Эльфарран - Как меня опять надули
Я прислушалась. Откуда-то издали манила к себе заунывная песня рассохшихся колес по проселочной дороге. На облучке сидел зевающий гоблин, изредка толкая ногой в зад тролля впряженного в фургон. Повозка тряслась, грозя рассыпаться на очередной кочке, тент хлопал на ветру, но мое появление в самом центре дороги немного разогнало их невеселые мысли.
– Живая!
Гоблин даже прослезился, обнимая меня и прижимая к своей груди. Дохнуло пылью от его плаща, и неожиданно я сама доверчиво положила руки ему на плечи, и не задумываясь о последствиях, чмокнула его в щечку, пытаясь попасть в место без бородавок. Следующим был тролль, как самый близкостоящий. Бросив повозку, он высоко поднял меня и подбросил в воздух сильными руками. Я немного ударилась головой о ветку дерева, но даже это ничуть не испортило моего прекрасного настроения. Они окружили меня плотным кольцом, хватали за локти, пожимали руки, вертели в разные стороны, не веря своим глазам.
– Пьеса спасена, – восклицал бакен, – дракон опять с нами!
А когда мы немного успокоились, я узнала главную новость. Актеры направлялись на фестиваль бродячих театров. Водя грязным ногтем по сорванной где-то афише, мне по слогам прочитали объявление о том, что королева фей приглашает всех бездельников, музыкантов и поэтов, комедиантов и факиров на ежегодный слет. Призы превзойдут все возможные ожидания. На этих словах, гоблин пихнул меня в бок:
– Все возможные ожидания – ты знаешь что это означает?
– Нет.
– Она исполнит по одному желанию каждого из победителей! Разве тебе не хочется вернуться домой?
– В темницу? Нет, не хочется! Меня там ждет участь изменницы – завтра исполнится ровно год, как я исчезла из супружеской спальни, и срок терпения моего мужа истекает. А раз все теперь будет зависеть от него, значит, я уже совершенно пропала.
– А может, это и к лучшему,– гоблин неожиданно обнял мою талию, – может, и наша встреча была предопределена судьбой?
Судьбой, что он понимает в судьбах… Я, на всякий случай, отодвинулась вглубь повозки подальше от зеленолицего соблазнителя. Чтобы хоть немного сократить время пути, цепляясь за горстку воспоминаний, я вдруг сама предложила притихшей Прохладной Струйке Родниковой Воды – Дринь (новое имя), рассказать еще одну романтичную историю, и, не ожидая её согласия, начала.
Что можно считать первым поцелуем? Мимолетное касание губ в детстве; ритуальный поцелуй в школе; или тот самый поцелуй, что он подарил мне в Мордоре; или, все же, тот, что не страшась осуждения, произошел на балу. Потом, вообще, поцелуев была целая куча, но какой из них по настоящему первый? Может то что произошел по воле домашнего пудинга?
А дело было так.
Как-то раз после урока стихосложения нам объявили, что учитель струнной музыки приболел, и вместо игры на арфе будет незапланированный урок обычаев и ритуалов, тема – приветственный поцелуй. Нам велели разбиться на пары и, прослушав теорию, приступить к занятиям. Надо ли говорить, что я осталась в гордом одиночестве, при этом, нисколечки не огорчаясь, с шумом забросила книги в школьную сумку и уселась с довольным видом круглой двоечницы. Учитель неодобрительно посмотрел на меня.
– Очень нехорошо, не определиться со своей судьбой к пятому классу, и куда только смотрят твои родители. Давай дневник.
Он раздраженно перелистал страницы, с трудом нашел свободное от замечаний место и втиснул свои пожелания между последним предупреждением о моих прогулах и замечанием строгого библиотекаря о просроченной на сто лет книге судеб. Уменьшив свой, и без того бисерный, почерк и не забыв упомянуть о великих предках рода Вентрум, он высказал свое удивление столь беспечным отношением моих родителей к участи их высокоблагородной дочери.
– Если ты не научишься нашим обычаям, – сурово выговорил он мне, на мгновение, оторвавшись от вдохновенного эссе, на тему роли эльфийки в семье, – то тебя можно будет смело причислить к людям. Прекрати свои выкрутасы, умоляю во имя твоего великого деда Франгона.
Я с дедом не была знакома лично, поэтому все взывания к моим матримониальным чувствам пропустила мимо ушей. Тогда, держа указку наперевес словно пику, бедный учитель ожесточенно двинулся к доске.
