Алексей Герасимов - Ведьма на выданье
— И предоставленного владельца. — рыцарь слегка усмехнулся. — Знаете, мне вот очень интересно, кто ж на вас направил «Дыхание смерти», оно же «Ветер тлена»? Если загадочные союзники монсальватцев, то это нелогично. Все одно, что из требюше по воробьям палить, да и, уж простите меня за прямоту, зарезать вас втихую куда как проще, чем демонстрировать мощь старинного некротического заклинания. Опять же, какой им с этого толк, кроме банальной мести?
— Вы полагаете, что я это знаю? — тяжело вздохнув я присела на табурет.
Как не крути, а храмовник прав. Убить одинокую женщину, пусть и прошедшую выучку в кондотьерской банде, пускай и ведьму, труда особого не составляет. Так что заклинание такой мощи направлять именно на меня смысла никакого не было.
— Да нет, просто размышляю вслух. — Приор заложил руки за спину и начал неторопливо мерить торговый зал лавки из угла в угол. — Нелогично было бы тайной организации столь откровенно выдавать свое присутствие. Разве что для демонстрации своей силы, но кому?
— Знаете, как говорят, сэр Готфруа? «Бей своих, чтоб чужие боялись»…
— Вы полагаете, демонстрация силы своим же? — храмовник иронично изогнул бровь. — Не думаю, что убийство ведьмы в Кирхенбурге таковым можно было бы считать. В любом случае, минусы от такой акции серьезно перевешивают ее же плюсы. Упырь, опять же… Нет, скорее всего мы имеем дело не с организацией, а с одиночкой. Я бы предположил Лоли, однако не вижу никаких причин для такого его поведения, если только он не решился воспользоваться «Томом черепов». А, впрочем, о таких фолиантах мы имеем весьма смутные представления, как и о мере их воздействия на окружающих. Кстати, герр Бергенау, может вы все же войдете внутрь лавки, а не будете торчать под дверями?
Звякнул колокольчик над дверью, и в комнате появился «просто Анхель». Сумрачный, словно грозовая туча.
— Могу я узнать, о чем шла речь? — поинтересовался он, сложив руки на груди.
— Не думаю, что предмет нашего разговора может заинтересовать простого медикуса. — взгляд рыцаря вновь стал надменно-отстраненно-холодным. — Тем более что вы сами сейчас под следствием.
— Меня в чем-то обвиняют? — мрачно поинтересовался Бергенау.
— Нет. Пока что.
— Ну-ну. — Анхель слегка усмехнулся. — Как говорит преподобный Томас Барселонский, «То, что вас еще не отправили на костер, это не ваша заслуга, а наша недоработка»?
— Скорее уж, по словам этого достойного пастыря, «Только массовые казни и аутодафе могут спасти Веру от пенной волны ересей и запретного волхования, что грозит захлестнуть Ойкумену». Да и сам Спаситель, помнится, говорил: «Не мир я вам принес, но меч».
Такие фразы в исполнении священников, как правило, предшествуют обвинениям во всех тяжких и, как следствие, привлечению к церковному суду, однако де Роже за это утро удивил меня еще раз, когда слегка поклонился мне и произнес:
— Теперь же, позвольте откланяться, фрау Сантана. Не вижу более в моем присутствии смысла. И, позволю себе напомнить — вам запрещено покидать Кирхенбург.
— Мог бы и не напоминать. — буркнула я, когда дверь за храмовником закрылась.
— Интересно, он всегда так себя ведет, или это мне так повезло на его скверное настроение нарваться? — негромко проговорил Бергенау и повернулся ко мне. — Так о чем вы таком с ним разговаривали?
— Пустое, Анхель. Преданья старины глубокой, события давно минувших дней. Скажи лучше, как там Ганс?
— Спит. — он пожал плечами. — Столько переживаний за ночь не каждый взрослый-то выдержит. Я его покуда в свою комнату отвел. Что теперь с мальчишкой будет?..
— Ничего не будет. — буркнула я. — Мне ужа давно требуется подмастерье.
— Забавное совпадение. — невесело хмыкнул Бергенау. — Я вот тоже хотел ему предложить в подмастерья ко мне податься.
— Перетопчешься. — отрезала я.
— Фу, как грубо. — Анхель изобразил оскорбленную невинность.
— Зато правдиво, коротко и по существу. — настроения и так никакого не было, да этот змей еще и испортить его мне умудрился. — Ты лучше скажи мне, герр Бергенау, с чего это я обязана столь раннему визиту.
— Хм… — он задумчиво потер подбородок. — А если я за тебя волновался и решил проведать? У нас вчера, если не ошибаюсь, свидание было, между прочим. Или я все же ошибаюсь, э?
Ну, смутилась. Ну, зарделась. Ну, заткнулась. Но это же не повод, лезть целоваться… наверное.
