Андрей Белянин - Тайный сыск царя Гороха. Пенталогия
Воздух засвистел от шума крыльев, поднялся ветер, и вскоре весь пустырь, включая забор, был заполнен тучами разнообразнейших птиц от воробья до вороны, от зяблика до совы, от кряквы до лебедя, от щегла до орла и от цыпленка до индюка. Все топорщили перья и подняли страшный галдеж, пока Баба Яга не утихомирила их тем же вопросом:
– Кто из вас что-нибудь слышал о царском перстне с хризопразом?
Ненадолго птички заткнулись. Шаг вперед сделал долговязый журавль, он распахнул клюв, откашлялся и с поклоном извинился:
– Прости, бабушка, но о перстне царевом мы ничего знать не знаем, ведать не ведаем.
Когда птицы покинули нас, весь забор оказался так изгажен пометом, что больно смотреть. Поскольку Митяй еще и помогал по хозяйству, то у него здорово прибавится работы. На третий раз Баба Яга вызывала всех насекомых, земноводных и пресмыкающихся. Откуда ни возьмись налетели пчелы, комары, мухи, шмели и бабочки. Притопали лягушки, раки и черепахи, приползли змеи, прибежали ящерицы. Теперь пустырь напоминал серпентарий. Все вели себя очень прилично, и общую тишину нарушал лишь музыкальный звон комаров.
– Что вы знаете о перстне с хризопразом царя Гороха?
– Ничего! – спустя какое-то время проквакала самая большая жаба.
– Плохо дело… – сплюнула Яга. – Никто ничего не знает. Минуточку, а вы точно все здесь?
Прошла перекличка. Оказалось, что одной, особо умной гадюки, еще нет. Опоздавшая приползла буквально в ту же минуту. Услышав, из-за чего весь сыр-бор, она встала на хвост и гордо прошипела:
– Я знаю!
По мановению руки бабки все остальные резво разбежались.
– Говори.
– Перс-с-тень с хрис-с-зопразом очень древний. Еще моя матуш-ш-шка говорила, будто бы ее матуш-ш-шка рас-с-с-сказывала о том, что от с-своей матуш-ш-ш-ки с-с-слышала… хрис-с-зоп-раз в нем не прос-с-стой, а волш-ш-шебный! Ежели перс-с-стень на мизинец надеть, то любое кол-довс-с-ство нас-сквозь видно. Ни личина, ни морок, ни чары злодея не с-с-спасут. Хрис-зопраз с-с-своему хозяину чудес-с-с-сное зрение дарует.
– Ну, спасибо тебе, змея-красавица! – благодарно кивнула Яга, и гадюка плавно исчезла в щели забора. – Все слышал, Никитушка?
– Если бы не присутствовал лично, то ни за что бы не поверил в такое! Животные говорят по-человечески…
– Так ведь то братья наши меньшие.
– Это я помню еще со школы. Значит, перстень мог бы помочь нам узнавать шамаханов, какую бы личину они ни приняли. Именно из-за этого он и был украден. Вся затея с похищением сундучка, полного золотых монет, должна была лишь отвлечь от главного. Как вы думаете, бабуля, в столице сейчас много шамаханских шпионов?
– Дык как узнаешь?… Ох ты ж, шумят у ворот! Небось, стрельцы пришли… Пойдешь дьяка брать?
– Пойду. Митьку с собой возьму, на свежем воздухе быстрей протрезвеет.
– Поспешай, сыскной воевода, а я к царю пойду. Ночь-полночь, да дело слишком спешное, государственной важности!
– Предупредите Гороха, чтоб был начеку, но общую мобилизацию проводить рановато. Я не хочу, чтобы преступники засуетились и легли на дно. Нам надо всех захватить врасплох, а для этого необходимо найти перстень с хризопразом и проверить всех граждан столицы. В первую очередь просветить все царское окружение, войска, купцов. Обязательно приезжих, особенно дипломатический корпус, среди них вечно оказываются шпионы. Если что срочное – я у дьяка.
Баба Яга по-военному вытянулась, отсалютовала мне помелом и пошла надело. Я, в свою очередь, кликнул «вечно готового к героической службе Отечеству»:
– Митька, захвати с собой оглоблю – будем брать гражданина дьяка думного приказа Филимона Груздева.
Надежный отряд в два десятка стрельцов уже ждал нас за воротами. Лица у всех серьезные, фитили зажженные, бердыши заточенные. Парни знали – идут не на увеселительную прогулку. Если в боярском овине обнаружен военный склад и молельня шамаханов, то кто даст гарантию, что в следующий раз мы не наткнемся на штаб врага, диверсантов, террористов или даже вступившие в город боевые части противника. Трусость в те времена была редкостью, похоже, больше всех волновался я сам. Митяй маршировал рядом, легко помахивая здоровенным двухметровым колом, как дирижерской палочкой:
– Эх, до чего ж люблю я свою работу! Вот уж служба так служба!… Следствие вести, улики собирать, следить, преступников ловить, в тюрьму сажать – ох и весело! Батюшка участковый, а дьяка-то сразу в темечко бить али в ухо?
