но не отказал — где-то впереди загудел дикий шмель, Жихарь понял, что это ему знак, и побежал на гудение. Там и в самом деле оказалась под ногами чистая тропа, освещенная закатным солнцем. Свету становилось все меньше, тогда по обе стороны тропы засвистели по-утреннему птицы, зачирикали белки, чтобы не свернул случайно богатырь в сторону. Вечером шмелю летать холодно, ему положено в это время спать — поэтому шмеля впереди сменил здоровенный светляк, Жихарь таких сроду не видел в здешних краях.
«Ладно, что еще Купальская ночь не наступила, — думал Жихарь. — А то бы я тут побегал! Кто бы мне позволил!»
В Купальскую ночь, как известно, природа вовсе не желает знать человека, а хочет пожить по своим законам, многие из которых людям неведомы вовсе и вряд ли когда-нибудь станут ведомы. Правда, отчаянные старушки (жизнь-то, считай, прожита!) осмеливаются забредать в чащу, разыскивая чудесные травы, которые как раз набирают самую силу. Не менее отчаянные безденежные, вроде Жихаря, молодцы тоже лезут сдуру в лес, мысля отыскать цветущий папоротник и найти с помощью Жар-цвета несметные клады. И что любопытно, старушек-травниц лес чаще всего отпускает по чести и с добычей, а молодцев поминай как звали. Лес ведь тот же зверь — не злой и не добрый, а сам по себе. Надо только знать, как ему угодить.
Жихарь знал, поэтому и выбежал в конце концов на крутой скальный речной берег. Звезды уже купали отражения свои в речных волнах, то же самое делал и месяц, напрасно надеясь отмыть пятна и знаки на белом лице.
Светляк-великан на прощание облетел богатырскую голову, помахал крыльями и подался по воздуху назад, в чащу, приманивать на свой мертвенный зеленый свет невесту.
Жихарь лег на краю обрыва и начал всматриваться вдаль. И чем больше всматривался, тем крепче невидимая лапа сжимала и теснила сердце. Напрасно успокаивал он себя, что Невзор — ведомый трус и не осмелится причинить вред грозному волхву. Ах, надо было этому черному нищеброду не последний грош отдавать, а башку развалить, да что уж теперь…
