Виктор Дубчек - Красный падаван
Сифоров подумал, что третья информационная революция — это как раз возможность эффективно распространять информацию. Оперативно передавать её, — посредством телеграфа, телефона, радио, — и накапливать в любом объёме. Жаль, что пока все эти устройства слишком велики и несовершенны. Но пройдёт совсем немного времени, — допустим, каких-то лет тридцать, — и учёные непременно сумеют создать гораздо меньшую, удобную и простую технику связи. Может быть, даже такую технику, которая сама научится брать на себя какие-то рутинные задачи, хотя бы часть. Тогда у людей появится возможность обрабатывать информацию действительно эффективно, и это станут называть четвёртой информационной революцией. Насколько оживлённее, светлее будет тогда человеческая мысль!
Охрана оживилась. Сифоров успел мимолётно представить себе пятую революцию, когда обработка знаний превратится в особую, специализированную отрасль народного хозяйства; представил счастливые миллионы подтянутых, энергичных молодых людей, сосредоточенно поворачивающих тумблеры перед диффузорами радиоприёмных устройств, — но додумать такое замечательное будущее не успел.
Эмка въехала в Кремль.
— Нет. — сказал Сталин. — Мы примем помощь и воспользуемся военно-техническим опытом братского народа Корусанта. Но это наша война. Взять Берлин должен русский человек.
— Товарищ Сталин, у них, мы так поняли, полноценной армии с собой всё равно нет. — ответил Берия, мысленно соглашаясь. Да, в драках надо побеждать самостоятельно, не прячась за спину старшего брата по разуму. Тем более что братец-то того… с особенностями. — Корабль в процессе перелёта потерпел крушение, на орбиту Земли они уже прибыли с повреждениями.
— Тем не менее, товарищи в ближайшее время собираются приступить к бомбардировкам территории Германии, — заметил Сталин, — это может оказаться существенным подспорьем для нас. Осталось оценить эффективность таких бомбардировок.
— Половинкин должен быстро там осмотреться, — с уверенностью заявил Судоплатов, — парень хваткий, в качестве военного наблюдателя вполне себя проявит.
Сталин нахмурился.
— Товарищ Половинкин техническим специалистом не является, его "способности" здесь не помогут. Его задача — наладить личный контакт, продемонстрировать дружелюбие Советского государства. Тем более, никакими государственными секретами не владеет. Формирование научной группы необходимо ускорить.
— Есть ускорить формирование, — подтянулся нарком, — товарищ Сифоров только что прибыл, пока будет работать с "Прошей".
Сталин поднял взгляд.
— Этой темой следует заниматься с особой осторожностью.
— Так точно, занимаемся… — начал было Берия, но Сталин не дал ему закончить. Он всё-таки поднялся из-за стола, одёрнул френч и размеренно зашагал по кабинету.
Надо ускорить эвакуацию, думал он. Заводы, ресурсы, люди — сколько успеем. Фронт сыпется. Белоруссию мы уже потеряли, в этом сомнений не остаётся. Кирпонос пока стоит, но Киев он не удержит. Нет, Иосиф, не обманывай себя. Себя нельзя обманывать, особенно тебе самому. Слишком многие хотели бы тебя обмануть. Кто из страха, кто по глупости. Кто-то — потому что он враг. Враги есть у всех, особенно у тебя — потому что ты не сам по себе, за тобой твой народ. Врагов надо переиграть, потому что ради блага народа политик обязан использовать даже врагов, особенно врагов. Ты ненавидишь политику, Иосиф, но выбора у тебя нет.
Он на долю секунды замедлил шаг. Присутствующие переглянулись, но он сейчас думал не о них, эти были его. Он думал о других.
"Сердца, превращённые в камень…"
Нет, Иосиф, отравить себя ты не позволишь, это было бы слишком просто. И проиграть ты тоже не посмеешь. Придётся победить. Придётся жить. Политика — это жизнь. Мальчика жаль, но выбора нет.
Он остановился, положил руку на спинку стула. Времени тоже нет: фронт сыпется.
— Наши союзники, несомненно, понимают, что мы работаем по теме "Проша". Как и по смежным темам. — сказал Иосиф Виссарионович. — Но мы не заинтересованы в их полном понимании степени успешности этих работ. По крайней мере, до тех пор, пока отношения между сторонами не примут характер нерушимо прочного политического союза.
И Берия, и Судоплатов слушали внимательно. Оба вполне понимали, что в нынешних условиях СССР не имеет права демонстрировать слабость. Робот Прокси был оставлен в качестве шпиона-соглядатая, и скармливать ему следовало исключительно ту информацию, которая позволила бы сформировать у пришельцев нужный образ Советского Союза. Для этого помещение переговорной залы было акустически изолировано — но не слишком изолировано.
