Андрей Белянин - Тайный сыск царя Гороха. Пенталогия
– Муж мой еще до завтрака к дьяку думному побег. Бумагу писать собирался. О чем, мне неведомо, но дело вроде бы спешное, государево. Как я из-за стола-то встала, тут и стрельцы охранные прибежали, дескать, царь велел боярину пред очи его ясные явиться. Ну я возьми да и скажи, что батюшка Афанасий Федорович еще часа четыре назад в терем царев отправился.
– Так. А они?
– Они говорят, нет, мол, в государевых покоях боярина Мышкина. Я их к дьяку в дом послала, да девку Парашку с ними. Парашка как прибежала, так ревмя и ревет! Не был кормилец мой у дьяка-то… Я уж всех слуг по Лукошкину на поиск отправила, сама сижу смирнехонько, слезы лью, а вестей никаких. Ни в тереме царском, ни в кабаках, ни у друзей, ни на базаре, ни в церкви Божьей – нет моего мужика! Тут вот и вы пожаловали… Ой-й-й… да что ж мне делать-то теперь, горемычной? И не жена, и не вдова… Да на кого ж ты меня покинул, сокол ясный, лебедь белый, голубок сизокрылы-ы-ый…
Боярыня страстно рухнула мне на грудь, крепко прижав меня к себе дебелыми ручками. Я пару раз дернулся – бесполезно… Китель начинал намокать от горючих слез, а боярыня, хлюпая носом, все крепче и крепче прижимала меня к себе, явно требуя активного утешения. Если не удастся вырваться, то эта богатырка утешится мной сама, не дожидаясь моего пассивного согласия.
– Меланья Карповна! Прекратите сейчас же! Сюда же войти могут…
– Да кто ж посмеет?!
– Как кто? Полон дом народу!
– А вот скажи, каково теперь бабе без мужика?
– Шаги в коридоре! Пустите меня! Я при исполнении!
– Пусть только сунутся – на конюшню и в батога!
– Все равно не могу…
– Да я тебе денег заплачу! – твердо молвила боярыня, пытаясь повалить меня на скамью.
Слава тебе, Господи! В дверь действительно постучали.
– Батюшка сыскной воевода! – просунулась в комнату конопатая физиономия стрельца. – Там в подвальчике место нашли… непонятное. А не изволите ли взглянуть опытным глазом?
– Иду! – Я вырвался, встал, поправил галстук, подхватил планшетку и едва не расцеловал парня «за спасение».
Гражданка Мышкина отсутствующим взглядом смотрела в окно, ее полная грудь высоко вздымалась, а рука тихо гладила скамью в том месте, где я только что лежал. Стрельцы вывели меня во двор, к овину, там в самом углу был обнаружен скрытый в полу люк. Стрельцы отгребли в сторону солому, зажгли свечи, и я, в сопровождении двух дюжих парней, спустился по лестнице вниз. Довольно большое помещение почти на треть было завалено оружием, но форма мечей, копий и сабель здорово отличалась от уже виденных мною. Все в изгибах, сталь вороненая, зловещего черного цвета, с так называемыми «зубами».
– Шамаханское, – загомонили стрельцы.
– Да тут его целый арсенал… Молодцы! Всех представлю к награде, бочку вина за счет казны, – громко похвалил я, по ходу дела продолжая осмотр.
В углу, на дубовом чурбачке, стоял каменный идол – очень грубая скульптура из серого гранита, изображающая лысого монгола с щелками вместо глаз, отвисшим брюшком и страшными оскаленными клыками. Рот божества был перемазан засохшей кровью. Японский городовой! Только идолопоклонников мне еще не хватало… Оргии, кровавые жертвоприношения, черные ритуалы, буйнопомешанные пляски, пьянство, разврат, разгул – и все на моем участке! Меня вновь переполнила здоровая ненависть милиционера к нарушителям правопорядка. В противоположном углу зияла солидная дыра. Я послал стрельцов поглядеть, как далеко ведет этот ход. Они вернулись минут через тридцать, доложив, что обнаружили в конце лопату и две кирки. Учитывая близость дома боярина к крепостной стене, я был почти уверен, что подземный ход рылся с целью тайного входа или выхода из города. Так… против гражданина Мышкина скопились слишком серьезные улики. Дело о краже сундучка грозило обернуться куда более серьезными последствиями. Что бы там ни наворотил боярин, его надо срочно найти, арестовать и допросить. Я вышел из овина, оставив внутри четверых стрельцов и еще троих снаружи у дверей. Десятерым было приказано квартировать в тереме на случай появления хозяина, остальные отправились к царю. Лично я уже изрядно вымотался, время обеда – святое время, а тут, того и гляди, еще без ужина останешься. Всю дорогу к Яге меня неотступно преследовали навязчивые вопросы. Почему исчез боярин? Почувствовал опасность ареста? Испугался сообщников? Зачем он устроил у себя на подворье склад оружия, тайное капище, подземный ход за городскую стену? Все это здорово напоминало заговор с оттенком международного терроризма и серьезно меняло мое мнение о Мышкине. Первоначально я считал его просто трусоватым хамом, способным злоупотребить своим служебным положением, но чтоб он пошел на крупное дело… Надо поподробнее расспросить Ягу насчет этих шамаханов. Что-то здесь нечисто… Боярин Мышкин никак не тянет на главу серьезной группировки. Дьяк? Тоже замешан в этом деле по уши, но крутым авторитетом не выглядит. Казначей мертв. Других подозреваемых у нас нет. Значит, все по-прежнему крутится в этой тройке.
