Светлана Шипунова - Дыра
— Что же мне делать прикажете? — продолжал напирать гость. — Не могу же я здесь оставаться в самом деле!
— Отчего же и не остаться? — пожал плечами Христофор Иванович. — Места у нас хорошие, красивые — лес, речка… Пару часов езды — океан. А там такие острова! Мы тут первыми восход солнца видим, Новый год первыми встречаем. Оставайтесь с нами!
Гога-Гоша с презрением посмотрел на мэра и в сильном раздражении плюхнулся на диван. Но тут же вскочил, держась за зад и подвывая от боли. Христофор Иванович подождал, пока гость успокоится, и продолжал гнуть свое:
— Мне вас сам Бог послал. Скажу вам честно: тут все против меня. Только и ждут, чтобы я ушел. А ведь стоит мне уйти — горло друг другу перегрызут. Такое начнется! Мне бы годика два еще продержаться, а там…
— Знакомая песня, — буркнул про себя Гога-Гоша.
— Что вы говорите? — наклонился к нему Христофор Иванович.
— Так, ничего. Что вы от меня хотите, собственно?
— Хочу, чтобы вы сделали официальное заявление. Мол, уполномочен центром, лично президентом, продлить полномочия мэра еще на два… нет, лучше на три года. В порядке исключения, в связи с чрезвычайной ситуацией.
Гога-Гоша пожал плечами:
— За кого вы меня принимаете?
— Как же! Вы ведь… — Тут он запнулся, не зная, как лучше сказать. — У вас сейчас какая должность, я что-то запамятовал?
— У меня много должностей, — важно сказал Гога-Гоша. — Вице-президент, к примеру. Вас устроит?
Мэр даже руками всплеснул. Такой удачи он никак не ожидал. Но, видя, что гость продолжает оставаться не в духе, решил на первый раз ограничиться общим знакомством. «Куда он денется!» — думал про себя Христофор Иванович, на цыпочках выходя за дверь, где с нетерпением поджидала его Антонина Васильевна.
— Ну, Тоня, — сказал он ей. — Ухаживай за ним получше. Большая птица. Глядишь, и на четвертый срок останемся.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
в которой герой ищет выход из положения
Немного оклемавшись, Гога-Гоша заявил, что хочет дать пресс-конференцию и сделать важное сообщение для российской и мировой общественности. Он всегда в трудные моменты своей жизни прибегал к содействию прессы. И всегда пресса здорово его выручала. Главное — успеть вбросить информацию первым. Потом ее могут интерпретировать, опровергать, хоть в суд подавать — дело сделано. Первое слово дороже второго. Детская присказка, которая очень даже срабатывает во взрослых политических играх. Но сейчас не до игр, сейчас речь идет о жизни и смерти (разумеется, политической). Или погибать тут, в этой дыре, среди темных, невежественных людей, которые (он это понял) даже не в состоянии его узнать. Или — трубить на весь свет, звонить во все колокола, поднимать на ноги всех, всех! В конце концов выгоду можно извлечь из любого, даже самого паршивого положения, и он уже представлял, как вернется в столицу триумфатором, как журналисты будут ходить за ним по пятам, вымаливая интервью, как телевизионные каналы наперебой будут зазывать его в свои студии, как все его враги полопаются от зависти, потому что лучшей рекламы в предвыборный год и придумать нельзя. Он побывал там, где не только ни один из политиков, но и вообще никто никогда не бывал и не побывает. Теперь он смело может говорить, что у него особый взгляд на все происходящее, что он видал все это с такой неземной высоты, откуда только и может открыться настоящая истина. Конечно, «видал» — это сильно сказано, ничего такого особенного он там не видел, а если и видел, то не запомнил, а если и запомнил, так все его впечатления эти негодяи, подонки у него из сознания аккуратненько стерли. Но это уже неважно, он найдет, что рассказать, проверить все равно невозможно.
Услыхав про пресс-конференцию, Христофор Иванович растерялся и стал говорить, что у них это не принято и никогда сроду не проводили, тем более в здании мэрии. Но поскольку гость стоял на своем и ни о чем другом просто не хотел разговаривать, пришлось пойти на компромисс. Журналистов пригласили, но не в здание, а во двор мэрии, предварительно заперев в гараже собак, а Гоге-Гоше предложили выйти на крыльцо и оттуда сделать свое заявление. В назначенный час пришли два человека — редактор газеты «Вперед» Боря Олейнер и пожилой диктор местного вещания Кузмиди, которого разыскали на рынке, где он торговал кассетами с записями концертов «В рабочий полдень». Журналисты, давненько не забредавшие на суверенную территорию городской мэрии, с любопытством озирались по сторонам, переминались с ноги на ногу и не понимали, зачем их сюда позвали. В свою очередь Гога-Гоша, привыкший к целым толпам журналистов с микрофонами и телекамерами, не ожидал такого жалкого зрелища, усугублявшего ся внешним видом приглашенных: на обоих были довольно драные джинсы и сандалеты на босу ногу. Однако выбирать не приходилось.