* * *Каких-то полчаса спустя мы оба были в ратуше, где рвали, метали гром и молнии, и поочередно клялись вытрясти из герра Радисфельда душу и требуху, если он немедленно, вот прямо тут и прямо сейчас, не решит судьбу Гансика. Анхель при этом периодически потирал щеку, на которой еще явственно был виден след моей пятерни.
Нашему маленькому пухленькому бургомистру мы, надо отметить, поставили непростую задачу. С одной стороны, где это видано, чтобы ведьме в подмастерье отдавали детей порядочных бюргеров? Нигде не видано. А вот у нас увидят! Иначе, увидят матерь Козимо, как любил говаривать сигнор ди Валетта. Не знаю, кто такой этот Козимо, и чем до такой икоты напугала италийцев его почтенная матушка, но я могу напугать гораздо сильнее.
С другой стороны, медикусы да алхимики, народ, знамо дело, ненадежный. Маниакусы, ежели по научному (есть такое слово — от Метробиуса слыхала). Неизвестно еще на какие такие дела подмастерье применят — могут чему и научить, конечно. Могут — иначе откуда б им новым браться? А могут и на опыты пустить. Вскрытие устроить, или на ингредиенты в свои хитрые зелья определить. Да запросто! Кто их знает, этих медикусов? Вон, о прошлом годе, говорят, в Рейнсланде некий ученый доктор Фауст Диавола призвал.
С третьей же стороны, оставлять мальчика нищим сиротой и побирушкой ему, почтенному отцу города, никак нельзя. Выборы городского головы не за горами, а его основной конкурент, герр Захуэр, его за такую «заботу» о сиротах добрых горожан сожрет с потрохами. Остается, конечно же, пристроить мальчонку в монастырь, да только монахи, святые люди, очень не любят совершать добрые дела безвозмездно. И за «бесполезное растранжиривание и так тощей казны нашего распрекрасного города» герр Захуэр герра Радисфельда тоже может запросто распять. А может и раз шесть.
Что было для бургомистра в сложившейся обстановке наиболее паскудно, так это отсутствие возможности сослаться на авторитет Церкви, поскольку нунция и легата он по такому пустяку беспокоить не смел, а отец Адриан, после всех ночных треволнений, заперся у себя отсыпаться, и пригрозил тому, кто его разбудит, отлучением и аутодафе. Специально на тот случай, если он понадобиться городским властям, наш добрейший священник напомнил про такую штуку, как интердикт. Что касалось сэра Готфри, так тот, хотя и целый Приор, со своими ландскнехтами как в воду канул.
Попавший между молотом и… молотом (сам ты, Анхель, наковальня!) бургомистр откровенно растерялся и не знал что делать, поскольку обе Высокие Договаривающиеся Стороны шли на открытые угрозы, шантаж и запугивание, причем мерзопакостнейший герр Бергенау с гадкой ухмылкой припоминал Авиньонский взрыв, отчего коротышку Радисфельда бросало в жар, а я, с самым невинным видом, разумеется, Поветрие Черной Ведьмы, отчего его тоже бросало, но уже в холод.
И все же, с гордостью должна отметить, перед настоящей бабской истерикой не может устоять ни один представитель сильного пола (а мне высокое искусство истерики преподавала не кто-то, а сама Великая и Ужасная фрау Хельга, чтоб на ней черти сто лет катались), так что в результате моих истошных воплей, визгов и угроз перебить дорогую посуду не выдержал не только бургомистр, но и Анхель.
— Бог не сладит с бабой гневной! — в сердцах произнес он.
— Но… согласитесь, господин медикус… — проблеял Радисфельд, почувствовав, что тот дал слабину. — Фрёкен Клархен была… в некотором роде… невестой герра Виртела, следовательно ее требования… ой… несколько более обоснованы.
«Просто Анхель» зыркнул на меня бешенным взглядом и процитировал какой-то восточный стишок:
О, женщина! Ты мать моих детей,
Услада сердца моего, моих очей,
Пленился видом гурии из рая…
А в жены взял — узнал, мегера злая.
После чего, в сердцах хлопнув дверью, покинул ратушу. А я… самым натуральным образом разревелась. Обиделась, дура, понимаешь…
…отливаются обидчику
Мы покажем, покажем им гадам,
Настоящую кузькину мать…
Потаня, «Галльская»
Следующая пара дней прошла относительно спокойно, если, конечно же, не упоминать о том, что Гансик потихонечку обживался на новом месте, старательно пытался быть взрослым, суровым и не очень зареванным, а у меня от этого сердце кровью обливалось. И если опустить тот факт, что теперь полгорода целыми днями ошивались в моей лавке, трепались языками, сплетничали и заставляли повторять одну и ту же историю на день по сто раз. Попутно, конечно, делали покупки, так что мое недоубийство, в результате, принесло мне ощутимую материальную выгоду.
