Александр Бачило - Незаменимый вор
– "Владение помещика, отставного коллежского секретаря Петра Силыча Бочарова"...
Предание о первом ифрите
... О, всемилостивейший владыка, падишах вселенной! Твой верный раб, слуга слуг твоих, просит позволения продолжить рассказ и спешит сообщить тебе, о, перл творения, что корабль Адилхана три дня шел вдоль череды скал, окружающих остров Судьбы. Сколько ни вглядывались мореплаватели в черные изломы нависающих над водой стен, нигде не находили они места, пригодного для высадки на берег. Наконец, Адилхан приказал бросить якорь напротив одной из скал, казавшейся не такой высокой, как другие. Она далеко выдавалась в море, и волны прибоя, разрезаемые ею, бились о стену с меньшей яростью, чем в других местах побережья.
Несколько смелых матросов и с ними любимый раб падишаха юный Саади вызвались отправиться в лодке к скале, и попытаться влезть на ее вершину – может быть так удастся отыскать путь в глубь острова. Падишах поначалу не хотел отпускать Саади, к которому очень привязался за время путешествия и предпочитал всем другим рабам, прислуживающим за столом. Но мольбы юноши были так горячи, а желание его отличиться в глазах господина так сильно, что Адилхан, в конце концов, согласился.
В лодку были положены несколько мотков прочной веревки, топоры, какими пользуются каменотесы, и длинные шесты, чтобы уберечь борта лодки от ударов о камни. Шестеро матросов сели на весла, Саади, успевший за время плавания стать заправским моряком, взялся за рулевое весло, и лодка, то медленно поднимаясь на волне, то быстро скользя вниз с ее гребня, стала приближаться к берегу.
Однако, когда черная громада скалы нависла над головами матросов, смелость едва не покинула их. Мрачные утесы, казалось, готовы были обрушиться и попохоронить под собою любого, кто осмелится прикоснуться к ним. Под утесами, покрытые белой шапкой пены, бурлили волны, словно и впрямь прибрежные камни острова Шис кипятили море. Пристать здесь к берегу не было никакой возможности.
Огибая скалу, матросы нашли место, где волна не ударяла в стену, а мчалась вдоль нее. Высадиться здесь было также невозможно, как и в других местах, но лодка, по крайней мере, могла подойти вплотную к берегу. Ее несло вдоль стены вместе с волной, шесты лишь царапали гладкий камень, не имея возможности упереться хоть в какой-нибудь выступ. Берег острова Судьбы – такой загадочный и такой желанный – был совсем рядом, хоть дотронься рукой, но попасть на остров было также трудно как и в начале путешествия...
Неожиданно Саади радостно вскрикнул и указал куда-то вверх. Там, на недосягаемом уступе, прижавшись к скале, росло маленькое узловатое деревце с короткими, но довольно прочными на вид ветвями. Не долго думая, Саади схватил веревку с привязанным к ней небольшим якорем, сильно раскрутил его и забросил на уступ так ловко, что веревка дважды обернулась вокруг древесного ствола. Матросы быстро закрепили другой ее конец на корме, и лодка надежно встала на причал у скалы.
Саади сунул за пояс топор, а затем, упираясь ногами в стену, стал подниматься по веревке к уступу. С корабля за ним внимательно наблюдала вся команда во главе с Адилханом. Видя ловкость и сообразительность Саади, гребцы и матросы разразились приветственными криками, даже падишах не смог удержаться от радостного восклицания. Между тем, ловкий юноша уже добрался до уступа. Он обнаружил здесь неглубокую расщелину, совершенно незаметную снизу, из лодки, и ведущую к вершине скалы. Саади велел оставшимся в лодке бросить ему еще моток веревки, привязал ее к стволу дерева и полез дальше, цепляясь за края расщелины. Ветер с берега почти развеял туман, клубившийся над морем, так что маленькая фигурка в белой одежде была хорошо заметна на угольно-черном утесе. Падишах и его приближенные, затаив дыхание, следили за продвижением белой точки к вершине скалы. От этого продвижения, возможно, зависел сейчас исход всего путешествия.
Наконец, Саади добрался до иззубренной вершины скалы, встал на ней во весь рост и, повернувшись лицом к кораблю, замахал руками. Ответом ему были дружные крики восхищения всей команды. Сам Адилхан воскликнул с воодушевлением:
– Вот славный отрок, достойный любви и наград падишаха!
Но внезапно общие крики радости превратились в тысячеголосый вопль ужаса. За спиной Саади из-за скалы поднялась вдруг гигантская безобразная голова с клювом, как у орла. Кроваво-красный глаз, не мигая, уставился на юношу, все еще приветливо размахивающего руками. Затем чудовищная птица раскрыла клюв и издала зловещий пронзительный крик, эхом прокатившийся по всем окрестным скалам. Саади замер и остался стоять, как был, с поднятыми руками, не смея даже обернуться.