– Ты что, обалдел?!
– А, понял, виноват, исправлюсь! Стало быть, не дубиной, а кулаком?
Я посмотрел на него так выразительно, что мой напарник стушевался, сбил шаг и, скромненько потупив очи, тихо спросил:
– Ну хоть один щелчок-то ему в лоб можно?
– Рукоприкладство строго запрещено работниками органов, заруби себе на носу! – ласково пояснил я. – Бить подозреваемого неэтично, но ты вправе применить силу в трех случаях: если опасность угрожает тебе лично, или лично мне, или рядовым честным гражданам. Только не превышай меру необходимой самообороны. Помни, преступник – тоже человек, и его надо доставить в отделение живым.
– Не извольте беспокоиться, батюшка участковый, все исполню в точности как велено! Пусть он, злодей, хоть зуб вам покажет, я его враз таким живым в отделение доставлю… Он пожалеет, что не с медведем дрался. Я из него столько колобков поназамешиваю…
Пришлось махнуть на него рукой, придем на место – уж там и разберемся. Если надо арестовать одного дьяка, то для этого и нас двоих много. А если там шамаханы, то пусть парень потрудится от души. С такими мыслями мы незаметно дотопали до жилья предполагаемого преступника. Из-за соседних заборов и домов тихо вышли около десяти стрельцов, отряженных на тайную слежку за дьяком.
– Часа три, как вошел, – доложил мне старший. – Бежал, ровно его сам черт за пятки хватал. Как двери запер, так наружу уже и не выходил, свет в окошке по сию пору горит. Боле никого подозрительного не видали, ни из дома, ни в дом. Что прикажешь, сыскной воевода?
– Окружить дом. Я, мой помощник и еще пять молодцов производят задержание. Остальные осуществляют работу группы прикрытия. При первом же признаке появления шамаханов или иных противников – действовать по обстановке. Все по уставу, один предупредительный выстрел вверх, после чего, в случае неподчинения приказу, – прицельный огонь на поражение.
– Смилуйся, батюшка… – опешили стрельцы. – Да ежели мы в воздух палить будем, так, пока наше ружье перезарядишь, все враги разбегутся!
– Не лишено логики, – вынужденно признал я. – Тогда просто кричите: «Стой! Стрелять буду!»
– А как встанет, так и стрелять?
– Все, юмористы! Шутки в сторону. Всем разойтись по местам и выполнять задание. Митька, выбери пятерых – и за мной!
Все взялись за дело так, будто репетировали два года. К тому времени, как мы постучали в дверь, весь дом был надежно оцеплен двойным кольцом суровых стрельцов, наставивших стволы. Если выстрелят все разом, то наверняка превратят домик в решето, покрошив нас вместе с шамаханами. Поправив фуражку, я деликатно постучал:
– Гражданин Груздев! Откройте, пожалуйста, – милиция.
В ответ гробовое молчание. Мы переглянулись.
– Гражданин Груздев! Я требую, чтобы вы открыли дверь. У нас есть ордер на обыск и арест.
Тот же результат.
– Предупреждаю, что в случае неподчинения законным властям мы будем вынуждены ломать дверь.
Поскольку изнутри по-прежнему не донеслось ни звука, я постучал еще раз, больше для очистки совести, и кивнул Митяю. Он навалился плечом, крякнул, нажал, раздался треск досок. Мой напарник рухнул внутрь поверх выдавленной двери. Мы ворвались следом, пройдя прямо по его спине. В доме было четыре комнаты, дьяка Филимона не оказалось ни в одной…
– Нет его… – недоуменно развел руками Митяй. – Мы со стрельцами ужо и в печку заглянули, и под лавки, и в сенях, и на чердаке глядели, – как сквозь землю провалился!
– Подозрительно… Ты ведь говорил, что дьяк пришел домой и никуда не выходил?
– Так точно, батюшка. Вот стрельцы тоже докладывают – не выходил он. Да и свечи в доме горят, угли в печи еще не прогорели, вон баранка на столе еще не доедена… Ох ты ж ирод проклятущий!
– В каком смысле? – не понял я.
– Так ведь сегодня постный день! Мясо потреблять нельзя, а он, изменник, ребрышками жареными балуется.
Один из стрельцов подошел поближе, понюхал миску с мясом и скривил рот:
– Дозволь слово молвить, сыскной воевода. Не баранина это, а собачатина, прости Господи… Мы вон в сенях шкуру свежесодранную заприметили. Небось здоровенный кобель был.
– Ну и дела творятся у вас в Лукошкине… – Я снял фуражку и вытер выступивший пот.
Бабка права, дьяк здорово околдован. Собак есть? Или же мы имеем дело не с дьяком, а принявшим его личину шамаханом. Судя по тому, что я о них слышал – эти урки и не на такое способны.
