Лякмунт - Основание
Ну а по третьему пункту, в том, что я о чем-то не догадываюсь, Петров с энтузиазмом присоединился к моему мнению. На этом концептуальная часть нашего разговора завершилась, и мне было предложено пойти в мои апартаменты и набраться сил для завтрашнего ответственного дня.
Проводить меня до места ночлега было поручено Хлыщу. Его не слишком обрадовало это задание, но отказаться от поручения он не посмел. Поначалу он благоразумно держался на расстоянии, исключающим непосредственный контакт с моей рукой или ногой. Учитывая мой рост, расстояние это оказалось достаточно большим, и Хлыщ был вынужден руководить моими перемещениями издали. Из-за этого я никак не мог взять в толк, куда мне идти и где поворачивать. Пришлось гарантировать негодяю физическую неприкосновенность. Апартаменты, до которых он меня после этого довольно быстро довел, оказались небольшой двухкомнатной квартирой, с дверью, запирающейся снаружи. Я отложил изучение места своего домашнего ареста на завтра, разделся, лег на широкую кровать и заснул.
Глава VII
Знакомство с молодой женой. Евгеническая секвенция состоялась. Траутман переходит с Петровым на «ты». Что такое олигарх. Классификация Плохишей. Буллы и медведи. Грэйсы и шалимары. Откуда берутся грасперы. Как буллы и медведи используют грасперов. Зачем Траутман Роберту Карловичу. Трехлетняя заморозка закончилась, и Траутмана это очень беспокоит
.
Наутро, за завтраком я был представлен будущей матери сына Петрова. Она оказалась очень милой девочкой совершенно не московского вида. По-русски она знала всего пару слов, зато достаточно бодро изъяснялась на довольно странном английском. Я спросил ее, как ей понравилась Москва, на что она с подкупающей непосредственность ответила, что Москвы еще не видела и не слишком к этому стремиться. Впрочем, супруг и господин на днях обещал отвезти ее в Москву и всё там показать. Я посмотрел Петрова, полностью ушедшего в намазывание джема на тост. Пока я старался найти деликатную форму для своего вопроса, он успел засунуть тост целиком в рот и принялся с удовольствием его жевать. Не дожидаясь окончания этого процесса, я ознакомил его с найденной деликатной формой: — Мы не в Москве?
— Мэ-мэ, — неразборчиво ответил молодой супруг и, чтобы я его лучше понял, энергично замотал головой.
Мне пришло в голову, что теперь я знаю, почему вчера моим первым приемом пищи стал поздний обед, несмотря на то, что встал я ни свет ни заря.
Стремясь продолжить непринужденную утреннюю беседу, я спросил:
— Скажите, Петров, а что ваши сотрудники и коллеги знают о секвенциях?
Петров, как и положено воспитанному человеку, не спеша, с закрытым ртом дожевал тост, без усилия проглотил, запил глоточком чая и спокойно ответил:
— Ничего.
Я опустил глаза и сосредоточился на поиске корректной формулировки следующего вопроса. Но тут Петров, не дав мне открыть рта, произнес:
— И у Роберта такая же фигня, как мне кажется.
Ну и лексика, осуждающе подумал я. На этом закончилась наша светская беседа за завтраком.
Евгеническая секвенция, как я про себя ее назвал, сработала с первого же раза. Все происходило, почему-то в той самой комнатке, где я вчера давал клятву верности. Что интересно, восседал я на том же самом стуле, но уже без садомазохистских элементов в виде ремней. В комнату зашли Петров с младою супругою. Оба порадовали меня своим бодрым видом. В руках у Петрова, к моему удивлению, действительно была чаша — металлический сосуд с узорами, формой похожий на большую пиалу. Молодые остановились напротив меня, и я на секунду почувствовал себя ответственным работником ЗАГСа. Петров приложился к чаше, и я тут же почувствовал: началось. Шалимар оказался каким-то особым. Мне почему-то показалось, что он окрашен в нежно-зеленый цвет. Зеленый аромат. Бывает, оказывается, и такое. Я с ободряющей улыбкой показал Петрову большой палец, мол, всё идет отлично. Мне показалось, что его руки немного дрожали, когда он передавал чашу девушке, при этом взгляд его был устремлен на меня. Я в ответ внимательно наблюдал за выражением его лица и только по ароматическому взрыву понял, что девушка отпила из чаши. Четыре составляющих. Одна — глоток мужчины, вторая — глоток женщины. А какие еще две, интересно?
Петров на плохо гнущихся ногах двинулся ко мне. Неожиданно для себя, я произнес громко и торжественно: «А теперь жених может поцеловать невесту!». Петров добрался, наконец, до меня, протянул руку, взъерошил мне волосы на затылке и сказал басом: «Дурак ты, братец». А потом, вдруг, заплакал.
Я подумал, что это было явное оскорбление словом и действием. А еще я подумал, что совсем не обижаюсь.
Итак, я обеспечил продолжение рода Петрова, и у меня это отняло не слишком много сил и времени. Вызванный Хлыщ передал меня на руки незнакомому шустрому блондинчику небольшого роста, который проводил меня в мои апартаменты. Провожатому я высказал пожелание прогуляться на свежем воздухе. Он пообещал предпринять нужные действия, осведомился, не нуждаюсь ли я в чем-либо и удалился. Я подошел к окну, занавешенному тяжелой шторой, и отдернул ее. Жилище мое, похоже, находилось на втором этаже, а сам дом стоял в лесу. Лес был явно не подмосковный — высокие сосны, стоящие плотной стеной. Куда это затащил меня уважаемый Петров, интересно?
Раздался стук в дверь, я крикнул: «войдите!», и появился сам Петров, легок на помине. Он успел переодеться, и вид имел весьма демократичный — джинсы с бесформенным свитером. В этом виде мне он понравился куда больше, чем в наряде гробовщика, о чем я ему с удовольствием сообщил.
Траутман, ты, кажется, хотел бы прогуляться? — прогудел Петров.
— Да, было бы неплохо, если вы не возражаете, — небрежно ответил я. По лицу Петрова никто бы не сказал, что из этих выцветших глазок несколько минут назад капали слезы. Физиономия его была жесткой и какой-то квадратной.
— Траутман, тебя не затруднит обращаться ко мне на «ты»? Думаю, что так будет лучше, — приближаясь к окну, попросил Петров. Упершись в подоконник, он уставился на сосны, будто никогда их не видел.
— Давай попробуем, — немного удивившись, ответил я. — Мне случалось обращаться на «ты» к некоторым людям. А ты что, крупный либерал?
— Я не либерал, а олигарх, — хмыкнул Петров. — Не декоративный олигарх из телевизора, а самый натуральный. Слыхал о таких?
— А что такое олигарх? — поинтересовался я. Отвечать вопросом на вопрос не слишком прилично, но иногда очень хочется.
— В контексте нашей беседы, это человек, принимающий решения за других, — с удовольствием ответил Петров. Я секунду подумал и поинтересовался:
— А Роберт Карлович тоже олигарх? — лицо Петрова выразило легкое недоумение. Кажется, он ожидал совсем другого вопроса.
— Хм, пожалуй, — после недолгого раздумья ответил он. — Но в этом смысле пожиже будет, чем я.
— Интересная у тебя лексика, — сказал я тоном литературного критика, — эдакая смесь Тредиаковского и пятнадцатилетнего пацана.
— Я знаю, кто такой Тредиаковский, — немного обижено, как мне сначала показалось, произнес Петров. — Мне даже случалось его читать. В отличие от некоторых, — и, неожиданно хитро глянул нам меня.
— Ладно — ладно, — сказал я слегка уязвлено, — «Чудище обло-озлобло…», плавали, знаем. [2]
— Траутман, — иронично сказал старец, — а ты уверен, что хочешь со мной обсудить именно русскую поэзию восемнадцатого века?
— Нет, определенно нет, — быстро сказал я. — А скажи-ка мне, Петров, — произнес я. Неожиданно мне понравилось такое обращение. Были в нем и простота, и аристократизм, и стиль, — вот у меня есть пара-тройка довольно дальних знакомых — крупных бизнесменов, и один банкир даже. И птички они, как я понимаю, помельче и не того полета, что вы с Карловичем. Но, как мне кажется, без охраны они никуда. Насколько мне известно, банкир и к любовнице ездит с двумя телохранителями. Пока босс имитирует зачатие, накачанные мальчики ждут у машины, бдительно зыркая по сторонам. И в бизнесе своем эти великие люди занимаются исключительно стратегическими проблемами. А Роберт Карлович пил со мной кофе в забегаловке, и ты со мною на «ты» перешел, скоро совсем, похоже, подружимся.
— Я понятно спрашиваю? — забеспокоился я, сообразив, что на месте Петрова не понял бы ни слова из своей речи.
— Вполне, — кивнул головой Петров, — я присяду?
— Да, конечно. Сделай милость! — Петров очень быстро прошествовал к креслу и плюхнулся в него. Какой-то он бодренький сегодня, подумал я.
— Видишь ли, Траутман, — Петров приступил к ответу на мой сумбурный вопрос, — на сегодня ты и есть стратегическая проблема и для меня, и для Роберта. А что касается охраны, то тут есть три аспекта. Во-первых, личная охрана — это свидетельство статуса, а демонстрировать этот статус хочется только до поры до времени. Во-вторых, два бодигарда реально могут защитить только от уличной шпаны, понимаешь? А в-третьих, кто тебе сказал, что Роберта никто не охранял, когда вы пили кофе?