– Маргота нет на эту эльфийку, – буркнул он себе под нос и, наткнувшись на тоже одиноко сидящего аранена, вдруг расцвел, потому что и у нашего отличника, пары тоже не наблюдалось.
Сосредоточенно разглядывая деревья за окном, аранен явно скучал – королевский выбор судьбы был государственной тайной, и от данного урока его просто освободили.
– Конечно, я не настаиваю, но она просто не сдаст экзамена, – издалека начал учитель, а аранен продолжил отстраненно разглядывать, как шевелятся листья на ветках меллорнов. – Успеваемость нашего класса, к сожалению, не дотягивает до идеала… Я прошу ради чести группы… Это всего лишь ритуал, и ничего более…
Они помолчали. Потом подумали. Потом прикинули возможные последствия. Испугались. Еще раз подумали. Взвесили факты. Весь класс замер, ожидая окончания их немого спора. И когда принц медленно кивнул, соглашаясь с доводами старшего, я, не выдержав, подскочила с места и громко заявила, что скорее поцелую косяк двери.
– И…
– Вот я и говорю – косяк двери. Тут нас некстати зашел проверить куратор. В результате поцелуй вышел несколько смазанным, но зато синяк на лбу, четко очерченным – такой ровненький, с круглыми краями.
– И где поцелуй? – Дин – Струйка Влаги, (новое имя, придуманное мгновение назад) внезапно потеряла интерес к моему рассказу и разочарованно вздохнула.
– Действительно, где? – Я на мгновение остановилась. – Поцелуй? Поцелуй был потом.
Весь вечер прикладывая мне к ушибу настойку из лепестков лилий, мамочка горько плакала, спрашивая богов, за какие прегрешения её предков, боги послали в этот мир непослушную дочь. Отец, раздраженно размахивая моим дневником, добавлял более жесткие эпитеты, сомневаясь в моем праве находиться в столь изысканном обществе, как наша семья. Мама слабо возражала, намекая на счастливые приметы моего рождения, но приметы моего папу интересовали мало:
– Или ты исправишь оценку по ритуалам и обычаям эльфов, или останешься без ужина весь год!!!
Папа знал, чем меня можно страшно напугать.
…В тот же вечер.
– Эльфи, к тебе пришли.
Только по одну этому припеву мамочки, я поняла, что сбылись самые худшие опасения. У двери стоял аранен, собственной персоной.
– Меня попросили подтянуть тебя по нескольким предметам, – он, раскланявшись с моими родными, повелительно указал мне на стол. – – Садись, и пиши.
Пришлось сесть. Развернув длиннющий свиток, я призадумалась, как это просто у других получается – сочинить балладу. Я даже не могла придумать название, а полистав словарь рифм, окончательно расстроилась. Строгий репетитор стоял, отвернувшись к стене, и терпеливо ждал. Окунув перо в густые чернила, я вывела заглавную букву и задумалась, что писать дальше. Время шло. Не выдержав долгой паузы, с тоненького острия пера скатилась огромная черная капля. И на пергаменте расплылась потрясающе красивая клякса, он резко обернулся, услышав, как та упала на стол.
– Ой, вот здорово, – я тут же пририсовала кляксе пару длинных ножек – вышла маленькая птичка. А когда хотела изобразить клювик, то встретилась с гневным взглядом будущего супруга и похолодела от ужаса. Промокашки у меня не было, поэтому наклонившись я быстро слизнула кляксу языком и нежно ему улыбнулась.
Молча отобрав у меня чистые листы, он за несколько минут накатал сорок стихов в сложной манере анн-теннат и бросил мне – учись. Оперевшись подбородком на кулак, я, меж тем, мирно задремала. Из кухни доносились запахи сладкого миндального пудинга, готовившегося сегодня на ужин, я даже представила себе, как орудуя блестящим ножом, папочка разрежет его рыхлое тело и оделит нас, всех своих детей, ровными, словно по эталону кусками. Мама положит на край старинных тарелок тоненькие серебряные ложечки. Я даже почувствовала в мечтах нежнейшей вкус пудинга, перевела затуманенный взгляд на стол и очнулась. Ужин был на грани срыва: до него оставалось менее минуты, а главное задание еще не было выполнено, надо было действовать быстро и решительно. Без предупреждения и всяческих присказок, резко перегнувшись через стол, я крепко ухватила Лега за уши, быстро притянула к себе его лицо и поцеловала. От неожиданности он дернулся, и вместо щеки мои губы попали ему в нос, который сразу окрасился стойкими, несмываемыми чернилами.
