Анатолий Шалин - Путешествие Тимофея Авоськина за пределы Солнечной системы
— М-да… — вздохнул Прохор. — Представляю, сколько вокруг нас понапихано подслушивающей аппаратуры. Что ж, считаю за благо прекратить все разговоры и, последовав совету генерала, хорошенько отоспаться. Надеюсь, что свербиты еще не научились просматривать наши сновидения.
— Напрасно, капитан, напрасно недооцениваете способности наших гостеприимных хозяев, — пробормотал Степан, неторопливо стягивая с себя комбинезон, — я лично собираюсь спать без сновидений. Будем брать пример с кота Василия. Вон он, бедняга, свернулся клубочком в кресле и — никаких кошмаров. Молодец, длиннохвостый, что тут скажешь…
И мы последовали совету Степы. Правда, совсем без кошмаров мне уснуть не удалось. Все мерещились роботы с лазерными карабинами, отравленные придворные кавалеры с посиневшими от удушья лицами, вытаращенными глазами и изумрудными звездами на розовых и голубых мундирах.
На следующее утро, сразу после завтрака, в номер ввалился генерал Нивс в сопровождении четырех адъютантов с самыми зверскими и безжалостными физиономиями. Мы вздрогнули от недобрых предчувствий, хотя подручные генерала и застыли скромно у дверей. Сам же заслуженный волкодав, обворожительно улыбаясь, объявил нам, что пора собираться:
— Поторопитесь! Поторопитесь! Мои драгоценные! Сегодня очень торжественный день. Национальный праздник! Завершено наконец строительство Большой Новой тюрьмы! Грандиозное сооружение! На двести пятьдесят тысяч мест! По этому поводу намечены фейерверк и раздача бесплатных бутербродов на площади перед Главным казематом. Ожидается также краткий экскурсионный осмотр новой тюрьмы Его Совершенством. Будет и делегация от парламента. Ну, и вас пригласили как почетных гостей столицы…
— А что, посещение, гм, этого сказочного заведения для нас обязательно? — поинтересовался Степан. — Нельзя ли без этого? Есть ведь у вас, наверное, какие-то иные достопримечательности? Музеи разные, окаменелости…
— Как можно?! — Нивс даже поперхнулся, а его парадный, белоснежный мундир, казалось, порозовел от возмущения. — Как можно? Сам будет! Нет! Нет! Чтобы понять все величие замыслов и идеалов свербской цивилизации, просто необходимо каждому побывать в Большой Новой тюрьме! Каждому! Поверьте, об этом посещении вы будете вспоминать с величайшим восторгом! Поехали!
— Генерал, вы нас убедили, — миролюбиво сказал капитан, заметив, как сжали кулаки и напрягли бицепсы стоящие у дверей адьютанты. — Пошли, ребята! — Булкин потрепал за ушами кота Василия и посадил на подушку своей кровати. — Надеюсь, ему-то не нужно присутствовать на церемонии?
— Животное можете оставить в номере, — великодушно кивнул генерал.
Вскоре мы уже восседали в бронированном генеральском лимузине. Опять тихо играла музыка, крутились видеофильмы, а Нивс, поглядывая по сторонам, благодушно рассуждал о грандиозной программе социальных преобразований, намеченной Его Совершенством и одобренной парламентом Свербы. Строительство широко разветвленной сети новых, благоустроенных тюрем и было одним из ключевых пунктов программы.
— Да! Да! Мои яхонтовые! — вещал генерал. — Хотя строительство новых тюрем еще и не встречает полного понимания в свербском народе, все истинные свербиты, как один, одобряют этот гуманный шаг в сторону всеобщего прогресса и процветания! Уже выдвинут лозунг: «Каждому преступнику отдельную камеру со всеми удобствами!» Ну, разве не грандиозная задача? Ведь те обветшалые казематы, которые существуют на Свербе повсеместно, давно уже не справляются с наплывом заключенных и не удовлетворяют быстро растущий спрос. Наконец, это уже вчерашний день! Пора, давно пора подумать о нуждах наших заключенных! Надо расчистить дорогу новому: более совершенной технике дознания, более широкому ассортименту пыточного оборудования… Все эти клещи, тиски, дыбы — это хорошо, это проверено, это надежно, но… не будем закрывать глаза на то, что это вчерашний день свербской истории. Нужна механизация и автоматизация допросов! Пора подумать об облегчении труда палачей… Кстати, много в этом направлении уже сделано, — разгорячившийся Нивс обмахнулся платочком и промокнул лысинку.
— Да, конечно, — вежливо отозвался капитан, — мы видим, что ваши успехи в этой области замечательны и достойны подражания.