Радиоигра — дело привычное. Берём шпиона, берём передатчик, заставляем шпиона передавать то, что надо нам. Так ли уж важно, что в данном случае шпион одновременно является и передатчиком? Небось, не раскусят.
Скажем прямо, нравы галактических пришельцев показались присутствующим несколько простоватыми. По словам товарища Вейдера, он является вторым лицом в этой своей Империи. При этом запросто бегает по оперативным мероприятиям, словно какой-нибудь судоплатовский мальчик-штурмовик. Ну куда это годится?
Хотя Судоплатову Вейдер как раз понравился: поднатаскать, перекрасить — цены б не было.
Лаврентию Палычу больше импонировали всё-таки лампочки.
Сталин был менее оптимистичен. И диалектический материализм, и русский фольклор приводили его к мысли, что на всякого Старкиллера непременно найдётся свой Половинкин. Звёздная Империя, представители которой так удачно залетели на огонёк, потенциально могла оказаться чрезвычайно неприятным партнёром в политической игре. Но выбора не было, приходилось играть — такая работа.
Времени не было тоже, и Сталин перешёл к следующему вопросу: оперативным сводкам с Украины. Под Бродами шли тяжёлые встречные бои.
Генерал-майор Константин Константинович Рокоссовский никаких иллюзий по этому поводу не питал: у товарища Сталина генерал-майоров — полная торба. О всех думать — голова отвалится. Тот краткий разговор в марте сорокового… нет, не может главнокомандующий помнить каждого комкора.
Значит, подкреплений не будет. Но это, в общем, и не было важно. Рокоссовский всё равно отступать без приказа не собирался. Генерал отлично понимал, что проигравшие сражение войска должны прикрыться небольшим заслоном, а основными силами оторваться от противника, не допуская полного разгрома. Отойти, закрепиться в надёжной обороне, дождаться из глубины своей территории свежих соединений и частей — иначе в последующем поражения врагу не нанести.
Конечно, жаль: в таких условиях корпус будет неизбежно разгромлен и уничтожен, пусть и не сразу. Всё-таки три неплохих дивизии — 131-я моторизованная и две танковых — 35-я и 20-я, катуковская.
Машину встряхнуло на очередном ухабе. Рокоссовский поморщился. Жаль, опять болеет Михаил Ефимович, с Катуковым было бы легче. Ну да ничего, полковник Черняев тоже командир толковый, "двадцатая" в надёжных руках.
Он поглядел налево, на длинную пыльную колонну измученных длительным переходом людей. Генералу было неловко кататься в штабном авто, пока пехота отмахивает очередные километры. Личное оружие, припасы, пулемёты, 82-миллиметровые "самовары"… От гражданских корпус не получил ни одной машины из приписанных по плану мобилизации, не было даже коней.
Бывший рубака-кавалерист, Рокоссовский отлично понимал роль мобильности в современной войне. Удар может быть слабым, пусть — но он обязан быть быстрым. Хотя лучше и сильным тоже. Для нанесения быстрых тяжёлых ударов и создавались механизированные корпуса.
Механизированные…
Генерал с горечью посмотрел на дорогу, покачал головой. Одно название, а не механизация. Старенькие Т-26, БТ-5, немногочисленные БТ-7. Длительных боевых действий им не выдержать. Но и этих-то инвалидов в начале войны было дай бог треть от штата, а после форсированных переходов и нескольких дней боёв — оставались единицы. В соседних, 19-м и 22-м мехкорпусах, видимо, не богаче. Оставалось утешать себя тем, что немцы сожгут эти танки раньше, чем те выработают остатки ресурса.
Машина наскочила на неприметную выбоину, чуть вильнула в кювет, и Рокоссовский, отвлекаясь от неприятных мыслей, окликнул шофёра:
— Давай, Сергей Иваныч, вывози!
— Даю, тарищ ерал! — весело закричал Мозжухин, выворачивая руль влево. Он видел задумчивость своего генерала и старался подбодрить его как умел. Рокоссовский — это голова, повоюем. Нешто унывать с таким комкором!
Но командир корпуса, в котором уже почти не осталось танков, мог опереться лишь на артиллерию. Это принесло плоды — девятый не только удержался от беспорядочного отступления, но и теснил немцев. Утром 25 июня ударом во фланг первой танковой группе Рокоссовский заставил немцев откатиться от Ровно. Но бесконечно такое жонглирование продолжаться не могло. Рано или поздно, — и, скорее, рано, — ресурсы всё равно будут исчерпаны.