Голова птицы на голой морщинистой шее все выше поднималась над скалой. Она поворачивалась из стороны в сторону и глядела на Саади то одним глазом, то другим. Так курица разглядывает слишком мелкую букашку, раздумывая, стоит ли ее клюнуть или лучше поискать добычу покрупнее.
– Беги, несчастный! Спасайся! – крикнул в отчаянии падишах, но его голос затерялся в волнах.
Неожиданно два огромных крыла развернулись над скалой. От поднятого ими ветра в воду полетели камни, а по волнам пробежала рябь, как перед бурей. Саади, наконец, обернулся, но, увидев прямо перед собой готовое к нападению чудовище, в ужасе отступил, поскользнулся на гладком камне и упал со скалы. Весь корабль ахнул, как один человек. Падишах закрыл глаза, чтобы не видеть неминуемой смерти мальчика.
Но Саади не погиб. Обвязанный веревкой, он повис в каких-нибудь тридцати локтях от воды. Ствол деревца, к которому была привязана веревка, согнулся дугой, но корни его продолжали цепляться за расщелину в скале и удержали на весу неподвижное тело мальчика. При падении, а может быть и еще раньше Саади потерял сознание; прийти ему на помощь было некому – матросы, едва услышав крик гигантской птицы и увидев краешек ее крыла, бросили веревку, расхватали весла и принялись изо всех сил выгребать прочь от острова – назад, к кораблю.
Именно это и привлекло внимание птицы. Заметив в море, недалеко от берега лодку, она неторопливо взмахнула крыльями, взлетела над скалами, а затем камнем упала вниз, к волнам.
Матросы, сидевшие в лодке, закричали от ужаса, когда небо вдруг померкло, и оттуда протянулись к ним две огромные когтистые лапы. Раздался оглушительный треск, когти птицы смяли лодку и все, что в ней находилось, в один кровоточащий комок. Единый взмах крыльев снова поднял чудовище на скалу, и сейчас же из-за нее высунулись головы птенцов – почти такие же гигантские и еще более безобразные. Искалеченные тела матросов вместе с обломками лодки полетели с большой высоты в гнездо и попали прямо в разинутые клювы чудовищных птенцов.
Все, кто был на палубе корабля, в тягостном молчании смотрели на эту ужасную трапезу и на бедного Саади, все еще беспомощно висевшего над водой. Но трапеза ненасытных птенцов на этом не кончилась. Птица снова снялась с гнезда и полетела прямо к кораблю. На палубе его поднялась суета. Матросы полезли на мачты ставить паруса, воины с копьями в руках выстраивались вдоль бортов. Адилхан приказал готовить огнеметные машины.
Крылатое чудовище сделало круг в небе над кораблем и стремительно бросилось в атаку. От взмаха его могучих крыльев большой парус лопнул по всей длине и вместе с реей рухнул на головы воинов. Когтистая лапа вцепилась в мачту, с тошнотворным хрустом вырвала ее из тела корабля и тут же отшвырнула далеко в море вместе с матросами, запутавшимися в вантах. Две огнеметные машины испустили языки пламени, но не могли причинить вреда птице, находившейся прямо над кораблем. Она же схватила сразу десяток гребцов, оторвала их от весел и, покалеченых, истекающих кровью, понесла в гнездо. Еще три огнеметных машины ударили ей вслед, но даже перьев не опалили.
Из дымного облака, затянувшего палубу, к падишаху выбежал Фаррух. Адилхан не сразу узнал его – лицо визиря было окровавлено.
– Она вернется! – прокричал Фаррух, зажимая ладонью рану на виске. – Эти чудовища ненасытны!
Падишах смотрел на скалу, где продолжалось кошмарное пиршество птенцов.
– Хорошо, -сказал он, – пусть принесут магрибский сосуд.
Слуги бросились исполнять приказание падишаха с поспешностью, выдающей их собственную заинтересованность, но когда один из девяти магических сосудов был принесен из трюма и поставлен перед Адилханом, все в страхе расступились. Даже раненые, оставляя на палубе кровавые следы, расползлись по щелям. Никто не хотел в момент появления ифрита оказаться поблизости. Возле падишаха остался один Фаррух.
Адилхан прочитал необходимые заклинания, острым, как бритва, ножом срезал с горлышка сосуда печать Сулеймана и поспешно отступил на несколько шагов. Тотчас раздался взрыв, сосуд разлетелся вдребезги, на его месте образовалось огненное облако. Фаррух в страхе забормотал было какие-то молитвы, но падишах остановил его. Он смело шагнул навстречу огню, протянул руку и сказал:
