Лякмунт - Основание
— Кажется, я начинаю понимать, — медленно сказал я. — Вы будете пытаться выполнить эту секвенцию, а я должен буду определить, сработала ли она. В случае срабатывания, вы быстро начинаете глотать Виагру, а если нет, мы совершим еще одну попытку выполнения секвенции, так?
— В общем и целом, верно, — прогудел старик. — Хотя про Виагру ты ошибаешься, к сожалению. В моем случае речь может идти только об искусственном оплодотворении.
— И вы полагаете, что я буду сотрудничать с вами из такого унизительного положения? — иронически и сухо спросил я. Меня начала охватывать злость, а в таком состоянии мой инстинкт самосохранения серьезно притупляется. — Кстати, мне нужно посетить туалет, срочно. — Про «срочно» я немного преувеличивал, но чего не сделаешь, чтобы освободиться от пут.
— Примерно через пятнадцать минут ты будешь свободен, во всяком случае, в передвижении внутри этого здания, — пообещал Петров. — Но для этого тебе придется гарантировать мне своё сотрудничество по обсуждаемому вопросу.
Черт с тобой, подумал я. Ради развязанных рук я тебе еще и не то наобещаю. А вслух сказал: «Хорошо, я готов дать такую гарантию».
Максимум через полминуты после моего заявления открылась дверка, и в комнату, забавно пятясь спиной вперед, зашел Хлыщ. Вскоре его странная манера передвижения нашла объяснение. За собой Хлыщ тащил металлический столик-тележку на колесиках, нагруженный какой-то электронной аппаратурой. С трудом управляя тяжелой тележкой, Хлыщ обогнул своего хозяина и установил ее прямо между нашими креслами. После этого он начал прикреплять ко мне какие-то провода, идущие от металлического ящика с лампочками, установленного на тележке. Лентой-репейником один проводок был прикреплен к безымянному пальцу моей левой руки. Потом Хлыщ прикрепил другой провод с помощью присоски мне на шею. Присоска была смазана какой-то холодной мокрой гадостью, но я решил не сопротивляться. Однако, когда молодой человек, опустившись передо мной на одно колено, снял с моей левой ноги ботинок, а потом стащил носок, я не выдержал:
— Это что еще такое, электрический стул?
— Это полиграф, Траутман, — объяснил Петров, — несколько усеченная версия полиграфа.
— Детектор лжи? Значит, вы мне не доверяете? — с обидой спросил я.
— Потерпи, пожалуйста, — извиняющимся тоном попросил старик, продемонстрировав вопиющее противоречие содержания и формы. Несмотря на просящий тон, тембр голоса по-прежнему напоминал басовую трубу органа. — Очень скоро ты будешь свободен.
Хлыщ не терял времени и расставлял вокруг моего кресла небольшие разноцветные пирамидки. Кажется, точно такие же Роберт Карлович использовал при демонстрации дистанционного кипячения воды.
Пока я вертел головой, пересчитывая пирамидки, Хлыщ ловко надел на мою оголенную ступню что-то вроде толстого матерчатого носка, от которого шли несколько проводов. Потом он подбежал к столику, щелкнул там каким-то тумблером, тут же вернулся и пристроился слева от меня. Я попытался встретиться с ним взглядом, но он неотрывно смотрел на своего хозяина. Наконец, судя по всему, он получил от хозяина молчаливый приказ и приступил к абсолютно возмутительным действиям. В руках у него, откуда не возьмись, появилась влажная ватка; я почувствовал запах эфира. Ваткой он, пользуясь вынужденной неподвижностью моей руки, быстро смазал мне подушечку безымянного пальца и сноровисто ткнул в палец чем-то острым.
— Ах ты животное! — возмущенно заорал я. — Было не слишком больно, но обидно и страшно. В то же мгновение в руках негодяя образовалась какая-то бумажка размером с тетрадный лист, которой он быстро промокнул место укола. Я открыл рот, чтобы рассказать Хлыщу, что я с ним сделаю, когда освобожу руки, да так и остался с открытым ртом. Шалимар! Я ощутил шалимар с мощнейшим ароматом, не слабее, чем при опытах Роберта Карловича. Значит, какая-то секвенция была почти готова сработать, и составляющие события произошли где-то совсем рядом, понял я. Молодой человек смазал мой пострадавший палец эфирной ваткой и тут же расположил листок перед моими глазами, держа его в вытянутых руках. Я увидел несколько фраз, набранных крупными буквами. В центре листочка краснел смазанный отпечаток моего пальца.
— Тебе следует прочитать этот текст вслух или про себя, как тебе будет удобно, — раздался голос Петрова. — Прочитать так, чтобы ты сам поверил, что полностью согласен с его содержанием.
При ближайшем рассмотрении текст оказался перечислением моих обязательств перед Петровым. Я, Траутман, обещал диагностировать срабатывание некой секвенции до тех пор, пока секвенция не сработает, или Петров добровольно не освободит меня от этого обещания. Удивил меня пункт клятвы, в котором я освобождался от обязательств в случае смерти Петрова, при условии того, что смерть эта не вызвана моими «действием или бездействием, а также прямыми и косвенными последствиями таковых». Благородно, ничего не скажешь. В заключительной части документа, Петров, после выполнения моих обязательств, в свою очередь, обязался предоставить «жизненно важную информацию, которой Траутман на момент принесения клятвы не владеет». Этот пункт меня тоже поначалу удивил. Благодаря нему клятва начинала напоминать договор вполне равноправных сторон. Немного поразмыслив, я понял, что встречное обещание должно сделать наше сотрудничество более привлекательным для меня. Я молча начал перечитывать документ. Ничего такого, чего бы я не мог принять категорически, там определенно не было. Как только я об этом подумал, я ощутил сильнейший ароматический взрыв. Секвенция состоялась. Четыре благоухающие ноты, всего четыре составляющих — не слишком сложная. Одна из нот оказалась знакомой. Она принимала участие во вчерашнем дистанционном нагревании воды, я в этом был уверен.