— Именно! Именно! Вон на пригорочке видите тринадцатиэтажный особнячок с золочеными решетками на окнах?
— Это тот, что черным деревянным забором и колючей проволокой обнесен? — уточнил Степан. — А вокруг клумбы с цветочками. Рощицы осиновые…
— Да. Да. Новый пансионат имени императора Калигулы. Последняя обитель престарелых надзирателей и работников пыточного труда.
— Как это трогательно, — сказал Григорий. — А там за лесочком что расположено? За чугунной оградой.
— О! Это наша гордость! Туда у нас еще будет экскурсия, если время позволит. Там мемориальный комплекс. Старое кладбище. усыпальницы первых громдыхмейстеров планеты. Монументы главным надзирателям Свербы. Это стоит посмотреть. Один восьмиметровый бронзовый памятник любимому палачу громдыхмейстера Гуго Криворылому чего стоит — изумительное творение раннего свербского монументализма!
Мы проехали еще с километр по загородному шоссе, и Нивс, указывая пальцем вперед, воскликнул:
— А вот и она, голубушка! Наша законная гордость! Полюбуйтесь! Большая Новая тюрьма! Разве не прекрасное сооружение?!
Нашим потрясенным взорам открылся правильный серый куб двухсотметровой высоты, сложенный из плохо отшлифованных гранитных блоков и обнесенный черной каменной стеной четырехметровой высоты, по зубчатому гребню которой были натянуты стальные провода и колючая проволока. По углам стены возвышались сравнительно невысокие бетонные башенки, на которых прогуливались роботы-снайперы с автоматическими карабинами в руках.
Перед стеной со стороны шоссе были разбиты клумбы. Росли пышные кусты роз, каштаны и магнолии. На узеньких грядках вдоль дорожной канавы выращивались помидоры и огурцы.
Лимузин подъехал к главным воротам. Водитель предъявил пропуск офицеру охраны, и тяжелые металлические створки, на которых красовалась надпись: «Все для блага и процветания Свербы», раздвинулись. И мы въехали в просторный тюремный двор.
Там уже было полно разнаряженных придворных, чиновников и военных. С минуты на минуту ожидали вертолет с самим громдыхмейстером. Встречать Его Совершенство вышло и все тюремное начальство: надзиратели и надзирательницы в голубых и розовых униформах — шорты, замшевые курточки, черные лаковые сапоги до колен, белые перчатки и береты в черную и розовую полоску.
Многие из собравшихся держали в руках букеты хризантем.
В небе появился сверкающий золотистый вертолет с гербами громдыхмейстера и серыми флагами Свербы по бортам. Толпа затрепетала. Опять мы услышали дружные крики: «Грызи!», «В порошок!», «Дави!». А когда из опустившегося вертолета по золоченому трапу на ковровую дорожку вышел сияющий Хапс, в воздух полетели береты и шляпки придворных дам, и дружное: «Слава отцу и благодетелю Свербы!» обрушилось на наши несчастные барабанные перепонки со всех сторон. Поднялась буря оваций.
Тюремный сводный оркестр из особо одаренных заключенных, обряженных в элегантные полосатые фраки, заиграл что-то, кажется, из Моцарта. На глазах громдыхмейстера и его телохранителей выступили слезы.
— Это великий день, — прошептал генерал Нивс, проделывая перед громдыхмейстером реверанс и вытирая глаза шелковым платочком.
Главный надзиратель, пожилой, цветущий толстячок с благостной дежурной улыбочкой на устах и голубыми, почти ангельскими глазами помог Хапсу подняться по ступеням парадного входа и увлек Его Совершенство в недра серого здания.
Свита направилась следом. Последней из почетных гостей под своды обители справедливости вошла наша группа во главе с Нивсом. Как мы заметили, генерал был сильно взволнован.
Первое, что мы узрели в вестибюле, это почти полностью обнаженная мраморная статуя свербской Фемиды — дородная дама весьма развратного вида с безменом в левой руке и столовым тесаком в правой. На глазах у нее были, кажется, темные очки.
Нашей группе продемонстрировали несколько камер люкс для особо опасных государственных преступников. Роскошь всюду была, конечно, несусветная. Даже капитан Прохор, уж на что невозмутимый, был поражен.
— Надо же… — бормотал капитан. — Ну, двери из мореного дуба, никелированные задвижки и запоры, телеглазок — это я понимаю. Но холодильники в камерах, встроенные в стены бары с наборами вин и коньяков! Наконец, нары из сандалового дерева!
— Да! — тихо вторил ему Степан. — На меня, например, наиболее сильное впечатление произвела параша, покрытая слоем сусального золота и инкрустированная янтарем. Это уже, по-моему, верх идиотизма. Вы не находите, Тимофей?