Баба Яга встретила меня оханьем и аханьем по поводу нарушения моего режима питания. Сил спорить просто не было…
– Никитушка, сейчас же мой руки да за стол! Пока не откушаешь – никаких разговоров. Даже слушать не буду, не спорь со старухой!
– Слушаюсь! – козырнул я. – Одна просьбочка, бабуля, пока я ем, расскажи-ка мне все, что тебе известно про магический камень хризопраз и конкретно о шамаханах.
Яга быстренько заставила скатерть, села напротив, глядя на меня самым сострадательным взглядом. Несмотря ни на что, свой рассказ бабка начала, лишь когда я основательно наелся.
– Сперначала давай о шамаханском царстве поговорим. Городище ихний, Сарай называется, от нашего государства не слишком далеко, верст за сто. Орды их по всем степям кочуют, грабят, убивают, разбойничают… Внешне они дюже на печенегов или хазаров похожи, только еще злее и хитрее. Нападают на деревни, когда мужики в поле. Стариков режут, девиц да жен молодых с детьми – в полон угоняют. А что не могут с собой увезти, то жгут без жалости. На наше Лукошкино давно зубы точат. Приступом взять не смогут, стены высоки, стрельцы не из трусливых, да и жители, случись что, в стороне не останутся.
Неторопливо прихлебывая липовый чай, я вкратце обрисовал все, что мы обнаружили в мышкинском овине. Бабка здорово помрачнела:
– Дык… ведь это ж заговор, Никитушка! Нужно срочно царю доложить.
– Стрельцы с докладом уже там. Жена боярина, некая Меланья Карповна, утверждает, что ее муж рано утром ушел с деловым визитом к дьяку Филимону. Но ни у дьяка, ни у царя, ни на базаре, ни в церкви его не было. Вышел из дома и… все, исчез.
– Темное дельце. Ну, а ты что?
– Объявил его в розыск. Стрельцы весь город перелопатят, им даже примет не надо, боярина и так любая собака знает. Меня больше интересует другое. Сегодня за чаем Горох выдал мне забавную историю о перстне с хризопразом. Эта вещица была в составе приданого его матери. Перстень якобы должен обладать некой магической силой. В чем конкретно она выражается, царь не знает, но мы оба склонны предполагать, что именно из-за этого его и украли.
– Сама я о том перстеньке ничего не ведаю, но поспрошаю. На вечерней заре выйдем во двор, поговорим с кем надо, глядишь, чего и вызнаем. А сам-то, милок, как думаешь дальше быть?
– Дождусь Митяя и ближе к ночи устрою обыск дома дьяка. Возможно, найду недостающие улики, без этого мозаика никак не хочет складываться. Я подозревал, и вполне логично, что все трое запускали лапы в государственные средства. Вероятно, боярин, чувствуя себя наиболее значимой фигурой, неожиданно решил хапнуть побольше. Его жена тратит немало денег на свои наряды, да еще и щедро награждает бравых молодцов за небольшие, но приятные услуги. Казначей Тюря быстро понимает, что к чему, и начинает шантажировать гражданина Мышкина. В результате развития следствия боярин теряет голову и, связавшись с шамаханами, натравливает одного для поджога нашего терема. Другие, выбрав время, убили казначея и подбросили ему сундучок, находящийся в розыске. Сам Мышкин советуется с Филимоном и пишет на меня донос. Поняв, что это не сработало, он ударяется в бега. Шамаханы как-то проникают в город и готовят подземный ход за стену на задворках боярского подворья.
– Я разобью энту твою версию за пять минут на куски-осколочки, плюну и в пыль разотру! – гордо подбоченилась Баба Яга.
Мне осталось только сокрушенно пожать плечами. Если бы свою теорию разбивал я сам, то наверняка справился бы еще быстрее…
Под вечер заявился Митяй с докладом. Дьяк Филимон вышел из дому на рассвете, до обеда крутился на государевом дворе, и Митька бдил за ним через щели в заборе. Когда отряд стрельцов под моим командованием отправился на арест к Мышкиным, дьяк выждал полчаса, вышел из ворот и вплоть до самого вечера шнырял по городу.