Немного придя в себя, я обнаружил, что на передвижном столике ярко мигает синяя лампочка. Кажется, она начала мигать прямо в момент ароматического взрыва.
Петров подал какой-то знак рукой, после чего Хлыщ начал освобождать меня — сначала от проводов, затем и от ременных оков. Я не спеша дожидался, пока он меня полностью распеленает, чтобы сразу же после этого хорошенько его пнуть, но Хлыщ оказался хитрее. Он забежал ко мне за спину, а пока я разворачивался, ловко ускакал в сторону Петрова и трусливо схоронился за его спиной.
— А ботинок кто надевать обратно будет? — сварливо пробурчал я, — впрочем, черт с вами, сам справлюсь. — И, действительно, справился.
— Уверяю тебя, Траутман, ты не пожалеешь, что принял мое предложение, — с довольной интонацией прогудел трубный глас.
— А чего уж там, — махнул рукой я, сообразив, что тыкать в меня острыми предметами пока больше не будут. — Свои люди, как-нибудь сочтемся. Можем, кстати, приступить к осеменению, а то я что-то я засиделся.
— Оплодотворение может произойти не ранее завтрашнего дня, — с сожалением сказал Петров. — Женщины, видишь ли, очень привержены своему личному календарю. А сейчас я бы хотел еще раз выразить свое сожаление по поводу инцидента и пригласить тебя разделить со мной трапезу. Еще раз позволь заверить, что для тебя всё складывается самым удачным образом. К концу обеда, полагаю, ты согласишься с эти утверждением.
— Какой там обед, позавтракать хорошо бы для начала, — сказал я, бросая взгляд на часы. — Ого, семь вечера! Как быстро в приятном обществе пролетает время.
Обед завершался в обстановке взаимной благожелательности. В начале трапезы я, правда, поинтересовался, куда девался мобильный телефон из моего кармана. Получив ответ, что аппарат временно изъят, и сделано это в моих же интересах, я демонстративно достал бумажник и, шевеля губами, начал пересчитывать деньги. Думаю, мне удалось продемонстрировать сомнение в том, что человек, позаимствовавший телефон, не заинтересовался моим кошельком. Впрочем, к неприятным вопросам в этот день мы больше не возвращались. Я оценил изобилие и изысканность стола и решил, что за это стоило пролить одну капельку крови. Настроение постепенно улучшилось, и я решил завести легкую застольную беседу.
— Скажите, а почему вы не озаботились вопросом потомства заблаговременно? — светским тоном поинтересовался я у Петрова, смакуя нежнейшее крылышко не то карликового цыпленка, не то перепелки.
— Не считай меня полным болваном, — мрачно буркнул тот. — Я об этом начал думать, будучи помоложе, чем ты сейчас. У тебя-то самого дети есть?
Не дожидаясь, пока я придумаю достойный ответ на этот грубый выпад, Петров начал рассказывать свою историю. История оказалась на удивление печальной и, я бы сказал, романтичной. За свою жизнь он был женат трижды, все жены рожали, некоторые по нескольку раз, но неудачно. Дети всякий раз появлялись на свет мертвыми. Петров довольно быстро вполне обоснованно предположил, что дело не в женщинах, а в нем самом, и начал посещать врачей, стремясь найти и искоренить причину. В семидесятых годах двадцатого века удалось выяснить, что неудавшийся отец — носитель редчайшего генетического заболевания, и у него не может быть полноценных детей. Петров продолжал поиск решения. Наука генетика на месте не стояла, и спустя еще лет двадцать, в девяностых годах, выяснилось, что теоретически существуют женщины, которые могли родить нашему герою, мечтающему стать отцом, здорового ребенка. Имелось, правда, существенное ограничение. Здоровый ребенок обязательно должен быть мужского пола, а женщины с нужным генотипом встречаются примерно одна на полмиллиона. К сожалению, продолжительность анализа генетического материала потенциальной мамы составляла несколько месяцев. В те годы Петров уже сделался по-настоящему богатым человеком и вложил огромные средства в разработку экспресс-метода анализа генома женщины. Анализ этот был узкоспециальный и отвечал на единственный вопрос: может ли женщина сделать Петрова отцом. После открытия метода, Петров пятнадцать лет финансировал гуманитарные миссии, которые работали по всему миру, в первую очередь в беднейших странах Азии и Африки. Поводом для отбора генетического материала служила вакцинация от самых разнообразных болезней. К чести Петрова нужно сказать, что вакцинация действительно проводилась, и он в итоге сохранил жизнь многим десяткам тысяч незнакомых людей, по большей части, правда, женщинам. Закончилось всё благополучно, как в святочном рассказе. Совсем недавно, где-то в Индокитае нашлась женщина, которая, согласно результатам теста, могла бы родить старому филантропу мальчика. Совсем уж невероятным чудом оказалось, что женщина эта молода (ей только что исполнилось восемнадцать) и хороша собой. Вкус победы слегка портил тот факт, что будущему отцу недавно стукнуло восемьдесят два года.