— Господа, — сказал Гога-Гоша, преодолевая унижение, — я имею сообщить вам информацию чрезвычайной важности. Но прежде хотелось бы уточнить, есть ли у вас каналы связи с информационными агентствами в Москве и заграницей?
Журналисты удивленно переглянулись.
— А вы сами кто будете? — строго спросил Куз-миди.
— Как? — воскликнул Гога-Гоша вполне искренне. — Меня уверили, что вы — журналисты! Как же вы можете меня не знать?
Те пригляделись получше, и Боря Олейнер сказал:
— Нет, ну вы похожи, конечно, на…одного из политиков. Но, знаете, сейчас так много двойников развелось, наша газета несколько лет назад даже конкурс проводила, я сам участвовал, Бориса Немцова изображал, вы не находите, что мы с ним похожи?
Гога-Гоша глянул и покачал головой:
— Да нет, у вас лицо интеллигентное.
— Спасибо, — сказал Боря Олейнер. — У вас… тоже. А вы случайно в 78-м году на Свердловском журфаке не учились?
Гога-Гоша обхватил голову руками, сел на крыльцо и заскулил, как собака. Из гаража тотчас ответили ему запертые на задвижку сторожевые псы. Журналисты пожали плечами, немного постояли и ушли.
«Ну должен же быть хоть кто-то, хоть один человек, который меня узнает! — думал Гога-Гоша и тут же сам себя перебивал: — Ну, узнает, а дальше что? Если у них ни связи, ни транспорта, так признай они тебя хоть самим Клинтоном — толку-то что? Как выбираться отсюда?» Он решил не спешить и как следует разобраться в обстановке. Не может такого быть, чтобы не было выхода. И, улучив момент, когда Христофор Иванович задремал в своем кресле, Гога-Гоша двинулся по кабинетам мэрии.
Первая дверь, которую он открыл, оказалась дверью в буфет. Это была крошечная комната со стойкой, за которой обычно орудовала сама Антонина Васильевна, никому не доверявшая распоряжаться собранным Паксюткиным натуральным налогом. На полках буфета стояли у нее баночки с грибами, малосольной рыбой, перетертой брусникой, тарелка с маленькими, рябыми перепелиными яйцами, высилась пирамидка консервов (давно просроченных) и другая — из пачек с галетами. Но сейчас Антонины Васильевны в буфете не было, а у окна, за столиком, накрытым липкой клеенкой, сидели Козлов с Нетерпыщевым и пили жидкий чай. Заметив гостя, они резво поднялись и стали зазывать его за свой стол.
— Разрешите представиться, — сказали они, когда Гога-Гоша присел. — Первые заместители мэра Козлов и Нетерпыщев.
— Очень приятно, — искусственно улыбнулся Гога-Гоша, на самом деле никаких приятных чувств не испытывавший. Он еще не разобрался в отношениях внутри мэрии, кто тут с кем и против кого, поэтому на всякий случай решил держать ухо востро. Не хватает еще, чтобы втянули его в свои разборки, этого удовольствия ему в Москве хватает.
— Как вам у нас? Не скучаете? — спросил Козлов. — Сожалею, что все так получилось, это все мэр наш…
— По нему самому давно тюрьма плачет, — добавил Нетерпыщев. — Никак не хочет в отставку уходить, ни по-плохому, ни по-хорошему, сидит, как пень.
Тут на голову Гоги-Гоши обрушился такой шквал застарелых обид, претензий и обвинений в адрес Христофора Ивановича, что он даже рукой замахал, прося остановиться.
— Нам нужен новый мэр! Молодой, энергичный! Вот как вы, например.
— Если вы решите у нас баллотироваться, мы вас выставим единым кандидатом от РПО и РПП.
— Вы с ума сошли! — сказал Гога-Гоша. — Да знаете ли вы, с кем имеете дело?
— Ну… мы догадываемся…
— Да нет, вы, я вижу, даже не догадываетесь! Перед вами, господа хорошие, политик федерального уровня! Понимаете? Фе-де-раль-но-го! Я вам больше скажу, был такой момент — президент в ЦКБ, премьер в Сочи, оба спикера за границей, один я на месте и три дня фактически руководил страной! Между прочим, ничего особенного. Всех, кого надо, принял, все, какие надо, бумаги подписал — все четко, быстро. И после этого вы предлагаете мне идти в мэры какого-то Тихо-П-п-пр…
— Ну, извините, — сказал Нетерпыщев, нехорошо улыбаясь. — Мы ничего, нам просто важно было знать вашу позицию.
